Так же, весь мокрый, он потихоньку пошел к омшанику — просторной пещерке, вырытой в склоне холма, поросшего деревьями. Еще по зиме в дальнюю ее стену были заложены брикеты речного льда и прикрыты мощным пенопластом. Летом лед ощутимо отдавал холод и здесь до транспортировки хранили в оцинкованных бидонах свежевыкачаный мед, несколько раз снимая с него пенку.
Прислушивался по ходу к ощущениям — голова будто бы не кружилась и в глазах не двоилось. Челюсть только ощутимо побаливала и в висках бухало, но это ладно…
Демьянцев сидел на скамье, облокотившись на стол и внимательно смотрел, как он входит в помещение.
— Можешь уезжать, ребята слегка перебдели. Мотай, — разрешил ему Алексей.
— Я знаю, что это был ты — «таксист» хренов, — почти спокойно заключил Демьянцев, — и про «Сюиту» тоже знаю и номер люкс.
— Раскололась дурашка? — тяжело вздохнув, кивнул Алексей: — Не гони на нее и ко мне больше не лезь — все вышло случайно. Она не в себе была, знаешь…? Так… как в другом измерении. Могла и под машину попасть, и на иглу напороться, и на групповуху… да куда угодно — там «потенциальная жертва» на лице было…
— А напоролась на тебя, — перебил его, играя желваками Демьянцев.
— А я и не оправдываюсь. И ответить могу адекватно, если что — в десанте служил, не ожидал просто… — присел Алексей за стол и попытался объяснить:
— Я отвез ее в свой номер, налил бокал коньяка, чтобы перестало трясти и оставил там. Сам вырубался после Ленкиных похорон, как вареный был, так что искать ночлег где-то еще не стал — лег с краю, когда увидел, что она уже спит. А потом ночью ей то ли приснилось что, то ли забоялась во сне… приползла ко мне под бок за защитой или просто по привычке… Не получилось у меня спокойно отстраниться, так что вина целиком на мне. Просто так вышло — ей плохо, да еще и сильно спьяну, мне крайне херово… Не знаю — зачем она тебе призналась. И кто довел ее до невменяемого состояния, тоже не в курсе. Но и с ее, и с моей стороны это был акт отчаяния. Спасались мы так, Демьянцев. Я — понятно после чего. А Ксения… тебе виднее.
— Мстил так, получается? — скучающе выяснял адвокат.
— Нет, — удивился Алексей, — случайно встретились. А теперь — вали. И жену свою постарайся понять: ты, мразь, ребенка у нее отнять хотел, с замужней бабой месяцами крутил на виду всего города и не надо о нас с ней — речь о вас. Даже если… она имела бы полное право, а ты просто идиот — у вас Яна!
— И Яну ты знаешь, — устало заключил Демьянцев.
— Да, знаю. Ездил, смотрел на них, собирался грамотного адвоката напрячь, чтобы защитить от вас, таких многомудрых. Выяснял — стоит ли делать это? Может она мать никакая. Ну и насмотрелся…
— Мы с Ксенией развелись год назад — из-за тебя. Она во всем призналась, — встал гость и двинулся на выход: — Счастливо оставаться.
— А я хоронил. И что-то мне подсказывает — к Ленкиной смерти, к ее состоянию тогда и ты руку хорошо приложил. Разницу чувствуешь? Ты зачем приезжал вообще? Уточнить подробности? Спустя год? Подвержен мазохизму или все же жалеешь о семье? Правильно жалеешь…
Демьянцев постоял напротив и помолчал, жестко сцепив зубы и вглядываясь в его лицо, будто решаясь на что-то. Алексей подобрался — закаменел пресс и напряглись мышцы спины, сами собой сжались-разжались кулаки… Драка? Да пожалуйста! Он и сам уже не против… достал мудак своим высокомерным снобизмом.
Но Демьянцев так и не решился… на что бы там он ни решался, а пошел к двери. Алексей вышел вслед за ним и молча смотрел, как тот уходит к машине — по траве, мимо колодца… Ауди завелась, постояла еще немного и тронувшись с места, скрылась за деревьями.
А он развернулся, сходил к домику за свежей одеждой и пошел в душ. Народ к этому времени разошелся по домам, его окрошка с выдохшимся квасом и плошка со сметаной стояли на столе, там же лежал шмат хлеба, а вот Лидии поблизости не наблюдалось. Они недавно сошлись с Иваном и тот ревниво отслеживал свою женщину. Алексей был рад, что устоял тогда, включив ум. А с Ксюшей вот не смог, хотя и понимал, что не нужно бы.
Несмотря на нешуточную усталость, ночью не получалось уснуть. Думал… Как и собирался когда-то, после Новогодних праздников он завел постоянную любовницу. Держался-держался, а потом плюнул, навел справки, а дальше подписал в агентстве договор об оказании интимных услуг. Но как только конкретное и вполне симпатичное женское тело стало доступно, потому как оплачено, тяга к нему пропала напрочь. Что-то не то было у него с головой… потому что тело как раз-таки очень настойчиво требовало своего. Оплатив незначительную неустойку, Алексей опять перебивался случайными знакомствами, но случалось это все реже и реже. Отсохнет же… думалось иногда с тоской. Просто отпадет за основной ненадобностью!
Иногда думал, что зря упустил Лиду. Симпатия между ними была и к ответственности за семью он давно готов. И родить ему она смогла бы. Хотелось уже если и не любви, то хотя бы регулярного секса, уюта, постоянства, своего угла — не гостиничного номера и не пустого дома, а настоящего, полного народом.
А сейчас все его мысли занимала Ксюша. И та — на детской площадке с маленькой, по младенчески пухленькой и забавной Яной. И потом — сонная и теплая домашняя девочка. Как дальше выяснилось — жаркая и жадная до ласк женщина, отчаянная… может потому, что на рывке тогда, эмоциональном надрыве? Что-то же толкнуло ее на такой отчаянный шаг? Стало невыносимо терпеть или больно знать? Хорошая девочка, и ему было с ней хорошо — накручивал он себя, нагнетая непонятное напряжение. Внутри будто собиралась тугая пружина, готовясь распрямиться и дать ускорение чему-то, как спусковой механизм пуле. Решению? Настоящему, судьбоносному и обязательно — хорошо обдуманному и взвешенному.
А почему — нет? — вскочил он и босиком, в одних трусах вышел в ночь, глубоко задышав посвежевшим ближе к утру воздухом.
Где-то там живет удивительная девочка — чувственная, красивая… блин! И не дурашка она — дурочка. Ну зачем призналась? Мужику такого не вынести — он отлично понимал ее мужа. Жила бы и жила… А она сказала — честная душа. Он нечаянно полнился восхищенным уважением, трепетом каким-то — бывают же такие! Чистые, честные.
А с другой стороны — он совсем мало знает о ней. Хотя… — усмехнулся, — такие авторитетные писатели, как Куприн, Ремарк, Моруа и Маркес пришли к умозаключению, что мужчина по-настоящему и долго только и может любить лишь ту женщину, которую мало знает. Образ которой он укрепляет в своем сознании фантазиями, выдавая желаемое за действительность.
Что еще на эту тему? Ах-ха — вот! Кажется, это Пабло Пикассо принадлежит метафора, которая очень точно попадает под этот самый момент:
«Если хочешь сохранить глянец на крыльях бабочки, не касайся их».
А в переводе на простой русский: хочешь долго любить женщину — не женись на ней. Оставайся во власти своих иллюзий.
Алексей тихо засмеялся, остановившись у дерева и энергично потянулся всем телом, широко расставив ноги. Запрокинул к ночному небу лицо, подставляя его яркому свету луны. Второго сентября должно было наступить полнолуние, но и сейчас уже почти идеально круглый лунный лик лукаво смотрел вниз, и Алексей четко видел там глаза, нос, улыбающийся рот… Чертяка хитрая! — распирало его непонятным нетерпением и ожиданием. Чего? Грядущего чуда?
Он опять хмыкнул — все же самообразование с целью быть интересным одной конкретной женщине оказалось очень полезным. Конкретная женщина, правда, плевала на все его потуги с высокой колокольни, но вот чисто для себя… для себя интересно было вспомнить, что и представительница женской части — Катрин Денев была известна своей фразой, адресованной женщинам:
«Если вы хотите, чтобы мужчина любил вас всю жизнь, никогда не выходите за него замуж».
Где-то это понятно — всегда больше ценится то, что недоступно, а не человек, который день за днем нечаянно вскрывает свои недостатки, узнавая заодно и твои. И ты — весь такой мужик-мужик, тоже постепенно перестаешь быть идеалом в глазах внимательно наблюдающей за тобой женщины. Но дело не в этом — все неидеальны, тут другое…
Главный фактор любви — окситоцин, гормон доверия и привязанности. Все остальное прирастет, если доверие не поругано. Нет доверия, и все — нет любви. Дальше можно не продолжать, ничего хорошего все равно не получится — как у него с Леной. Не вышло бы и у Ксюши с Демьянцевым — он никогда не сможет забыть, а у нее больше не получится верить.
Так может то, что вынесло его сейчас в ночь, что заставляет строить безумные планы и чувствовать какую-то дикую, дурную, совершенно сумасшедшую надежду — бред? И все потом будет, как у всех, даже если он добьется своего и уговорит Ксюшу попробовать?
Но так уж получилось, что ему открылось в ней как раз-таки то, что по любому — затмит все ее недостатки, что бы там дальше не проявилось. И то, о чем он уже знает, что видел своими глазами и понял о ней тогда и сегодня, уже нельзя назвать фантазиями, и он никак не принимает желаемое за действительное. Только бы получилось, только бы не выхватили ее раньше него, а это вполне возможно и очень даже вероятно.
Вот и проверим, товарищ Алексей Турчак, чего ты стоишь, как мужик? Сможешь очаровать женщину не деньгами, а мужскими и человеческими достоинствами, увлечь своей харизмой? М-да… облезлым носом, например и лапой сорок шестого размера, намечающейся уже плешкой? Пошлет же, блин… и права будет — почему не стал потом искать? Почему вообще слинял, как дурак трусливый? Погонит поганой метлой!
Несмотря на вполне обоснованные опасения, где-то в груди клокотал смех, рвалось что-то наружу… Слишком много хорошего надумал он себе и слишком хорошо было сейчас вокруг: отсекая собой яркий лунный свет, ветки и листья творили лунные картины на влажной от предутренней росы траве. Слабо вскрикивали просыпающиеся птицы, повеяло свежим утренним ветерком… Как он мог тупо спать все эти ночи и не выйти, не посмотреть на вот это все? А если вместе…? Если вдвоем, на террасе того дома, что уже достраивается? И луна в тихой реке, и такая же ленивая сонная тишина вокруг — все вокруг спит и дети тоже… Если она согласится, если не прогонит его, то у них будут еще дети — общие. Такие же забавные и плотненькие, как Яна. Будут щебетать «мамацька» и… папа?