— Снасти и резиновая лодка есть, надежная — мой «Адмирал».
— А стоимость ее? — поинтересовалась Маринка.
— Тридцатка. Заявлена, как четырехместная, но с комфортом — на двоих.
— Фух… — выдохнула я, — это еще нормально. Нам нужно, чтобы с комфортом. Значит — еще одну. Тут важен соревновательный момент — когда рыбачат две группы. А вечером уха на костре… А еще нужно постельное, надежные тенты, удобные походные раскладушки, алюминиевая посуда, медикаменты… Но это мелочи, это мы потянем. Нужно выбрать действительно красивое место и еще… лагерю нужна хозяйка, Марин, и аниматор — родителям иногда нужен отдых. Если Таня с двумя детьми…
— Да я уже в предвкушении, — рассмеялась Маринка, быстро взглянув на Саню: — Чего не умею — научусь, время есть.
— Игры, развлечения, соревнования…
— Песни вечером у костра беру на себя, — хрипнул Саня, и мы с Мариной рассмеялись, восприняв это, как шутку.
— Зря ржете, — обиделся Михаил, — он классно на гитаре играет.
Марина с интересом смотрела на парня, он обещающе улыбался… Проговорили мы до самого вечера — считали, договаривались, искали на карте место, чтобы можно нормально подъехать, спорили…
Когда гости уже уходили, Таня чуть задержалась и отозвала Марину в сторонку. Что-то говорила ей, и я видела, как меняется лицо подруги, теряя всякое выражение, кроме вежливого внимания.
— Что она сказала? — не выдержала я, когда она стала молча мыть посуду.
— Сиди, отдыхай, я тут сама, — остановила она меня, — да ничего такого — что Саня, как из армии пришел, перетоптал тут кучу девок… А почему молодой здоровый мужик должен отказываться, если ему это нужно, а предлагают сами и бесплатно?
— Так почему ты поменялась в лице?
— Он не нагулялся еще, Ксюша. Ему чуть больше двадцати. Слав не успокоился почти в сороковник… как недавно выяснилось. И на фиг мне дубль два, я что — куда-то спешу? И не отошла еще толком, — тронула она мокрыми пальцами щеку, медленно промокнула ее полотенцем и улыбнулась мне: — Я почти забыла, что урод сейчас. И что там еще будет дальше? А он интересный молодой парень, когда заматереет и вырастет в мужика, вообще цены ему не будет.
Я растерялась… Всегда, наверное, терялась в такие вот моменты. Нужные слова и доводы находились потом, много позже, когда не особо уже были и нужны.
— Он не притворяется, Мариш… Видно, что ты ему не безразлична, я весь день за вами наблюдала, — гладила я большой живот, где беспокоился Фасолинка — за ребят, наверное, как и его мама.
— Причин может быть много, — вздохнула она, — даже мои деньги. Ребята знают им цену, зарабатывают тяжким трудом. Они не «другие», Ксюша — не бескорыстные альтруисты, а нормальные живые люди — предложение о нашем с тобой финансовом вкладе приняли без разговоров. И далеко не ангелы… Михаил вон набрался…
— Он только по поводу выпивает, как многие мужики и точно не запойный. Это тогда тебе в Саудовскую Аравию, — не согласилась я. Становилось беспокойно, было невыносимо жаль чего-то, страшно упустить или допустить — я не знала. Но настроение испортилось. Где-то я понимала Марину, но…
— Он мне нравится, конечно, — качнула она головой, — но я пока плохо его знаю и еще… я же чувствую себя такой, как была раньше? И забываю, что он видит меня другой — и старше, и… со шрамами. Поклон им, конечно, с Мишей, что я при них уродом себя не чувствую…
— Все! — захотелось мне срочно прекратить это. Тем более, что серьезных аргументов против у меня не находилось: — Дальше время покажет, не будем сейчас об этом.
— И сейчас и потом не будем, — решительно выдохнула Марина, — пока я тут раздумываю и решаюсь, он что — откажется от секса? Не-ет, если даже при живой жене им мало бывает. Так что…
— Убила бы Таньку, — прошептала я, не понимая — зачем? Ну какой ей был интерес — зависть что ли? Так у них с Мишей все хорошо. К Маринкиной красоте? Странно было бы сейчас… Просто добрые намерения? Глупые… Или все-таки оправданные заботой старшей по возрасту?
— Ну и зря. Она ничего не выдумала.
К Сане, который вскоре стукнул в дверь, она не вышла.
— Скажи ему — пошла в душ перед сном. Пусть уходит.
Сашка ничего не понимал… А Марина вела себя так, как и месяцы до этого — приветливо, вежливо, но объяснять свое поведение для него не стала, просто — сделала вид, что те поцелуи ничего не значили.
— Что ты творишь, Мариша? — терялась я от недоумения и жалости, когда через неделю, только вернувшись из похода, злой Санька исчез на пару дней, а потом опять вернулся, как побитая собака, и смотрел… смотрел на нее, но уже молча. Я тоже на его месте не знала бы — есть ли у меня право на претензии?
— Другой бы плюнул и ушел, а он — злой, обиженный… все равно возвращается. Конечно — общее дело, деньги… — рассуждала Марина, накручивая себя и перекрывая пути для отступления.
— Миллиардерша, блин! — психовала я.
Она плохо спала, и я тоже — Фасолинка искал себе место, ворочался, пинался пяточками и выставлял острые локотки, вонзая их мне в бока. Становилось все труднее умоститься в постели, устроиться удобно. Я, кажется, дни жизни отдала бы за возможность спать в своей любимой позе — на животе…
Вставая ночью в туалет, я часто замечала свет в комнате Марины — она почти до утра сидела в интернете. Подойдя к двери, я прислушивалась — стучит клавишами. И сердце сжималось в нехорошем предчувствии — уедет же. Плюнет на туризм, Урал, меня… не выдержит. А я уже привыкла, мне было хорошо вместе с ней и не так одиноко.
А однажды Саня постучал в нашу дверь, когда Марины дома не было. Встал у порога и буквально взмолился:
— Ну скажи, Ксюха — в чем дело? Сил больше нет! Я же люблю ее. Да ладно тебе! Ты еще, как мамка моя… начни. На все плевать, поняла? Вообще! Я Хребет для нее сверну, так что, давай — рассказывай, — хрипло выдохнул он и уставился на меня с ожиданием.
— Саня… а я не знаю? — получилось у меня как-то неуверенно.
— Ксюха… я тебя Христом-Богом прошу, как бабка моя — что случилось? — нависал надо мной парень, глядя больными глазами.
— Она боится? — других объяснений у меня не было.
— И что — все? — выдохнул он с облегчением, расправляя плечи, двумя руками убирая со лба свой чуб и широко улыбаясь.
— Аха…
— Завтра в сад Яну сама отведи, — медленно говорил он, глядя на меня, будто гипнотизируя и программируя на послушание.
— Иди ты… в задницу, Сашка! — выпихала я его из квартиры. Действовать с ним заодно против Марины я не собиралась. И так последнее время водила Янку в сад сама и забирала оттуда почти всегда тоже сама — врач советовала больше двигаться.
— Ладно… — сердито донеслось до меня из-за двери. А я почему-то улыбалась. И вспомнился вдруг Вадим, а я все равно улыбалась. Пошла открыть форточку, чтобы проветрить перед приходом девочек, и думала — а если бы мой муж… бывший, конечно, да приехал вдруг и сказал то же и так же? И смотрел бы вот так красными от недосыпа, такими же вымученными, беспокойными глазами? И на его шее так же бешено билась бы жилка, а пальцы белели, сжимаясь от волнения в кулаки? А потом такое… вселенское облегчение в глазах и улыбка во все лицо? Будто уже поймал свое великое счастье за хвост? И нет… хорошенько подумав, я поняла, что даже в самых отчаянных своих фантазиях Вадима я таким не вижу.
Следующим утром я увела Яну в сад, а, вернувшись, Маринку в квартире не обнаружила. Висела на плечиках в прихожей светлая норковая шубка, стояли на обувной полочке ее сапожки, а Маринка будто испарилась. Я посидела, подумала и пошла обсчитывать стоимость всего того, что требовалось закупить к лету. Время еще оставалось и можно было неплохо сэкономить, выписывая товары через интернет. То же постельное там было в полтора раза дешевле, чем в магазине… Запирать дверь я не стала. Работала, составляла списки, оформляла заявки и поглядывала на часы.
Дверь стукнула через четыре с лишним часа…
— Ксюш… я дома, — тихонько и скромно раздалось от двери.
— Ага… — мотнула я головой, не отрываясь от монитора.
Открылась и закрылась дверь ванной. Я чувствовала себя мамочкой, удачно пристроившей своего ребенка. И удивленно улыбнулась, обнаружив, что по щекам течет вода. Опять слезливость? Это еще было объяснимо в самом начале беременности, когда шла перестройка и шалили гормоны. Тогда я пролила целые моря слез — по поводу и без. А сейчас чего? Что со мной такое? Сказалось напряжение последних дней и переживания за этих двух? Или может «хотелось», как говорила Маринка? Так нет же — никакого томления и прочих смятений. Но точно тянуло куда-то — пойти, что-то сделать, просто подвигаться. Я быстро оделась и вышла за Яной пораньше. Вышла на улицу, посмотрела на мобильнике время — сейчас дети уже пообедали и скоро будут укладываться на дневной сон. Можно просто прогуляться…
Снега насыпало! Я шла по расчищенному тротуару, как по тоннелю, от одного фонарного пятна на снегу к другому. Прошла до дома, где был детский сад — примерно километр, а потом обратно, и так раза три. Ответила на Маринкин звонок и пошла себе дальше. Осторожно ступала, чуть придерживая живот и кутаясь в широкое зимнее пальто Тани. Иногда со мной здоровались прохожие, здесь многие знали друг друга в лицо. Мороз начал пощипывать нос, мерзли щеки. Поискав в небе, я нашла луну — она всходила медленно, будто нехотя. А мне было уже хорошо, и слезы то ли высохли, то ли вымерзли…
Глава 23
Мама приехала незадолго до родов, когда я буквально с ума сходила, так вымучил меня этот вредный… плод. Я специально напросилась на внеплановый прием, где врач назвала Левушку плодом и сказала, что он в полном порядке. А я точно была не в порядке — уже больше недели практически не спала, так… разве что урывками. Казалось, сейчас он отрывался на мне за всю мою спокойную беременность, потому что ни токсикоза, ни отеков, ни даже пигментации на лице, как с Яной, у меня почти и не было. Изо всех беременных неприятностей — только тот обморок, но и в нем я винила исключительно страшную пустынную жару. А бесконечные слезы списывала на нервы, расшатанные всем, что было связано с разводом.