— Она постоянно под обстрелом чужих взглядов, ребенок рос и учился держать удар, — попытался Алексей объяснить поведение Елены.
— Она научилась врать, лицемерить и виртуозно играть, Лёш, — тяжело вздохнул мужчина, — и считать деньги тоже — это от матери и никуда от этого… Наплачешься ты с ней, сынок, ей бы кого пожёстче. Не нужно было вам… я говорил тебе, но раз решил — теперь и я на тебя надеюсь.
— Так почему вы тогда приняли такое решение?
— Понял, что растим эгоистку и лицемерку. И не только в тот раз… Стал присматриваться и понял, что почти уже ничего и не осталось от моей Ленки. Конкурсы, подиумы, дни и недели детской моды, журналы, фотосессии, макияж, наряды, прически… мать с катушек слетела!
И я решил — нужен еще один ребёнок, чтобы мозги на место встали и времени на вот это всё уже не осталось. И Ленке бы на пользу… Галина и не отказывалась, но я быстро понял — если она не хочет, то ничего и не будет, хоть ты что… С этими их таблетками, спиралями… — контролю не подлежит! Ну, и тут — ты.
— Лёша, — подался он ближе, — наверное, десятку я еще протяну. Ответственно отношусь — лечусь и наблюдаюсь. Но сердце, знаешь… если оно уже дало знать о себе, то это просто вопрос времени и никакие таблетки, и даже операции не спасут. Бывают такие слабые места — родовые, семейные. У нас — сердце. Ленка не совсем в меня пошла, но ты присматривай за ней, ладно? Но я не про это… дай мне слово, сынок, что даже если у вас не получится… да постой ты! Так бывает — схлынет первое, самое дурное… пообещай мне, что за Леной продолжишь присматривать. Не дай ей наделать откровенных глупостей. А обычных, проходных будет…
И ещё, — вздохнул он, — сейчас это главное: у тебя замечательная профессия — редкая… чистая. Недаром у вас там было исключительно бюджетное обучение — государство ценит и ратует… за энтузиастов. Я понял тебя тогда и не стал отговаривать — сам помню и запах вощины от вашей сарайки, и пчел над яблонями. Алёша… а давай это будет твоим увлечением — твоей… отдушиной, сынок? Оно даже дороже для тебя станет — вот увидишь! Когда рутина — привыкаешь…
— И что вы предлагаете? — осторожно поинтересовался парень, потому что молчание затянулось.
— Свобода твоя закончилась, Лёша, и начинается ответственность, и не только за Ленку. Я не стал бы вмешиваться в твою жизнь — ждал зятя. Теперь предлагаю тебе стать моим наследником. А это значит — принять под себя всё, что я нажил. Не всегда честно наживал и не всегда правильно, но только так и можно было, поверь мне. Нет в нашей стране по-настоящему «чистых» состояний — все получено через «возможности», а это уже…
— Примерно представляю, — отозвался Алексей.
— Вот именно — только примерно! Я не тянул тебя в свои дела — и смысла… и тяги в тебе не видел. А сейчас ты вынужден, Лёш — больше некому. Родни у нас много, но каждый захочет себе кусок… Останется Ленка одна — пойдет по миру, и мать ей в этом сильно поможет. А это её искусствоведение — как корове седло, не станет она ни оценщиком, ни экспертом, а о выставочной работе или музейной вообще молчу. Так что… второе образование сынок — факультет ресторанно-отельного бизнеса по специальности «управление персоналом». Ты мне нужен, Алексей, — тяжело припечатал мужчина, — нужен над «Музыкой». Ты знаешь этот комплекс. Пока всё под контролем, потому что я в строю, а значит — у тебя есть время. Но учиться будешь заочно и постигать премудрости управления в процессе, начиная с низов. Легко не будет, но даже если всё остальное после меня растащат, а его растащат — не сохранить… опасно это, да и не нужно — лучше отдать за бесценок. То-о… тогда и одной «Музыки» вам — за глаза. Только тебе в неё нужно вгрызться зубами, Лёш. Взять полностью в свои руки, обрасти связями — крепкими и… просто знакомствами. Всё это будет — я успею. Скажи мне сейчас, что согласен, сынок. Независимо, как сложится с Леной — хозяйкой будет она, но ты понимаешь, что номинально. Ты — управляющий директор. По факту — главный.
— Я закупил всё на пасеку… и место хорошее. Маток сам подсадил, — расстроенно отвернулся Алексей.
— Это хорошо. Будем с тобой ездить туда. Подбери персонал.
— Это не просто развлечение, у меня был план — в мае-июне сдавать ульи с семьями садовым хозяйствам, а их становится все больше. Доставка, обслуживание… это живые деньги. Людям проще нанять вот так, чем держать своих — и без особых хлопот, и опыление гарантировано, урожай.
— Сдавай, Лёш, — кивнул мужчина, — организуй всё, назначь старшего. Это лето ещё твое, но с осени впрягайся — нужно.
— Одного лета не хватит.
— Любой бизнес ставят, обкатывают и на это нужно время — понимаю. Но для меня важно договориться с тобой «ещё на берегу», заручиться твоим согласием. Так как?
— Ладно… но два летних месяца всегда — мои.
— Договорились, согласен, — улыбался довольный Спиваков.
На пасеку в небольшой долинке Алексей въезжал уже в сумерках. В этом времени суток было особое очарование — тихо, спокойно, дневные заботы позади и можно полностью расслабиться, сходив в летний душ и накинув чистую одежду…
К этому времени расходились по домам рабочие и стихал низкий гул, постоянно висящий в воздухе в дневное время — как от высоковольтной линии. И только подойдя вечером к улею совсем близко, можно было услышать, что там все ещё тихо-тихо гудит… Так, приложив ухо к морской раковине, угадываешь шум моря. И здесь тоже имелись свои загадки и тайны: там — внутри, естественно и мощно существовал единый живой организм, предельно разумно устроенный самой природой.
Он часто сидел на пеньке от старой яблони вот так — вдыхая запах детства и сквозь сумерки наблюдая за шевелящейся тёмной массой на летке. Это были «ульевые» рабочие пчёлы, самые молодые из них — охрана. Завтра они совершат первый облёт и станут «лётными». И пойдет отсчитываться их срок — ленивые проживут чуть дольше, работяги — положенных два месяца. Чёткая организация и слаженность функционирования сложного организма пчелиной семьи поражала — настолько разумно там всё было устроено.
По привычке ополоснувшись из ковшика ароматным травяным напаром (пчёлы не выносили запаха алкоголя, табака и любой химии), выйдя из душа, Алексей прошел к своему любимому месту и присел там уже в полной почти темноте. Задумался и даже вздрогнул, услышав шелест травы под лёгкими женскими шагами.
— Алексей Юрьевич… — почти шептала в темноте женщина, — я не помешаю?
— Нет, Лида. Что ты хотела? — так же тихо ответил он.
— Ивана опять покусали крайние… он оборвал крыло матке. Просил сказать вам.
— Хорошо… давно пора было поменять её — агрессия роя зашкаливает. Делил уже семью?
— Нет… утром — сказал.
— Хорошо…
Было в этом разговоре и самой душноватой, уютной и пахнущей мёдом и травами темноте что-то магическое. Будто попали они в другое измерение, где музыка — в пчелином гуле и едва слышных посвистах ветра по краям балки, а смысл существования — исключительно упорядоченное выживание без потрясений, неприятностей, бед и прочих коллизий, которые устраивают себе люди.
Хотя потрясение для пчёл Иван сегодня устроил — семья сейчас в растерянности и даже панике — матка пришла в негодность и нужно её менять. Завтра Иван подсадит новую, и рациональные пчелы выберут и станут кормить её — молодую и сильную, забыв о старой, которая родила их… Во всём, получается, есть свои плюсы и минусы.
— Алексей Юрьевич, — дрогнул в темноте женский голосок, — вы поужинаете? Я оставила… укутала кашу с мясом.
— Спасибо, я лучше утром — люблю её и холодной.
— Я… можно — останусь? — прошептала вдруг Лида.
Алексей вскинул голову, вглядываясь в едва видимый силуэт светленькой, чуть полноватой молодой женщины с голубыми глазами немного навыкате. Приятная, чистенькая, одинокая, с двумя детьми.
— Я всё понимаю, Алексей Ю…
— Одиноко? Сейчас и мне… оставайся, если хочешь, — мужской голос как-то нечаянно, сам собой приобрел бархатистый оттенок баритона.
— А вы сами — хотите?
— Да похоже, что уже — да, — хмыкнул он, — дошепталась, дурашка?
Слово-паразит… или слово, выказывающее снисходительное отношение к человеку, совершающему глупость? Да кто он такой, чтобы решать за других и мешать делать ошибки? Каждый сам, так или иначе, приходит к каждому своему поступку. И только сам должен или остановиться вовремя или шагнуть дальше, делая очевидную глупость. И если уж готов на неё, если решился… вот, как Лида, то так тому и быть. Ошибаются все. Так почему он должен отказывать себе и ей в маленькой человеческой радости? Взрослые же люди. И хочется… но лучше притормозить.
— Но ты, наверное, иди, Лида, — сел он удобнее, — извини, но заводить отношения на работе — не моё. Научен и чужим, и своим опытом.
— Да, верно. Да… поздно уже, — бормотала она.
— Возьми вот фонарик, — полез Алексей в карман ветровки.
— Не, не, — шарахнулась от него Лида и пошелестела травой в сторону натоптанной дорожки.
И то ли показалось ему… то ли нет, но чуть в стороне тьма будто шевельнулась и сдвинулась… Да. Что-то знакомое почудилось в высокой худой фигуре… точно — Иван. И Алексей легко выдохнул, мысленно поблагодарив жену Демьянцева, случайная мысль о которой помогла избежать очередной ошибки.
«Первое дурное» для Алексея схлынуло не скоро…И он был заточен на счастливый брак. И как мужик, глава новой семьи, просчитал все за и против, и «за» сильно перевешивало.
По прошлому опыту он знал, что бедность семейному счастью не способствует, потому что не всех она сплачивает и мобилизует на поддержку и бережное отношение друг к другу. Им с Леной бедность не грозила. Этот негативный фактор исключался.
Семейный опыт родителей жены говорил о том, что должна быть общность интересов или хотя бы заинтересованность друг в друге, а не только постель и сосуществование рядом. Алексей учёл и это. Пчёлами Лена не заинтересовалась, но она — искусствовед? Хорошо — во время ночных бдений в качестве дежурного администратора он штудировал труды о живописи, музыке и скульптуре, заучивал имена композиторов и знаменитых художников. Старался быть в курсе последних выставок, концертов и премьер, и внимательно изучал рецензии на них, чтобы уметь поддержать разговор о предмете. Это не было ему в тягость и воспринималось, как самообразование и повышение культурного уровня.