Я НЕ МОГЛА ДЫШАТЬ. Вокруг шеи сжалась ладонь, и я била руками и ногами, отчаянно пытаясь ее сбросить.
– Хватит, – пыталась сказать я. – Прошу, хватит.
Но не могла. Рука сжимала слишком сильно.
В глазах все расплывалось от слез. Из носа текли сопли.
Я умирала. Умирала… умирала…
Ахнув, я проснулась. Промокшее от пота одеяло слетело с тела, и я принялась озираться, уверенная: в комнату кто-то проник. В углах сгустились тени, и зловещие бледно-голубые оттенки сумерек струились сквозь белое кружево занавесок на окне.
Но в комнате никого не было.
– Это был сон, – прошептала я, и мой голос прогремел в тишине как выстрел. – Просто сон.
Не такой, как я вижу обычно. Я была не под водой. И не кричала. Но я была в ужасе – и мне уже давно не было так страшно.
Потому что мои сны никогда не были просто снами – они были воспоминаниями.
Самые жуткие «сны» всегда посещали меня дома. Возможно, из-за пруда на заднем дворе. Это был другой пруд, но все же пруд.
Лучше бы моя семья не любила пруды так сильно.
Я глянула на часы, и по спине пробежали ледяные мурашки. 4:44 утра. Опять.
Мне хотелось выбежать в коридор и броситься в объятья Алекса. С ним было безопасно. Даже кошмары стали менее сильными и частыми с тех пор, как мы начали спать вместе каждую ночь, – я прижималась к нему, и он обнимал меня, даря защиту. Я хотела вылечить его бессонницу, чтобы он получал по ночам заслуженный покой и отдых, но маленькая, стыдная часть меня радовалась, что он бодрствовал и присматривал за мной в долгие часы между закатом и рассветом.
Возможно, он не спал, но на всякий случай я заставила себя остаться на месте. Не хотела рисковать двумя или тремя часами его драгоценного ночного сна.
Я залезла обратно под одеяло и попыталась задремать, но кожа зудела, и что-то звало меня на улицу. Я сопротивлялась так долго, как только могла, пока сумерки не перетекли в рассвет.
7:02 утра. Более подходящее время для пробуждения, чем 4:44.
Я переоделась в толстовку и штаны для йоги, засунула ноги в пушистые тапочки и прокралась по тихому дому на задний двор. Воздух пах чистотой и свежестью, и над прудом висел легкий туман, создавая атмосферу загадочности.
Зуд на коже усилился. Зов зазвучал громче.
Я подошла к пруду, перебирая тапками по мелкому гравию зоны барбекю, сделанной папой для летних сборищ. Капли росы покрывали пустую деревянную мебель, и угольный гриль смотрелся печально и одиноко, брошенный и ненужный до Дня поминовения.
Мои выдохи вылетали изо рта крошечными облачками. Оказалось холоднее, чем я ожидала, и я не останавливалась, пока не дошла до края пруда – достаточно близко, чтобы вдохнуть аромат влажной земли под ногами.
Кажется, я пришла сюда впервые в жизни.
Я избегала его, пока росла, заходя не дальше зоны для барбекю. И даже там настолько нервничала, что ускользала в разгар вечеринки в ванную комнату, чтобы успокоиться.
Я сама не знала, что заставило меня выйти сегодня утром, но пруд манил, словно песня сирены, убеждая приблизиться, – словно пытался рассказать мне секрет, не предназначенный для остальных.
После наших с Алексом уроков я стала чувствовать себя возле воды увереннее, но меня все равно потряхивало от тревоги, когда я думала о зыбких глубинах перед собой.
Дыши глубоко. Ты в порядке. Ты на твердой земле. Пруд не сможет подняться и утащить тебя…
Вдалеке сработала автосигнализация, и я замерла, позабыв про все техники релаксации – мой ночной кошмар разворачивался при свете дня.
Я подняла еще один камень. Гладкий и плоский, идеально подходящий для кругов. Я замахнулась, чтобы его бросить, но почувствовала сладкий цветочный аромат – мамины духи – и отвлеклась.
Я промахнулась, и камень упал на землю, но мне было все равно. Мамочка вернулась! Теперь мы могли поиграть.
Я повернулась с широкой, беззубой улыбкой, но внезапно меня толкнули. Я полетела вперед, упала с мостков, и мой крик поглотила вода, хлынувшая в лицо.
– Ава? – Мое оцепенение прервал встревоженный голос отца. – Что ты здесь делаешь?
Совсем забыла. Он приходил сюда на зарядку каждое утро, в любую погоду. Папа свято чтил утренние ритуалы.
Я повернулась, пытаясь сбежать от вспыхивающих в голове образов, но они не останавливались. Старые кошмары. Новые откровения.
Нет. Нет, нет, нетнетнетнетнетнет.
Золотое кольцо отца блеснуло на свету, и я увидела лицо папы.
Я закричала.
Глава 28
Алекс
Что-то было не так.
Я чувствовал это нутром, подъезжая к дому, – моя интуиция била тревогу.
Ава пялилась в одну точку – с бледным лицом и невидящими глазами. Она впала в это состояние наутро после Дня благодарения, когда отец нашел ее у пруда и она закричала так громко, что я очнулся от своего недолгого сна. Я поспешил на улицу, проигрывая в голове множество ужасающих сценариев и коря себя за то, что оставил ее одну. Что ее подвел.
Но я обнаружил ее живой и невредимой – во всяком случае, физически. Отец пытался ее успокоить, и от тревоги его лицо покрылось морщинами, пока она дрожала на ветру, словно листик, и по ее лицу струились слезы. Она отказалась говорить нам, в чем дело, и лишь через несколько часов призналась, что испугалась пруда. Она сама не знала, зачем туда пошла, но аквафобия проявилась не сразу.
Чушь.
Теперь Ава могла без паники зайти в бассейн, и она вела себя совершенно спокойно, когда мы ездили к водоемам. Нет, нечто другое напугало ее до такой степени, что она заорала на весь дом, и когда я узнаю правду, я достану причину ее страха из-под земли и разорву голыми руками.
Я привел ее к себе, уложил на диван, накрыл пледом и сделал горячий напиток. Я выключил электричество, уезжая на выходные, и в доме стоял жуткий холод.
– Горячий шоколад с овсяным молоком и тремя зефирками, – я протянул Аве напиток, стараясь вести себя расслабленно. – Как ты любишь.
– Спасибо, – она обхватила чашку руками и стала смотреть, как тает зефир, но не притронулась к напитку.
В нормальном состоянии она бы уже выпила половину чашки. Она любила горячий шоколад. Больше всех остальных атрибутов зимы.
Я взял ее за подбородок и повернул к себе.
– Скажи, кого или что мне нужно уничтожить, – прорычал я. – Что случилось дома у твоего отца?
– Я же сказала, ничего. Просто пруд, – Ава выдавила горькую улыбку. – Ты не можешь уничтожить пруд.
– Если придется, я осушу каждый чертов пруд и океан на свете.
Из ее глаза выкатилась маленькая кристальная слеза.
– Алекс…
– Я серьезно.
Я вытер слезу большим пальцем. Сердце неистовствовало в груди, как рычащий зверь, разъяренный ее страданиями и мыслью, что в мире есть нечто, посмевшее причинить ей боль. Лицемер, прошептала моя совесть. Жестокий, эгоистичный лицемер. Посмотри. Подумай о содеянном. Я стиснул зубы и проигнорировал насмешливый голос в голове.
– Я бы сделал это ради тебя, – я поцеловал то место, куда упала слеза. – Я сделаю ради тебя что угодно. Даже самое невозможное.
По ее телу пробежала дрожь.
– Я знаю. Я тебе верю. Больше, чем кому угодно еще в этом мире.
Если бы она только знала, пропело мое сознание. Если бы она только знала, что ты за человек. Она бы не приблизилась к тебе даже на десять метров, не говоря уже о доверии.
Заткнись.
Отлично. Теперь я веду молчаливые беседы с воображаемым голосом.
Как пали сильные.
– Я даже не знаю… правда ли это, – прошептала Ава. – Я могла все придумать.
Я так сжал пальцы, что побелели костяшки.
– Придумать что?
– Я… – Она сглотнула, блуждая взглядом. – Мои детские воспоминания. Они вернулись.
Признание ударило и сбило меня с ног, как грузовой поезд.
Я ожидал услышать от нее что угодно, но только не это.
Вытесненные воспоминания обычно возникают в результате травмирующего события и могут восстановиться, если человек сталкивается с триггером – звуком, запахом или событием. Но Ава была дома, она там выросла. Что могло послужить триггером на Дне благодарения? Пруд?
– Ладно, – я говорил спокойно и ровно. – Что ты вспомнила?
У Авы задрожали плечи.
– Не все. Но я вспомнила день, когда… Когда чуть не умерла.
Меня бросило в жар, потом в холод. Чуть не умерла. Если бы она умерла, если бы ее больше не было в этом мире…
Невидимая петля вокруг моей шеи затянулась; по спине поползла крошечная капелька пота.
В той истории не было моей вины. Она случилась задолго до нашего знакомства, но все же…
Я задышал тяжелее.
– Я играла возле пруда, – она облизала губы. – Там были мостки, выходящие на середину. После Происшествия – так я называю случившееся – папа их убрал, но до развода родителей мы постоянно проводили там время. Папа уехал, и мама впала в депрессию. Теперь я понимаю, что развод проходил очень тяжело, с криками и угрозами. Я была слишком маленькой и не понимала, из-за чего они так сильно злились. Иногда мне казалось, они вот-вот друг друга убьют. Вообще, мама перестала водить меня на пруд, но однажды… отвела. Мы играли на помосте, а потом закончился крем от солнца. Мама очень серьезно относилась к таким вещам – говорила, это самое важное для нашей кожи. Я не хотела отвлекаться от игры и с ней не пошла, а она взяла с меня обещание не шалить и побежала в дом. Всего на несколько минут.
Ава водила пальцем по краю чашки, ее устремленный в пустоту взгляд говорил о погружении в глубины воспоминаний.
– Я послушалась. Я не шалила. Разглядывала рыбок, бросала в пруд камни – мне нравились круги на воде. Я ждала, когда она вернется, и мы снова сможем играть. Кошмары о том дне преследовали меня всю жизнь, так что кое-что я уже помнила. Как она ушла и как вернулась, и как я упала в воду. Только… – Она глубо