И Рис сделал мне лучший подарок из всех, что я когда-либо получала. Да – не модную сумочку и не украшение с бриллиантами, но один его набросок был мне дороже сотни бриллиантов от «Тиффани».
Купить бриллиант может любой. Но никто, кроме него, не смог бы так меня нарисовать – кроме того, он впервые поделился со мной своим творчеством.
– Нормально. – Он пожал плечами.
– Нет, прекрасно, – повторила я. – Серьезно, спасибо. Я сохраню его навсегда.
Даже не думала, что доживу до этого дня, но Рис покраснел. Действительно покраснел.
Я зачарованно наблюдала, как румянец растекается по его шее и щекам, и меня охватило жгучее желание пройти этот путь языком.
Но, разумеется, я не могла этого сделать.
Похоже, он хотел сказать что-то еще, но передумал.
– Не охранная сигнализация, но ее можем оставить на Рождество, – сказал он с ухмылкой.
Я усмехнулась – от его таланта и чувства юмора у меня кружилась голова. Больше всего на свете я любила, когда вечно серьезный Рис шутил.
– Ловлю на слове.
– Спокойной ночи, принцесса.
– Спокойной ночи, мистер Ларсен.
Той ночью я лежала в постели и смотрела на рисунок Риса в лунном свете, сочащемся сквозь занавески. Хотела бы я снова стать той девушкой. Она еще не наследная принцесса, греется на солнце в далеком городке, где никому ее не найти. Но я уже не она.
Возможно, рисунок Риса понравился мне так сильно не только потому, что он был художником, но и потому, что он увековечил ту версию меня, которая ушла навсегда.
Я аккуратно свернула картину и спрятала в потайной угол прикроватной тумбочки.
Принцесса на полставки.
Чтобы взойти на трон Эльдорры, красивого личика мало.
Позвольте прояснить, господин спикер. Я не собираюсь отрекаться, отходить в сторону или передавать свои обязанности кому-то еще.
До сих пор я была пассивной участницей собственной жизни: позволяла другим принимать за меня решения, терпела оскорбления прессы и презрение таких, как Эрхолл.
Хватит. Пора брать все в свои руки.
Политическая жизнь Эльдорры была полем битвы – и вот-вот раздадутся первые выстрелы.
Глава 25Рис
Кто-то однажды сказал, что ад – это другие люди[11].
Они были правы.
В частности, ад – наблюдать, как другие люди скользят по катку, пьют горячий шоколад и строят друг другу глазки, как в проклятом романтическом фильме.
Черт подери, сейчас даже не Рождество. Все куда хуже.
Сейчас – День святого Валентина.
На моей челюсти дернулся мускул, когда послышался хохот Бриджит и более глубокий смех Стефана, и желание кого-то убить – например, блондина, имя которого начинается на букву «с», – усилилось.
С чего вообще может быть такое веселье?
Я не мог представить ничего способного так рассмешить, тем более сказанного святым Стефаном.
У Бриджит и Стефана даже не должно было быть свидания. С вечера бала прошло всего четыре дня. Кто, черт подери, идет на свидание с человеком, которого знает всего-то четыре дня? Нужно проверить биографические данные и провести слежку, чтобы убедиться, что Стефан не тайный убийца-психопат и не насильник.
Я считаю, принцессы не должны ходить на свидания, пока не будут собраны данные о жизни кандидата хотя бы за год. А лучше за пять лет – на всякий случай.
К сожалению, королевскую семью совершенно не волновало мое мнение, поэтому я находился на самом большом катке Атенберга и наблюдал, как Бриджит улыбается Стефану, словно тот избавил мир от голода.
Он что-то сказал, она опять рассмеялась, и его улыбка стала шире. Он убрал с ее лица выбившуюся прядь волос, и моя рука потянулась к пистолету. Возможно, я бы его вытащил, если бы каток не кишел репортерами – они фотографировали Бриджит и Стефана, записывали их на камеры и вели трансляцию их свидания в «Твиттере», словно это были Олимпийские игры.
– Какая милая пара, – проворковала стоявшая рядом журналистка, фигуристая брюнетка в ярко-розовом костюме, от которого рябило в глазах. – Не считаете?
– Нет.
Она моргнула, явно удивленная лаконичным ответом.
– Почему нет? Вы имеете что-то против его светлости?
У нее буквально слюни потекли от предвкушения пикантной истории.
– Я сотрудник, – пояснил я. – У меня нет мнения о личной жизни работодателя.
– Мнение есть у всех. – Журналистка улыбнулась, напоминая акулу, скользящую у поверхности. – Меня зовут Джас. – Она протянула руку. Я не отреагировал, но это ее не смутило. – Если захотите высказать мнение… или что-нибудь еще… – в ее голосе проскользнула игривая нотка, – звоните.
Она вытащила из сумочки визитку и сунула мне в руку. Я чуть ее не выбросил, но из вежливости сунул в карман, даже не глядя.
Оператор Джас что-то сказал ей по-немецки, и она отвернулась в его сторону.
Отлично. Терпеть не могу любопытных людей и пустую болтовню. Кроме того, я был занят – пытался не убить Стефана.
Перед свиданием я проверил его биографию, и на бумаге он чертовски идеален. Сын герцога Гольштейнского, одного из самых влиятельных людей в Эльдорре, – опытный наездник, свободно говорит на шести языках, с отличием окончил Гарвард и Оксфорд, где изучал политологию и экономику. Хорошо проявил себя в благотворительности, а его последние романтические отношения мирно закончились два года назад. В личном общении он показался мне дружелюбным и искренним.
Я его ненавидел.
Не за полученные с детства привилегии, а потому, что он мог свободно прикасаться к Бриджит на публике. Мог кататься с ней на коньках, смешить, убирать волосы с глаз – и не бояться никаких упреков.
А мне оставалось лишь стоять и смотреть, потому что женщины вроде Бриджит не предназначались для мужчин вроде меня.
– Ты никогда ничего не добьешься, маленький говнюк! – выпалила мама, глядя на меня со злобой и ненавистью. – Посмотри на себя. Бесполезный, тощий. Надо было избавиться от тебя, пока я могла!
Я молчал. Когда я возразил ей в прошлый раз, она так сильно избила меня ремнем, что вся футболка пропиталась кровью и я не мог спать на спине несколько недель. Я понял: лучший способ справиться с ее плохим настроением – надеяться, что со временем она забудет о моем присутствии. Обычно это происходило, когда она выпивала половину бутылки.
– Если бы не ты, я бы уже выбралась из этого вонючего города.
Обида накатывала на нее волнами. Мама стояла у стола в полинялом розовом халате и курила сигарету. Бледная, с ввалившимися щеками – ей еще не было тридцати, но выглядела она на все сорок.
Я спрятал руки под мышками и попытался сжаться в комок, а она продолжала ругаться. Был вечер пятницы. Я ненавидел пятничные вечера – впереди ждали целые выходные с мамой наедине.
– Пустое место… ничего общего с отцом… ты меня слушаешь, кусок дерьма?
Я смотрел на трещины в полу, пока они не поплыли у меня перед глазами. Однажды я отсюда выберусь. Так или иначе.
– Я спросила, ты слушаешь? – Мама схватила меня за плечи и встряхнула так сильно, что застучали зубы. – Смотри на меня, когда я с тобой говорю!
Она ударила меня так сильно, что я споткнулся, и от боли зазвенело в ушах.
Мое тело изогнулось, и я не успел сгруппироваться – мне в голову врезался угол обеденного стола, и все почернело.
Я моргнул, и запах старого кетчупа и водки исчез, сменившись запахом свежего льда и удушливых духов Джас.
Подъехали Бриджит со Стефаном, и папарацци совсем обезумели.
Щелк. Щелк. Щелк.
– …на какое-то время, – сказал Стефан. – Но с удовольствием встречусь с тобой снова, когда вернусь.
– Куда-то собираешься? – уточнил я.
Я не имел права вмешиваться в их разговор, но мне было плевать.
Стефан бросил на меня испуганный взгляд.
– Да. Вчера моя мама упала и сломала бедро. Она в порядке, но будет восстанавливаться в нашем доме в Преории. Ей одиноко – отец останется здесь на парламентскую сессию, – так что я побуду с ней, пока она не поправится.
Он ответил очень любезно, что разозлило меня еще сильнее. Чем сложнее было его ненавидеть, тем больше я ненавидел.
– Очень печально, – сказал я.
Стефан молчал, явно не понимая, как трактовать мой тон.
– Надеюсь, она скоро поправится. – Бриджит посмотрела на меня с легким упреком. – А теперь горячий шоколад…
Она повела его к прилавку с шоколадом на другом конце катка, оставив меня наедине с кипящим внутри гневом.
Должность постоянного телохранителя Бриджит предполагала, что мне придется смотреть, как она встречается с другими людьми. Я понимал, что это мой крест.
Просто не ожидал, что все случится так скоро.
Она ходила на свидания в Нью-Йорке, но там все было иначе. Ей не нравился ни один из парней, и она не планировала выходить замуж.
К горлу подступила желчь.
К счастью, вскоре свидание закончилось, и я затащил ее в машину прежде, чем Стефан успел выкинуть какую-нибудь глупость вроде поцелуя.
– Восстановление сломанного бедра занимает от одного до четырех месяцев, – сказал я, пока мы ехали во дворец. – Не повезло его светлости. Как не вовремя.
Сама судьба не благоволила их паре. Иначе она не оттолкнула бы Стефана сразу после встречи с Бриджит.
Я никогда не верил в судьбу, но, возможно, придется отправить ей большую открытку с благодарностью. И даже добавить немного конфет и цветов.
Бриджит не попалась на приманку.
– На самом деле все складывается идеально, – сказала она. – Я тоже уеду из Атенберга на несколько недель.
Я глянул на нее в зеркало заднего вида. Вот это новости.
– Это еще не точно, не смотри так, – сказала она. – Я предложила отправиться в тур доброй воли по стране. Познакомиться с местными и малым бизнесом, узнать, что они думают и какие у них проблемы. Меня много критикуют за то, что я не знаю ситуацию в Эльдорре, и отчасти эти упреки справедливы.