Разрушительная ненависть — страница 42 из 72

Джулс глубоко вздохнула:

– Мама предпочла учебе модельный бизнес, но так и не смогла добиться успеха. Когда родилась я, предложения почти иссякли, и ей пришлось работать официанткой. Мы могли бы жить вполне нормально, но она постоянно тратила деньги, накопив кучу долгов за одежду, макияж, косметологов… Все, что помогало поддерживать внешность. Счета отошли на второй план. В некоторые дни я могла поесть только в школьной столовой и часто возвращалась домой со страхом, что нас выселят.

Я нежно гладил Джулс по спине, но сжал зубы при описании деталей ее детства.

Как, черт подери, макияж и одежда могут быть важнее еды для собственного ребенка?

Но я повидал достаточно всякого дерьма и знал – такие люди существуют. Меня ужасало, что Джулс выросла с одной из них.

– Когда мне было тринадцать, ей удалось привлечь внимание Аластера, самого богатого человека в городе – он пришел в бар, где она работала, – продолжила Джулс. – Через год они поженились. Мы переехали в большой дом, я получала щедрое содержание, и казалось, все проблемы решены. Но Аластер всегда… – Пауза оказалась достаточно длинной, чтобы меня сковал страх. – …смотрел на меня и говорил ужасно неловкие вещи – например, что у меня красивые ноги и мне следует чаще носить юбки. Но он меня не трогал, а я не хотела, чтобы люди подумали, будто я слишком остро реагирую на простые комплименты, поэтому молчала. Но однажды вечером, когда мне было семнадцать, мама уехала на встречу с подругами, а он зашел ко мне в комнату и…

Я замер.

– И что? – Слова вибрировали жутковатым спокойствием – мне не верилось, что они слетели с моих собственных уст.

– Он сказал, мне следует быть благодарнее за все, что он сделал для нас с мамой, а потом заявил, что я должна продемонстрировать ему свою благодарность… ну, ты понял.

Ярость затуманила зрение и окрасила мир в кроваво-красный цвет. Тьма зашевелилась в груди, разворачиваясь медленно и коварно, словно монстр, убаюкивающий жертву ложным чувством безопасности, прежде чем напасть.

– Что случилось потом? – уточнил я по-прежнему спокойно и ровно, хотя сквозь слова проступило острое напряжение.

– Разумеется, я отказала. Крикнула, чтобы он ушел, и пригрозила рассказать маме. Аластер рассмеялся и заявил, что она никогда мне не поверит. И попытался меня поцеловать. Я хотела оттолкнуть его, но он оказался слишком силен. К счастью… – ее губы скривились. – Мама рано вернулась домой и поймала нас прежде, чем он успел… сделать больше. Он солгал, что это я пыталась его соблазнить, и мама поверила. Назвала меня шлюхой за попытку соблазнить ее мужа и выгнала из дома.

Ярость пульсировала внутри все быстрее, расширяясь и усиливаясь, пока не разрушила все моральные принципы.

Я стал врачом, чтобы спасать жизни, но мне хотелось срезать с Аластера кожу, полоску за полоской, и смотреть, как из него вытекает жизнь.

– Мне хватило денег на несколько недель, прежде чем Аластер заморозил счета, – сказала Джулс. – Потом я, эм, начала подрабатывать. А потом поступила в университет, уехала и больше не возвращалась.

– Где сейчас Аластер?

Помоги ему Бог, если я когда-нибудь его найду – я не испытывал ни малейших сомнений по поводу воплощения своей убийственной фантазии в реальность.

Если дело касается монстров, которые охотятся на молодых девушек или тех, кто мне дорог, плевать на закон. Закон не всегда справедлив.

– Умер, когда я училась на первом курсе, – ответила Джулс. – Случился пожар. Тогда я еще следила за происходящим дома – назовем это болезненным любопытством, – и новость попала в местные газеты. Ходили слухи о поджоге, но полиция не смогла найти доказательств, и дело закрыли.

Смерть Аластера должна была меня успокоить, но только разозлила еще сильнее. Меня не волновало, сгорел ли он заживо; ублюдок чертовски легко отделался.

– Мама была с подругами и не пострадала, но оказалось, Аластер оставил ей какие-то гроши, – продолжила Джулс. – Не знаю, куда делась остальная часть состояния, но разумеется, мама спустила все наследство за год. И снова осталась ни с чем. – Ее губы тронула легкая улыбка. – Об этом тоже писали в местных газетах. Когда ты богат, как Аластер, в таком маленьком городке, как Уиттлсбург, все происходящее с тобой и твоей семьей становится достоянием общественности.

У меня на подбородке дернулся мускул.

– И никого не волновало, что семнадцатилетнюю девчонку бросили на произвол судьбы?

– Нет. Горожане распустили слухи, будто я воровала у Аластера деньги на наркотики. Как они пытались мне помочь, но лечение не сработало, они отчаялись и прочее.

Господи Иисусе.

– Самое безумное, что я по-прежнему хотела помириться с мамой, особенно после смерти Аластера. Она была моей мамой, понимаешь? Единственным родным человеком. Я позвонила ей, оставила голосовое сообщение и свой номер. Попросила перезвонить, потому что хотела поговорить. Но она так и не перезвонила. – Джулс крепче сжала кружку. – Это больно ударило по эго, и больше выйти на связь я не пыталась. Но если бы я преодолела собственную гордость…

– В общении всегда участвуют двое. – Часть моего гнева утихла, сменившись глубокой болью за маленькую девочку, которой просто хотелось материнской любви. – Она тоже могла с тобой связаться. Не будь к себе слишком строга.

Честно говоря, у меня сложилось не лучшее впечатление о ее матери, но я решил промолчать. О мертвых либо хорошо, либо никак, и все такое.

– Знаю, – вздохнула Джулс. Горе оставило на ее лбу крошечные бороздки, но она хотя бы перестала плакать. – В любом случае хватит о прошлом. Печальная тема. – Она толкнула мое колено своим. – Из тебя получился бы неплохой психолог.

Я чуть не расхохотался.

– Поверь, Рыжая. Из меня получился бы ужасный психолог. – Я не мог наладить собственную жизнь, что уж говорить о советах другим людям. – Просто мне приходилось работать с неблагополучными семьями, вот и все.

В дверь позвонили.

Я неохотно поднялся с дивана и вернулся с двумя большими бумажными пакетами.

– Утешительная еда, – объяснил я, вынимая контейнеры.

Макароны с сыром. Томатный суп. Чизкейк с соленой карамелью. Ее любимое.

– Я не голодная.

– Ешь. – Я подвинул к ней контейнер с супом. – Тебе еще понадобится энергия. И пей побольше воды, чтобы не было обезвоживания.

Джулс наградила меня легкой улыбкой.

– Настоящий врач.

– Приму за комплимент.

– Ты все принимаешь за комплимент.

– Разумеется. Не понимаю, зачем кому-то меня оскорблять. – Я открыл макароны с сыром. – Я очень милый.

– Обычно очень милым людям не приходится постоянно напоминать об этом всем окружающим.

Джулс сделала крошечный глоток супа и поставила его на стол.

– А я необычный.

Я проткнул вилкой кусок чизкейка и протянул ей. Секунду поколебавшись, она согласилась.

Некоторое время мы ели в дружеском молчании, а потом она сказала:

– Мне придется лететь в Огайо. На похороны. Но в субботу у меня выпускной, и нужно все организовать, а я еще даже не смотрела рейсы. Вряд ли они такие уж дорогие, верно? Но все так срочно. И нужно решить, где остановиться, и еще…

– Дыши, Рыжая. – Я положил руки ей на плечи. Она задышала чаще, взволнованно глядя на меня. – Вот что мы сделаем. Поужинаем, а потом ты примешь душ, а я поищу авиабилеты, отели и похоронные бюро. Как только определимся, разберемся с деталями. И ты не полетишь в Огайо до выпускного. Ты провела на юридическом факультете три адских года, и ты пройдешь по чертовой сцене. Понятно?

Джулс кивнула, слишком ошеломленная, чтобы спорить.

– Хорошо. – Я протянул ей остатки чизкейка. – Ешь. Для меня это дерьмо слишком сладкое.

Когда мы поели, она отправилась в душ, а я продумал логистику поездки. К счастью, авиабилеты в Огайо оказались недорогими, а в Уиттлсбурге было всего две приличных гостиницы, пять отелей типа «ночлег и завтрак» и несколько невзрачных мотелей – выбор невелик. «Гугл» помог отыскать похоронное бюро с хорошими отзывами и разумными ценами.

Когда Джулс вышла из ванной, я уже закончил. Она бегло проглядела варианты и все забронировала.

– Спасибо. – Она села на мою кровать и провела рукой по волосам – по-прежнему потрясенная, но уже чуть бодрее, чем раньше. – Ты не обязан был… – Она указала на компьютер.

– Знаю, но это лучше, чем в десятый раз смотреть какое-нибудь дерьмо по телевизору.

Джулс фыркнула. Ее взгляд упал на открытый чемодан, и глаза округлились.

– Погоди, твоя поездка в Новую Зеландию. Я забыла…

– Только на следующей неделе. Я уезжаю в понедельник.

Мне почему-то стало не по себе. Я так предвкушал Новую Зеландию, но теперь по какой-то причине энтузиазм угас.

– Будет здорово. – Джулс зевнула. На ней была моя старая футболка с логотипом Тайера, а влажные волосы темно-красными волнами спадали на плечи.

Из всех моих любимых зрелищ – памятник Вашингтону на рассвете, краски осенних листьев в Новой Англии, прекрасный вид на океан и джунгли в конце долгого похода по Бразилии – Джулс в моей футболке определенно занимала первое место.

– Отдохни немного, – хрипло сказал я, смущенный странным теплом, разливающимся в груди. – Уже поздно, и у тебя был долгий день.

– Дедушка, еще только девять. – Она снова зевнула.

– Да? Это не я тут клюю носом.

Я закрыл ноутбук и выключил весь свет, кроме прикроватной лампы.

– В кровать. Сейчас же.

– Ты такой властный. Клянусь… – Зевок. – Я не знаю, как… – Зевок. – Люди терпят…

Сонное ворчание Джулс становилось с каждым словом все мягче, и наконец она закрыла глаза.

Я уложил ее под одеяло, стараясь касаться нежно, чтобы не разбудить. Ее кожа казалась бледнее обычного, а кончик носа и глаза слегка покраснели, но она уснула, препираясь со мной. Самый верный признак того, что ей уже лучше.

Я выключил оставшийся свет и забрался к ней в кровать.

Разговор со свадьбы Бриджит так и остался незавершенным. Сохранилась ли наша первоначальная договоренность или трансформировалась во что-то другое? Я понятия не имел. Я не понимал, кто мы друг другу и что происходит. Я не знал, что думает Джулс.