Лес кончился. Они шли вдоль скалистого берега, среди приливных луж. Гранитные утесы выступали над водой, образуя своего рода волнолом, защищавший остров от самых сильных штормов. Пима начала собирать в ведро оглушенных ураганом крокеров и губанов.
– А рыбы много. Больше, чем я думала.
Гвоздарь опять промолчал. Он смотрел вдаль, на скалы. Между ними что-то белело. И блестело – как стекло, отражающее свет.
– Эй, Пима. – Он тронул спутницу за плечо. – Глянь.
– Какого хрена? – спросила Пима, выпрямляясь.
– Это же клипер? – Он сглотнул и сделал шаг вперед.
Может, обман зрения? Он все ждал, что судно исчезнет. Белые борта, трепещущий шелк, брезент.
– Да, это клипер. Точно.
Пима тихо рассмеялась у него за спиной.
– Нет. Ты ошибся, Гвоздарь. Никакой это не клипер. – И вдруг она бросилась к судну. – Это хабар!
Она смеялась, и этот смех дразнил его. Выйдя из ступора, Гвоздарь ринулся следом по песку. Изо рта вырвался радостный вопль.
Впереди сверкал на солнце белый, как крыло чайки, корпус погибшего судна.
8
Парусник лежал на боку, разбитый, полузатопленный, с лопнувшим хребтом. Но все равно был прекрасен и совсем не походил на ржавые железные корыта, которые ребята разбирали день за днем.
Он был огромен. Такие предназначались для перевозки людей и грузов через Северный полюс, вершину мира, в Россию и Японию. Или через бурную Атлантику в Африку и Европу. Подводные крылья были убраны, но через проломы в углепластиковом корпусе Гвоздарь разглядел механизмы. Огромные моторы, выдвигающие крылья, сложные системы кинематики, гидравлики и электроники.
Палуба была накренена в сторону ребят, на ней стояла пушка Баккела и высокооборотные катушки тросов высотных парусов. Однажды Бапи, будучи в хорошем настроении, объяснил Гвоздарю, как это работает. Пушка выбрасывает парус на сотни метров вверх, тот ловит воздушные течения, которые разгоняют идущий на подводных крыльях клипер. И он развивает скорость больше пятидесяти узлов.
Гвоздарь и Пима резко остановились, глядя на нависающий над ними парусник.
– Норны, какой он красивый! – выдохнула Пима.
Даже мертвый клипер выглядел хищной охотничьей птицей, изломанной и истрепанной, но сохранившей грацию и величие. Он был изящен и грозен, идеальный охотник. Каждый угол выверен, чтобы свести к минимуму сопротивление. Гвоздарь разглядывал верхнюю палубу, высокие борта, стабилизаторы, белые, сверкающие на солнце увечные паруса-крылья. Ни пятнышка грязи или ржавчины. Ни струйки вытекшего масла, хоть и разбит корпус.
Старые танкеры и сухогрузы, которые ребята ломали на берегу, не шли с ним ни в какое сравнение. Они смахивали на мертвых динозавров. Они стали бесполезны без питавшей их нефти. Превратились в огромные трухлявые скелеты, истекающие маслом и токсинами. Вонючие и вредоносные, они были построены в Эпоху Ускорения. Вредоносными они оставались и теперь, после смерти.
А вот клипер, казалось, строили ангелы. Название на носу прочесть не удалось, но Пима разобрала слово, написанное ниже.
– Он из Бостона.
– А ты почем знаешь?
– Я когда-то работала на грузовом судне из Бостона. Там это слово было повсюду, на каждой сраной двери. Я хорошо его запомнила.
– Не помню что-то.
– А, это еще до тебя было. – Она помолчала. – Вот, смотри, первая буква Б, а вот это С, изогнутая такая. Точно.
– Интересно, что с ним случилось?
– В шторм попал.
– Команда должна была знать о нем. У клиперов есть спутниковые говорилки. И большие глаза на облаках. Он не должен был налететь на скалы.
Настал черед Пиме удивляться.
– Это ты откуда взял?
– Помнишь старика Майлза?
– Он же умер.
– Умер. Какая-то зараза в легких. Но он работал коком на клипере, пока его не выгнали. Знал, как там все устроено. Рассказывал, что корпус из такого специального волокна, чтобы скользить по воде, как по маслу. И еще компьютеры, чтобы ровно двигаться. Меряют скорость ветра и течения. И он точно говорил, что узнают о погоде со спутников. Ну вот как в «Лоусон и Карлсон» заранее знали, что будет ураган.
– Может, команда решила, что сможет обогнать шторм? – предположила Пима.
Они долго смотрели на судно.
– Очень большая добыча, – сказал Гвоздарь.
– Ага. – Пима помолчала. – Помнишь, что я пару дней назад говорила? Что нужны и удача, и мозги?
– Ну да.
– Как думаешь, долго мы сможем хранить это в тайне? – Она мотнула головой в сторону берега. – От всех?
– День или два, – прикинул Гвоздарь. – Если нам всерьез повезет. А потом его найдут. Рыбацкая лодка, торговец или другие береговые крысы.
Пима нахмурилась:
– Надо заявить свои права.
– Ну да, конечно, – хмыкнул Гвоздарь, оглядывая разбитый парусник. – Мы не сможем защитить такие права. Его будут искать патрули. Корпораты. «Лоусон и Карлсон» захотят свою долю, как будто они его по-настоящему спасли.
– Да уж, спасение, – перебила его Пима. – Сам видишь, он больше никогда не выйдет в море.
Гвоздарь упрямо покачал головой:
– Не представляю, как оставить его себе.
– Пойдем к маме, – предложила Пима. – Вдруг она поможет.
– У нее своя команда. Если твоя мама станет пропадать, люди заметят. – Гвоздарь оглянулся на берег. – А если и мы завтра не выйдем на работу, нас тоже хватятся. – Он потер больное плечо. – Нам нужны помощники. Вот только ежели наймем кого поздоровее, они решат забрать клипер, едва его увидят.
Пима задумчиво пожевала губу.
– Я даже не знаю, как регистрировать такой хабар.
– Поверь, никто не даст нам его зарегистрировать.
– А как насчет Лаки Страйка? Он же знаком со всеми боссами. Может, прикроет нас от «Лоусон и Карлсон»?
– И заберет себе все. Как и любой другой.
– Он сейчас еду раздает, – напомнила Пима. – Другие так не делают. Не открывают кредит каждому, за кого могут поручиться двое друзей, с условием, что он все вернет, когда возобновится работа.
– Мы для него никто. Ему не нужна ржавая хрень, которую мы собираем.
Гвоздарь с тоской посмотрел на разбившееся судно. Такое богатство! Вот только как прибрать его к рукам?
– Глупо как-то… Мы будто еще кусок медного кабеля нашли. Даже не знаем, что там внутри. Пошли глянем, что ли.
– Ты прав. Давай посмотрим. Может, найдется что-нибудь ценное и совсем легкое, чтобы спрятать. А потом подумаем насчет остального.
– Ага. А вдруг нам положена какая-нибудь награда, если сообщим о находке?
– Награда?
– Я слышал в радиопьесе, в лапшичной Ченя. Получаешь кое-что, если помогаешь кому-то спасти имущество.
– Тогда почему не назовешь это просто долей?
– Ну, там это называлось наградой. – Он сплюнул на песок. – Идем.
Они полезли по скалам к судну. В отлив вокруг корпуса было воды по щиколотку. В лужах плескалось несколько рыб, еще несколько гнило на песке вместе с водорослями. Вблизи клипер показался еще больше. Конечно, не как ржавые глыбы Эпохи Ускорения, но все равно огромный. Пима уцепилась за край пробоины в корпусе и ловко пролезла внутрь – не зря она много лет работала на разборке. Гвоздарь забирался медленнее, хватаясь здоровой рукой.
Судно лежало на боку, так что по нему нужно было ползать, почти как по воздуховодам. Вот уж сюрприз: привычное занятие там, где все должно быть иначе. Гвоздарь оглядывался. Блеск металла, клочья ткани и другой мусор, вонь тухлой рыбы.
– Ничего себе шмотки! – Он пощупал платье, похожее на шелковое. – Посмотри!
Пима пренебрежительно глянула на платье:
– Ну и кому нужны такие тряпки?
Она выбралась на палубу и устроилась у фальшборта. Огляделась, нащупала рядом задвижку люка.
– Камбуз нашла! – спустя минуту прокричала она изнутри и присвистнула. – А ну иди сюда!
Гвоздарь с трудом полез за ней. Камбуз был в жутком беспорядке, все разбросано. Но кое-какие продукты остались на месте, например рис и мука в герметичных контейнерах. Пима начала открывать шкафчики, оттуда градом посыпались осколки стекла и молотые специи. Пима сморщила нос и закашлялась.
– Потише, подруга, – чихнул Гвоздарь.
– Извини. – Она продолжала кашлять.
Открыла дверцу. Оттуда вывалилось мясо, насквозь протухшее от жары. Огромные стейки, каких они в жизни не видывали на берегу. Нахлынула вонь, и оба прикрыли рот ладонью, стараясь не дышать глубоко.
– Тут наверняка был электрический холодильник, – сказал Гвоздарь. – Иначе мясо не сохранилось бы.
– Вот черт! А неплохо они устроились.
– Ага. Неудивительно, что старик Майлз так огорчился, когда его выперли.
– А что он натворил?
– Сказал, что бухал, но я думаю, он торговал наркотой.
Пима заглянула в шкафчик, нет ли там чего хорошего. Тотчас отпрянула, и ее едва не стошнило. Тухлое мясо воняло ужасно. Они пошли осматривать судно дальше.
Первый труп нашли в одной из кают. Мужчина без рубашки, с широко раскрытыми глазами. В животе копошились крабы. Пима отвернулась – в каюте стоял жуткий запах смерти – и снова заглянула. В лужице рядом с головой мертвеца плескались рыбки. Сложно было понять, захлебнулся человек или умер из-за уродливой раны на лбу. Да и какая разница?
– Вряд ли он будет против, – пробормотала Пима.
– Хочешь обыскать? – спросил Гвоздарь.
– У него карманы есть.
– Я не собираюсь его трогать.
– Ой, не ссы, – буркнула Пима.
Она сделала глубокий вдох и наклонилась к телу. Тучей взлетели мухи, зажужжали в горячем воздухе. Пима порылась в карманах брюк. Вела себя она довольно смело, но Гвоздарь видел, что нервничает. Оба слышали разные истории о покойниках. Конечно, где катастрофа, там и погибшие, но все равно было страшно смотреть в мертвые глаза, зная, что человек совсем недавно ходил по палубе, пока его не убил шторм и не отдал во власть пары подростков с берега.
Гвоздарь осмотрел каюту. Большая. На полу разбитая фотография хозяина, в белом кителе с полосами на рукаве. Подобрав, Гвоздарь долго ее разглядывал.