Единственный способ избавиться от загадочных «друзей» Макса и не подставить следующего владельца – продать картину тому, у кого никто не посмеет красть.
Вчера я наконец нашел подходящего покупателя, и мы планировали подписать договор через два дня, когда он вернется из командировки.
Вероятно, тот, кто отслеживал предмет, узнает, что я ее продал, но покупатель пообещал на всякий случай объявить о приобретении.
– Хватит о картине. Даже если Макс не обратится в полицию, мы не можем просто оставить его здесь. – Иначе он рискует умереть от потери крови, а Алекс прав. Я не убийца. Я не смогу спокойно жить, если кто-нибудь погибнет от моей руки.
Позывы к рвоте вернулись.
– Ему нужна медицинская помощь.
Алекс раздраженно вздохнул:
– Ты и Ава. Такие совестливые. Неудивительно, что вы брат и сестра, – пробормотал он. – Хорошо. Я пришлю кого-нибудь о нем позаботиться.
– Позаботиться, в смысле…
Еще один, более глубокий вздох.
– Оказать медицинскую помощь, Джош. Я не собираюсь его убивать. Я едва его знаю.
– Верно.
С Алексом всегда лучше перепроверить.
Он предложил мне принять наверху душ и переодеться в один из его запасных комплектов, пока он разберется с ситуацией.
Когда я вышел, Макса уже не было, а Алекс сидел в гостиной, уткнувшись в телефон.
– Какого черта? У тебя есть волшебные домашние эльфы?
Я опустился рядом с ним на диван.
После душа я почувствовал себя лучше. Не хорошо, но лучше, хотя воспоминания об окровавленном теле Макса будут преследовать меня еще долго.
Я проглотил застрявший в горле комок вины.
– Нет. У меня есть очень компетентная и высокооплачиваемая команда. – Алекс не отрывался от телефона. – Кроме того, ты провел в душе целый час. За это время о Максе успела бы позаботиться и дряхлая старушка.
– Бред. Я был там максимум минут десять.
– Часы говорят иначе.
Я глянул на напольные часы в углу. Он прав. Прошло больше часа.
Я мысленно добавил чувство времени к длинному списку дерьма, о котором следует побеспокоиться.
– Я схожу с ума. – Я закрыл глаза и прижал ко лбу кулак. – Что, черт подери, со мной происходит?
Я чувствовал себя пассажиром, который не знал, что поезд сошел с рельсов, пока не выглянул в окно и не увидел приближающуюся землю.
Я вел прекрасную жизнь – популярный и успешный, с отличной семьей и замечательными друзьями. А потом все вдруг загорелось и остался лишь пепел.
– Если дело в Максе, переживать не стоит. Он кусок дерьма, и виноват сам. Но он выживет. – Алекс глянул в мою сторону. – Ты так и не ответил на вопрос. Тебе лучше?
Мне не хотелось этого признавать, но…
– Да.
Темное облако, которое преследовало меня два года, еще не исчезло, но стало светлее.
– Хорошо. А теперь расскажи про Джулс.
– Господи Иисусе. – Я открыл глаза и мрачно глянул на Алекса. Напряжение вернулось, пронеслось по позвоночнику и превратило мышцы в камень. – Рассказывать нечего, но если тебе интересно, она среднего роста, рыжие волосы, карие глаза…
– Ты чуть не убил человека, потому что он причинил ей боль, – сказал Алекс. – Не оскорбляй меня, делая вид, будто она ничего для тебя не значит.
Я схватился за переносицу, не в первый раз сожалея о своем давнем решении подружиться с сидящим рядом мужчиной.
Но я так долго хранил в секрете свои отношения – прежние отношения – с Джулс, что было бы неплохо это с кем-нибудь обсудить… даже если у него эмоциональный спектр чайной ложки.
– Пообещаешь не рассказывать Аве?
Я еще не готов к этому разговору.
– Обещаю не поднимать этот вопрос, но если она спросит напрямую, я скажу правду. – Алекс пожал плечами. – Извини.
Шансы, что Ава станет спрашивать обо мне и Джулс, крайне низки; она по-прежнему считает, что мы друг друга ненавидим.
Недолго думая, я рассказал Алексу всю историю – от перемирия в клинике и до визита Джулс в отделение экстренной помощи. Когда я закончил, давление в груди успокоилось, а Алекс уставился на меня с недоверием.
– Что?
– Девяносто девять процентов людей – идиоты, – сказал он. – С прискорбием сообщаю: ты один из них.
Я нахмурился:
– Похоже, ты действительно больше не хочешь быть моим другом.
Где поддержка? Утешение? Он бросил ради Авы свою компанию и улетел в чертов Лондон, а я не получил даже сочувствия.
– Если ты так расстроен, могу прислать тебе цветы, – сухо сказал Алекс. – Но сначала вдумайся. Ты – бог знает почему – влюбился в Джулс и обиделся, когда она призналась тебе в собственной лжи?
Я напряг плечи.
– Я в нее не влюбился.
– Ты чуть не убил из-за нее.
– И? Ты убиваешь почти каждый день. В этом нет ничего особенного.
– Не пытайся сменить тему. У тебя получается плохо. – Алекс стряхнул ворс со штанов. – Говоришь, я больше не хочу быть твоим другом? Тогда я дам тебе то, чего ты, по твоим же словам, так жаждешь. Правду.
– Какую?
– Что ты упрямый придурок, который не замечает очевидных вещей.
Напряжение переросло в мигрень.
– Я передумал. Мне не нужна правда.
Алекс продолжил, будто меня и не слышал:
– Возможно, Джулс солгала, но ведь она сама захотела во всем признаться. Если бы она держала рот на замке, вероятно, ты никогда бы не узнал о ее поступке. Единственная причина для подобного признания – желание начать все сначала, а единственная причина начинать все сначала при хороших отношениях – некое осознание.
Проваливай.
Я лю…
Не смей этого говорить. Я сказал, уходи, Джулс. Убирайся к черту!
Сердце колотилось в груди, болезненно стучась о ребра.
– Не буду говорить, в чем заключалось осознание, – сказал Алекс. – Ты достаточно умен, чтобы понять. Но ты сказал, она не признавалась раньше, потому что боялась твоей реакции. Сомневалась, что ты примешь ее сторону. А теперь ответь. Как ты отреагировал, когда она наконец рассказала?
Из комнаты резко пропал кислород.
Забудьте о боли. Каждый вдох превратился в пытку.
– Я не в восторге от Джулс, но ты мой лучший друг. Я хочу, чтобы ты был счастлив. – Лицо Алекса немного смягчилось, но это не смягчило резкости его слов. – Ты не сможешь быть счастлив, если твоя голова зарыта в песок настолько глубоко, что ты думаешь, будто сможешь просто уйти и забыть ее. Послушай того, кто однажды пытался поступить так же. Ты будешь страдать, пока не разрешишь ситуацию.
Я никогда не слышал, чтобы Алекс произнес столько слов за такое короткое время. И изумился бы еще сильнее, если бы не прокручивал их в голове.
Она не признавалась раньше, потому что боялась твоей реакции. А теперь ответь. Как ты отреагировал?
Я откинул голову назад и снова зажмурился:
– Ох, черт.
Что я наделал?
Глава 51Джулс
В больнице у меня взяли анализы и провели обследования. У меня был порез на голове, несколько неприятных синяков, растяжение плеча и легкое сотрясение мозга, но в остальном мне очень повезло. Могло оказаться гораздо хуже.
Несмотря на сотрясение мозга, я решила сдать экзамен на следующий день. Мне просто хотелось поскорее с этим покончить.
Я сдала тест и устало улыбнулась в ответ на улыбку администратора.
Все. Больше от меня ничего не зависит.
Не знаю, доживу ли я до октября, так что можно отпраздновать все сном продолжительностью в, хм, семьдесят два часа.
Когда я вышла из экзаменационного кабинета, меня переполняла усталость, но теперь, когда тест закончился, я вновь и вновь прокручивала в голове вчерашний визит в больницу.
Разумеется, я знала, что Джош работает в отделении экстренной помощи, но почему-то не ожидала его увидеть.
Сердце сжалось при воспоминании о его холодном клиническом осмотре. Я не ожидала, что он бросится ко мне и простит лишь потому, что я ранена, но надеялась получить немного большего… тепла? Сочувствия?
А он отнесся ко мне так, будто я просто очередная незнакомая пациентка. Вежливо и компетентно, но эмоционально отстраненно.
Не думай об этом. Не сейчас.
Вчера я была слишком поглощена своими мыслями; если бы я не отвлеклась, Макс не смог застать меня врасплох.
На коже выступил холодный пот. Вряд ли он окажется настолько глуп, чтобы приходить второй день подряд, но отчаявшиеся люди совершают отчаянные поступки. Наверняка его «друзья» недовольны потерей картины, и он хочет отомстить за случившееся в отеле.
Я недооценила его способность к физическому насилию.
Я ускорила шаг, надеясь успеть протиснуться в лифт, прежде чем закроются двери. Он оказался полностью забит, и там пахло тунцом и потом – но все же это лучше, чем лестница. Ни за какие коврижки не воспользуюсь больше лестницей.
Я покрепче вцепилась в сумку, уповая на лежащие внутри перцовый баллончик и электрошокер. Я одолжила их у Стеллы – она запаслась после недолгой, но ужасной истории со сталкером в прошлом году.
Как известный лидер мнений, она сталкивалась с изрядным количеством подонков, но этот парень перешел все границы. Он присылал отвратительные письма с подробным описанием того, что хочет с ней сделать, и отправлял откровенные фотографии – Стелла так испугалась, что обратилась в полицию. Они ничем не смогли помочь, но, к счастью, сталкер отстал через несколько недель, и с тех пор она ничего о нем не слышала.
Я единственная, кто знал эту историю, потому что мы жили вместе. Если бы Стелла не испугалась, что парень заявится к нам домой, она бы мне даже не сказала. У нее была дурная привычка держать проблемы при себе.
Двери лифта открылись.
Слава богу.
Мне нравился тунец; мне не нравился его запах вперемешку с потом и разными видами духов.
Я вышла в вестибюль, мечтая вернуться домой и съесть очередное ведро мороженого. За последнюю неделю я поглотила столько «Бена и Джерри», что удивлялась, как еще влезаю в одежду.
Я почти добралась до выхода, когда меня остановили два слова: