В животе заурчало, и я глянула в сторону плиты.
– Может, у тебя найдется вторая тарелка? – спросила я с надеждой. – Умираю от голода.
– Не-а. – Он сунул в рот кусок бекона. – Тут только одна порция. Приготовь я тебе завтрак, это слишком напомнило бы свидание, а ты уже нарушила правила, оставшись на ночь. Из-за тебя мне пришлось спать на диване. Но можешь доесть за мной остатки.
У меня упала челюсть.
– Ты серьезно?
Изумление стерло последние остатки сна. Разумеется, я не имела права на завтрак, но весьма невежливо есть у меня на глазах, даже не предложив тарелку.
– Похоже, что я шучу?
– Похоже, что ты в двух секундах от медленной, мучительной смерти, – прорычала я. – Здесь много ножей, и я знаю, как ими пользоваться.
– Так используй их и приготовь что-нибудь сама. – Джош продолжал есть как ни в чем не бывало.
У меня дернулся глаз. Ох, какой же он… какой… тьфу!
– Ну ты и придурок.
– Помнится, вчера вечером ты называла меня так же. – Он отпил кофе. – Прямо перед тем, как я оттрахал тебя до полусмерти. Кажется, тебя привлекают придурки, Рыжая.
Меня бросило в жар.
– То было вчера вечером. Это – сейчас. И я не собиралась ночевать, – огрызнулась я, ненавидя его за правоту. – Я просто уснула.
– Да, это и значит переночевать, – медленно сказал Джош. – С такими ораторскими навыками ты быстро выиграешь все дела. – Он встал, вытер рот салфеткой и выбросил ее в мусорку. – Я в душ. Смена начинается через час. – Он кивнул в сторону тарелки. – Если хочешь, ешь.
Я нахмурилась, глядя ему вслед.
Гордость требовала уйти, но голод, как всегда, пересилил все.
Я придвинула тарелку к себе и обнаружила, что она почти полная. Джош съел всего несколько кусочков бекона. Странно. Обычно он ест как не в себя. Я видела, как он расправился с двойным бургером, большой картошкой фри, двумя хот-догами и шоколадным коктейлем меньше чем за двадцать минут.
Для врача он питался ужасно.
Я осилила половину тарелки и вернулась в спальню переодеться. Платье казалось ужасно неудобным по сравнению с мягкой футболкой, но я поборола желание похитить одежду Джоша. Так поступают девушки, а я, боже упаси, не его девушка.
Когда я собралась, Джош все еще был в душе.
Я думала дождаться его и попрощаться, но почувствовала себя слишком неловко – в итоге я отправила ему сообщение и тихо выскользнула за дверь.
Едва я села в такси, на экране появилось новое сообщение.
Никакого текста, только изображение. Точнее, кадр. Я стою на коленях, и…
Я быстро его удалила, но съеденные бекон и яйца встали поперек горла.
Макс.
Я отвлеклась от мыслей о нем, пока была с Джошем, но теперь тревога из-за прошлой ночи вернулась вместе с волной тошноты.
Я точно знала, зачем он прислал фотографию. Чтобы изводить меня и напоминать о своем темном, зловещем присутствии в моей жизни. Это был его почерк. Он играл с людьми, пока те не сходили с ума и не делали за него всю грязную работу.
Я закрыла глаза, пытаясь расслабиться, но в машине пахло приторным освежителем воздуха, и от этого затошнило еще сильнее.
Мне хотелось отмотать время назад и заморозить, чтобы навсегда остаться в спасительном забвении дома у Джоша, но в резком свете дня от правды не спрятаться.
Оставалось надеяться, что «услуга», о которой попросит Макс, окажется выполнимой… иначе моя привычная жизнь закончится.
Глава 25Джош
Дождался ли я ухода Джулс, прежде чем выйти из душа, словно трус? Возможно.
Но лучше быть трусом, чем все утро прокручивать в голове неудобное прощание. Наша договоренность должна была предотвращать такие неловкости, установив четкие границы и ожидания, но, разумеется, погода испортила все в первую же ночь.
Если я когда-нибудь попаду на небеса, мне предстоит долгий и тяжелый разговор с Богом о совпадениях.
Приехав в больницу, я по-прежнему злился на себя, что позволил Джулс переночевать, но хаос в отделении быстро прогнал любые мысли о личной жизни.
Удары. Ножевые ранения. Сломанные руки, ноги, носы и все остальное. Они заполонили отделение густым потоком, и рабочая неделя после «Гиацинта» оказалась настолько безумной, что у меня не оставалось времени переживать из-за сексуального договора с лучшей подругой младшей сестры.
Мы с Джулс все же устроили несколько быстрых встреч, и к счастью, ни одна не закончилась ночевкой или объятиями. Но большую часть времени занимала работа.
Большинство людей не согласилось бы на такую нагрузку, но мне нравилась интенсивность – пока не настал Тот Самый День.
На работе бывали хорошие дни, плохие и Те Самые Дни – с большой буквы. Хорошие дни – когда я уходил, зная, что правильно вмешался в нужный момент и спас чью-то жизнь. В плохие дни бывало всякое – от агрессивных пациентов до происшествий с массовыми жертвами в момент, когда на дежурстве находились только я, мой куратор и несколько медсестер.
И еще бывали Те Самые Дни. Они наступали редко, но когда это случалось…
Они просто опустошали.
Писк прямой линии на мониторе пронзал череп и смешивался с ревом в ушах. Я смотрел на закрытые глаза и бледную кожу пациентки.
Таня, семнадцать лет. Она ехала домой, когда пьяный водитель врезался в ее машину.
Я сделал все что мог, но этого оказалось недостаточно.
Она умерла.
Была жива, а через минуту ее уже не стало. Вот так просто.
Я судорожно выдохнул. Спустя, как мне показалось, вечность – а на самом деле, едва ли дольше минуты – я поднял голову и обнаружил, что Клара и лаборанты мрачно смотрят на меня. В глазах Клары виднелся слабый блеск, и один из лаборантов громко сглотнул.
Все молчали.
– Время смерти: 15.16. – Это был мой голос, но прозвучал он странно, будто принадлежал кому-то другому.
Я немного помолчал и вышел. Дальше по коридору и за угол, в комнату для родственников, где ждали родители Тани.
Тук. Тук. Тук.
Заглушились все звуки, кроме моих шагов.
Тук. Тук. Тук.
Мне уже приходилось сталкиваться со смертью. В первый год ординатуры я принимал пациента, которому выстрелили в грудь из проезжавшего мимо автомобиля. Из-за полученных травм он умер через несколько минут после прибытия в больницу.
Я ничего не мог сделать; раны оказались слишком серьезными. Тем не менее я вышел из травматологического отделения в уборную и меня вырвало.
Каждый врач рано или поздно теряет пациентов, и каждая смерть становится тяжелым потрясением, но Танина ударила меня прямо под дых.
Возможно, потому что я был уверен, что она справится. А может, потому что она почти не успела пожить.
В любом случае я не мог прогнать из головы рой разрушительных «а если».
А если бы я действовал иначе? А если бы она попала ко мне раньше? А если бы я был лучшим врачом?
А если, а если, а если.
Тук. Тук. Тук.
Мои шаги на мгновение запнулись перед комнатой родственников, прежде чем рука нажала на дверную ручку. Я словно смотрел фильм о самом себе – присутствовал, но не совсем.
Родители Тани увидели меня и вскочили с напряженными от беспокойства лицами. Через минуту беспокойство переросло в ужас.
– Мне очень жаль… мы сделали все что могли…
Я старался говорить сочувственно, профессионально и неравнодушно, но едва слышал собственные слова. Я слышал только жалобный плач матери и гневные крики отца, превратившиеся в судорожные всхлипы, когда он обнял жену.
Каждый звук пронзал грудь невидимым шипом, и вскоре их оказалось так много, что я не мог дышать.
– Моя девочка. Только не моя девочка, – рыдала мама Тани. – Она здесь. Она все еще здесь. Я чувствую.
– Мне очень жаль, – повторил я.
Тук. Тук. Тук.
Не шаги, а грохот разбитого сердца.
Я сохранял стоическую маску, пока не закончились бесполезные слова, а потом оставил семью наедине с горем. Меня ждал еще десяток пациентов, но мне требовалась минута, хотя бы одна минута, чтобы побыть наедине с собой.
Я ускорил шаг и направился к ближайшей уборной. Онемение распространилось от груди к конечностям, но когда я запер за собой дверь, за мягким щелчком замка последовал резкий всхлип.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать – он исходит от меня.
Нараставшее в груди давление наконец взорвалось – я согнулся над раковиной, и меня рвало, пока не зазвенело в ушах и не пересохло в горле.
Безжизненное тело Тани на носилках. Едва не утонувшая Ава в отделении экстренной помощи. Открытые пустые глаза мамы после передозировки таблетками.
Воспоминания слились в жуткий поток.
Меня снова начало рвать, но я не ел уже восемь часов, с начала смены, поэтому ничего не вышло.
Когда позывы утихли, кожа промокла от пота, а голова раскалывалась от напряжения.
Я открыл кран и умылся холодной водой, а потом вытерся бумажным полотенцем. Грубый коричневый материал царапал кожу, и глянув на отражение в зеркале, я увидел слабый красноватый след на щеке.
Фиолетовые пятна под глазами, желтоватый цвет лица, вокруг рта – морщины от напряжения. Жуткий вид.
Боже, мне надо выпить чего-нибудь покрепче. А лучше – взять выходной и напиться.
Я сжал зубы и выкинул скомканную бумагу в мусорку. Когда я вернулся к работе, то уже снова надел маску профессионала.
Я не мог позволить себе такую роскошь, как предаваться горю или себя жалеть. Нужно работать.
– Привет. – Я улыбнулся и протянул руку следующему пациенту. – Я доктор Чен…
Остаток смены прошел без серьезных происшествий, но я не мог избавиться от холодного пота и бешеного сердцебиения.
– Ты в порядке? – спросила Клара, когда я закончил.
– Ага. – Я избегал ее сочувственного взгляда. – Увидимся завтра.
Я направился в раздевалку, не давая ей возможности ответить. Обычно я принимал душ дома, но сейчас мне отчаянно хотелось смыть кровь. Она прилипла к коже, густая и приторная, невидимая ни для кого, кроме меня.