– Никогда о таких не слышали.
– Я ношу фамилию матери, пока не вступлю в права наследства, – объяснила Счастливица и надолго замялась. – А фамилия отца Патель. – И выжидающе замолчала.
Пима с Гвоздарем молчали тоже.
– Патель? – спросила Пима наконец. – «Патель глобал транзит»?
Они с Гвоздарем ошеломленно переглянулись.
– Так ты дочка босса? – уточнил Гвоздарь.
Пима вдруг яростно бросилась к Ните, схватила за плечи и затрясла.
– Ты пьешь нашу кровь!
– Нет!
– «Патель глобал» скупают здесь все сырье, – сказала Пима. – Мы постоянно видим их значок. Их, «Дженерал электрик», «Флюид дизайн» и «Куок LG». Все только и говорят, что надо выполнять норму, чтобы эти сраные скупщики не стали искать других поставщиков. В Ирландии там или в Бангладеш. «Лоусон и Карлсон» даже респираторов нам не дают, чтобы расходы снизить.
– Я не знала. – Нита явно смутилась. – Это приоритет компании… закупать материалы у поставщиков вторичного сырья. Судовая разборка могла бы стать одним из источников. – Она отвела взгляд. – Я никогда особо не следила за этой стороной дела.
– Сраная мажорка. – лицо Пимы окаменело. – тебе повезло, что мы не знали, кто ты такая, когда тебя придавило сундуком.
– Отстань от нее, Пима, – потребовал Гвоздарь. Его тошнило, он устал и чувствовал себя все хуже. – У нас появилась проблема посерьезнее. Гляди. – Он указал на горизонт.
Пима и Нита обернулись. Все трое смотрели на полоску песка, ведущую к берегу, почти сухую. Со стороны берега, где ломали суда, к ним двигалась группа людей, человек восемь-десять.
– Это твоя команда? – спросила Пима. – Твои работорговцы?
Нита не обратила внимания на колкость и вытянула шею, вглядываясь.
– Не вижу.
Она сбегала на клипер и вернулась с подзорной трубой. Навела ее на группу людей.
– Очень много шрамов и татуировок. Ваши?
Пима взяла у нее трубу и посмотрела.
– Ну? – спросила Нита. – Одна из ваших команд?
– Хуже. – Пима покачала головой и передала трубу Гвоздарю.
– Что значит «хуже»? – спросила Нита.
Гвоздарь кое-как взял трубу здоровой рукой и навел на берег вдали. Посмотрел на песок, на лужи морской воды, а потом увидел торопливо идущих людей. Стал вглядываться в лица, ища главного.
– Кровь и ржавь! – тихо выругался он.
– Что такое? – снова спросила Нита. – Кто там?
– Его отец, – вздохнула Пима.
12
Ричард Лопес быстро шагал по песку, с которого сошла вода. С ним было удивительно много людей – тех, что выполняли грязную работу, поддерживая порядок на берегу, когда им за это платили, а все остальное время бездельничали. Каждый щеголял добытыми на судах украшениями, стальной цепью на шее и медной проволокой вокруг бицепсов. Татуировки змеились по коже. Тут были мужчины и женщины, поработавшие тяжелыми утильщиками и сменившие каторжный труд на береговую жизнь с борделями, игорными домами и опиумными притонами.
Гвоздарь смотрел на них, отгоняя ползучий страх, объявший его, как только он увидел ухмыляющееся лицо отца. Он узнал и пару других. Жилистую женщину с суровым лицом, которую все звали Синеглазой и которую Гвоздарь боялся, пожалуй, даже больше, чем отца. При виде второго он даже вздрогнул. Огромный, мускулистый, на полметра выше остальных. Тул, получеловек, – его Гвоздарь последний раз видел у Лаки Страйка. Узнал он и еще одного, Стального Лю, костолома из банды Красных питонов. Каждый из них был опасен.
На руках отца играли татуированные драконы. Он вел сюда всю банду мордоворотов, стремительно шагая вперед и скаля в усмешке желтые зубы. В подзорную трубу он казался таким большим, как будто был уже совсем рядом.
Гвоздарь поежился, и на этот раз совсем не от инфекции, поселившейся в ране.
– Надо прятаться.
– Думаешь, они уже знают, что мы здесь? – спросила Пима.
– Хорошо бы не знали.
Гвоздарь попытался встать, но не сумел. Жестом попросил Пиму о помощи.
– А что не так с его отцом? – спросила Нита.
Гвоздарь состроил гримасу, когда Пима подняла его на ноги. Сложно объяснить, кто такой Ричард Лопес. Примерно как рассказывать об урагане-убийце. Думаешь, что все знаешь и понимаешь, а тут он наваливается на тебя, и все оказывается намного хуже.
– Он плохой, – буркнул Гвоздарь.
Пима закинула его руку себе на плечи и повела его вниз по наклонной палубе.
– Я видела, как он на ринге человека убил, – сказала она. – Свалил с ног, а потом прикончил, хотя все и так кричали, что он уже победил. Раздробил ему голову ногами.
Лицо Гвоздаря одеревенело. Он снова посмотрел на сияющую воду и дальше, на отца и присных. Они быстро приближались. Судя по положению солнца, все уже успели принять утреннюю дозу.
– Если найдут Счастливицу, ей не жить, – сказала Пима. – Твой отец не позволит ей встать между ним и хабаром.
– Сейчас самое время появиться твоим. – Гвоздарь поглядел на Ниту.
Нита покачала головой.
– Слишком рано, – сказала она, даже не посмотрев на горизонт. – Что еще можно сделать?
Гвоздарь и Пима переглянулись.
– Надо валить, – сказала Пима. – Оставить им судно. Тут полно всякого барахла. Может, это их займет и мы сможем сбежать на берег. Вечером или попозже.
Гвоздарь посмотрел на людей, на этом расстоянии похожих на муравьев.
– Даже если вернемся на берег, он все равно будет искать меня.
– Ну, не факт. Он же обдолбанный – может, вообще забыл, что у него сын есть.
Гвоздарь тотчас вспомнил, как отец, будучи под кайфом и сильно разозленный, убил мужика вдвое больше себя. Мгновенно. Остались только разбитая бутылка и кровь на песке. Он резко выдохнул.
– Валим, – сказал он.
– Вы уверены, что сможем спрятаться? – спросила Нита.
– Хорошо бы, – сквозь зубы ответил Гвоздарь, пока девочки помогали ему слезть с борта. – Если они нас поймают… – Он покачал головой.
– Но ведь он твой отец?
– А это без разницы, когда человек под наркотой, – пояснила Пима. – Когда он на «хрустальных горках», даже Гвоздарь его боится.
– «Горки»? Это наркотик?
Пима и Гвоздарь удивленно переглянулись.
– «Хрустальные горки». Не знаешь, что это такое?
Нита пожала плечами.
– «Красный потрошитель»? – спросила Пима.
– «Кровавый камень», – сказал Гвоздарь. – «Железный ветерок». «Похотливая жаба». «Девственное блаженство».
– «Жаба»? – судорожно вздохнув, переспросила Нита.
– Ну, вроде того.
Она в ужасе посмотрела на ребят.
– Но это же для лабораторных крыс! Для бойцов! Полулюдей! Изобретено специально для животных… – Она осеклась. – Я хочу сказать…
– Для животных? – Гвоздарь устало улыбнулся Пиме. – Ну, в общем, да. Мы тут просто стадо, которое делает деньги для боссов вроде тебя.
Ните хватило совести смутиться. Гвоздарь кое-как вышел на берег и посмотрел на кусты, покрывавшие остров. Накатила тошнота. Он протянул руку богатенькой девочке.
– Помоги. Сам не заберусь.
С огромным трудом они поднялись обратно на холм и доползли до своего вчерашнего лагеря. Гвоздарь свернулся клубком на земле, тяжело дыша. У него все болело, одолевала тошнота. В сотне метров виднелся сквозь листву белый корпус клипера. Вскоре послышались радостные вопли и смех людей, набросившихся на добычу. Гвоздарь попытался встать, чтобы разглядеть, но ему было совсем плохо. Колотила дрожь, даром что ярко светило солнце.
– Дайте одеяло, – прошептал он.
Девочки укутали его, но приступы озноба не прекратились. Гвоздарь окоченел, в глаза затекал пот, зубы отбивали дробь.
Отец и его подельники сновали по клиперу с хищной ловкостью павианов.
– Мы в полной жопе, – пробормотала Пима.
Гвоздарь едва мог говорить, так сильно стучали зубы. Он хотел сказать Пиме, чтобы изучила противоположную сторону острова, иначе их не застанут врасплох. Хотел сказать мажорке Ните Чоудхури, чтобы ходила пригнувшись, потому что люди внизу тупые, но хитрые – они будут постоянно оглядываться по сторонам. Довольно скоро им надоест орать о том, какое на них свалилось богатство, и они начнут искать способ его припрятать.
Конечно, надо было уйти до прилива. Глупо было думать, что никто сюда не явится. Клипер слишком большой, он не мог не привлечь внимания. Мелкие стервятники успевают поживиться только до прихода львов, которым и достается львиная доля мяса. А теперь стервятники вынуждены прятаться и ждать, пока львы бродят по судну и смеются, открывая найденные на камбузе бутылки. Они швыряют на палубу серебряные блюда, разбивают о камни фарфоровые вазы и вопят от радости. Даже Гвоздарь с Пимой понимают, что этот фарфор был куда дороже серебра. Но все, что нельзя переплавить, на кладбище судов метра проволоки не стоит. Может, Ричард Лопес со товарищи и правы, что ломают. Может, вообще надо поджечь это долбаное судно, чтобы небо почернело…
Гвоздарь поежился. Он явно сходит с ума. Надо лежать тихо. Он так устал. Надо лежать, отдыхать…
– Надо вернуть тебя на берег, – прошептала Пима.
– Нет, – возразил Гвоздарь. – Тогда они заберут Счастливицу.
– Да и насрать. Пусть прячется, или пусть ее прикончат. Тебе нужно лекарство.
С трудом выталкивая из себя слова, он посмотрел на Пиму так твердо, как только мог. Чтобы поняла.
– Она в нашей команде. Она повязана с нами кровью.
Пима отвернулась. Гвоздарь знал, о чем она думает. Есть команда, испытанная годами работы и дележа добычи, совместными кражами, прикладыванием алоэ к отметинам от ремня Ричарда Лопеса… Люди, которые завоевали свое место каждодневным тяжким трудом ради выполнения нормы.
А есть эта команда, возникшая вчера.
– Пима! – Гвоздарь схватил ее за руку. – Раз уж у меня взгляд смерти, то поверь – нам нужно, чтобы она выжила. И плевать, что она из этих. Она нам нужна.
Пима не ответила.
Нита присела рядом и озабоченно поглядела на Гвоздаря.
– Ему нужен врач.
– Не говори мне, что ему нужно, – отрезала Пима. – Я сама знаю. – Она посмотрела сквозь папоротники на людей на берегу. – Мы не сможем вытащить его по косе так, чтобы они не увидели. А если увидят, то захотят посмотреть, что мы нашли. Мы в ловушке.