— Я возьму парочку? — Я повернулся к доктору, уже сжимая в каждой руке по пирожку.
— Почему бы и нет? — не отвлекаясь от процесса, пожал он плечами. — Налей ещё себе молока и перекуси, пока я не закончу.
Потом я взял ещё пирожок. И ещё два. Но они были такие вкусные — с мясом, румяные, хрустящие! Даже если доктор и подглядывал за мной, протестов я не услышал.
Наконец мой временный «повелитель» стряхнул тонко порубленную зелёную массу в кастрюлю с водой, вытер руки полотенцем и подошёл ко мне. Я в свою очередь слез со стола, на котором успел примоститься на время поглощения пищи. Знаю, нехорошо сидеть на столе, но это так удобно!
— Для начала давай познакомимся. Моё имя — Гизариус, я, как ты, наверное, уже догадался, лечу людей и животных, когда в том возникает необходимость.
— А когда не возникает, что вы делаете? — Я нарочито широко раскрыл глаза.
— Выдастся свободная минутка — расскажу, — усмехнулся доктор. — Позволь теперь узнать твоё имя.
— Джерон.
— А дальше?
— Что, должно быть ещё с десяток громких имён?
— А род занятий?
— Ещё не определился. — Я хотел широко улыбнуться, но щека плохо отреагировала на эту попытку, только уголок рта дрогнул. Представляю, какая милая получилась улыбка…
Доктор протянул руку и провёл пальцами по моему лицу.
— Всё-таки не помогло…
— Не переживайте так! Поскольку я и ранее не отличался неземной красотой, то этот недостаток как-нибудь переживу.
— И всё равно я попробую…
— К чему? Если бы вы избавили меня от самого клейма, это имело бы смысл, а так… Не тратьте время зря.
— Как знаешь, — качнул головой доктор. — Я останусь при своём мнении.
— Как вам будет угодно, — хмуро согласился я.
— Что ты умеешь делать?
— Считайте, что ничего.
— Позволь, но насчёт письма и чтения…
— Ах, это… Грамоте я обучен.
— Ты так недовольно это сообщаешь…
— А чем гордиться? Лучше бы меня научили чему-то полезному…
— Резать людям глотки? — спросил он с живым интересом.
— Я не считаю это полезным, — холодно ответил я, не добавляя, впрочем, что как раз этому ремеслу меня пробовали учить. С переменным успехом.
— Человек с правилами? — усмехнулся доктор.
— С одним.
— И каким же?
— Я пока не сформулировал точно. Вот лет через двадцать, когда буду старым и больным и настанет время для философских измышлений…
Доктор понял, что я над ним издеваюсь, и усмехнулся:
— Ладно, оставим эту тему… Ближе к осени для тебя найдётся весьма увлекательное занятие. — Он широким жестом обвёл кухню. — Видишь эти травы? Их нужно будет рассортировать, упаковать должным образом и составить подробную опись.
— И много у вас… сена?
— Не очень, — усмехнулся доктор. — По всему дому да ещё в дворовых пристройках.
— Я работы не боюсь. Надеюсь, что и она отнесётся ко мне благосклонно, — отшутился я в ответ на выпад.
— Отрадно слышать. — Он не обиделся. — Я бы поручил тебе и заготовку, но…
— Даже не думайте, — поспешил предупредить я. — Никогда не увлекался составлением гербариев, и если вы хотите получить от меня более-менее разумные результаты, вам придётся либо объяснять, либо…
— У меня есть чудесный рукописный «Травник» в нескольких десятках томов. — Доктор расплылся в улыбке. — Будешь изучать в свободное время.
— А что я буду делать в «несвободное» время? — сердито нахмурился я. Возможно, он и считает возню с травками необременительной, но мне вгрызаться в толстенный справочник — худшее наказание. Особенно если от предмета изучения меня воротит…
— Пока точно не знаю, — пожал плечами доктор. — Впрочем, для начала ты мог бы прибраться в доме… Да и двор, чего греха таить, нуждается во внимании. Так что ты мог бы, например, вымыть террасу.
Что ж, занятие не из самых «благородных», но вполне приемлемое. Я выяснил, какое из вёдер мне можно позаимствовать для мытья полов, получил на руки мочалку из колючих то ли веток, то ли ошмётков тростника, склянку с мутной жидкостью — настой мыльнянки, так, что ли, он называется? — и пошёл на свежий воздух.
Двор был небольшой, давно не метённый, но не такой уж заброшенный. Усадьба лекаря включала в себя двухэтажное здание и два низеньких флигеля, крыльями расходящихся в стороны. За правым флигелем располагался огород, граничивший с опушкой леса, за левым — луг, спускавшийся к реке. Широкая дощатая терраса шла почти вдоль всего дома, свободным оставался только небольшой участок правого флигеля. М-да, фронт работ внушительный. Ну что, попробуем навести красоту хотя бы на дворе, если уж на собственных душе и теле я поставил жирный крест? Попробуем!
Колодец нашёлся на границе огорода и двора — ну и правильно, идти недалеко и оттуда и отсюда. Рядом с колодцем была установлена громоздкая лохань для набора воды. Несколько минут я потратил на раздумья: таскать по одному ведру прямо из колодца или сразу налить несколько «про запас»? После долгих и мучительных умозаключений был одобрен второй вариант действий. Почему? Я не так уж силён, и когда наползаюсь по полу, согнувшись в три погибели, вряд ли буду в состоянии крутить тяжёлый ворот…
…На десятом ведре я решил приостановиться. Лохань не была заполнена и наполовину, но для моего задания такого количества воды более чем достаточно. А если не хватит на ополаскивание, я как-нибудь пересилю себя и наберу ещё пару вёдер…
А ещё воды хватило для того, чтобы я, мельком заглянув в её трепетное зеркало, имел удовольствие увидеть своё отражение — не самое чёткое, но заставившее меня схватиться обеими руками за край лохани, потому что колени предательски задрожали. Наступил тот самый роковой миг, когда я в полной мере осознал, что произошло. После выхода из Нэгарры я был слишком увлечён трепотнёй с самим собой и опьянён неожиданной отсрочкой смертного приговора, но теперь… Разглядывая печать преступника на своём лице, можно было наконец-то расставить все упрямые факты по полочкам шкафа сварливой памяти и заняться копанием в груде нелепых и бесполезных оправданий… Фрэлл, и как ведь чётко вышло клеймо! До мельчайшей чёрточки! Щека немного припухла, но боли нет — наверное, доктор что-нибудь прикладывал или чем-нибудь мазал. И на том спасибо… Если отрастить волосы подлиннее и зачесать на бок, тогда узор можно будет полностью прикрыть. Да и сейчас длины волос почти хватает для «маскировки»… Но почему такой жуткий цвет? Впрочем, я слишком редко встречал жертв «королевской милости»,[6] чтобы знать наизусть все оттенки и начертания. Ярко-синий узор почти во всю щёку. Я ненавижу этот цвет! Я ненавижу человека, который смотрит на меня с поверхности воды! Я ненавижу! Пальцы судорожно сжались, ногти впились в мягкое дерево…
Успокойся, Джерон, ничего нельзя изменить.
Да, я знаю, но почему я должен всё это терпеть?
Потому что ты ошибся.
Но разве я заслуживаю ТАКОГО?
Может быть, ты заслуживаешь и худшего. Правда, трудно придумать что-то ещё более суровое в качестве наказания для тебя. И вообще, Джерон умер. Умер, призвав Нэгарру. А тот, кого ты видишь в зеркале воды, — трус и слабак, не сумевший довести начатое дело до конца. Бездомный бродяга, презираемый людьми и нелюдью. Вот кто ты. У тебя больше нет пути назад, если, конечно, ты не хочешь умереть от стыда под градом насмешек со стороны своих… Впрочем, Магрит вряд ли будет смеяться. Скорее, она тихо вздохнёт и посмотрит укоризненно. Как мне бывало больно от такого её взгляда! А вот за Майрона я спокоен — он мне спуску не даст, приложит все усилия, чтобы я ни на мгновение не забывал о своём позоре… Нет, я не вернусь. Я им не нужен. Я вообще никому не нужен. Кроме одного-единственного человека. Человека, который купил меня — правда, предварительно продав в рабство — за пять золотых монет. Он был серьёзен и спокоен. Он не шутил. Не знаю, что тебе нужно от меня, Мастер, возможно, ты просто угадал мой маленький секрет и намереваешься использовать его в корыстных целях… Пусть так. Но пока этого не произошло, я буду держаться за ниточку, которая связывает меня с жизнью. Я буду держаться за своё любопытство. И узнаю ответ на эту загадку! Клянусь! А потом… Потом посмотрим…
Мыльный настой имел самый приятный аромат. То есть практически ничем не пах. И замечательно, потому что моя невероятная грациозность способствует тому, чтобы стать мокрым до ушей… Кстати, о мокром. Я подумал и снял фуфайку, пристроив её на перилах террасы — погода хорошая, день обещает быть тёплым, можно рискнуть и раздеться. Я поболтал ладонью в ведре, взбивая радужные пузыри, окунул туда мочалку и уже приготовился начать свой «скорбный» труд, когда откуда-то сверху раздался громкий нахальный голос:
— Что это у тебя?
Я поднял голову и застыл с открытым ртом. Надо мной возвышался — да-да, именно возвышался, потому что ничего иного я не могу сказать про человека, у которого свободно могу пройти под мышкой, — рыжеволосый верзила таких пропорций, которые внушали уважение, смешанное со страхом. И как только на свет появляются гиганты? Узор на лице не произвёл на него никакого впечатления, из чего я сделал вывод: либо доктор рассказал истинную причину появления клейма, либо просто попросил не обращать внимания. Ну, хоть здесь проблем не предвидится… Карие глаза буравили мою грудь. Куда всё же он смотрит? Я опустил взгляд и понял причину любопытства: мешочек, подаренный гномкой, всё ещё болтался на мне. Странно, но я так привык к нему, что даже перестал замечать…
— Что это?
— Моя личная вещь. — Я старался говорить исключительно вежливо, на грани подобострастия, потому что не хотел оказаться на койке с переломанными ногами.
— Это же девчачья игрушка! — вполне разумно заявил верзила.
— Это… подарок, — неопределённо ответил я.
— Дай сюда! — Растопыренная пятерня качнулась перед моим носом.
Вы пробовали спорить со стихией? Вот-вот, и мне не хотелось… Я снял с шеи шнурок, на котором висел мешочек, и вложил всё «имущество» в открытую ладонь рыжего.