Яна рисовала, не обращая на нас внимания, Лев звенел погремушками, а мы тихо говорили, сидя на диване в гостиной.
— А ты… думала так тогда? Не хотела сделать аборт? — внимательно смотрел на меня Алексей.
Соврать было невозможно, да и не хотелось, не было причин. И я ответила максимально честно:
— Собиралась. Вначале была настроена только на него.
— Почему не рассказала мне об этом? — напряженно допрашивал он меня.
— Потому что это в прошлом и не имеет к нашему настоящему никакого отношения. Зачем рассказывать, если я передумала? Ты бы зря расстроился, вот как сейчас — я не собиралась тебя расстраивать. Важно то, что я не сделала этого, то, что есть сейчас, — уверенно объясняла я ему.
— Хорошо, — встал опять Алексей и прошелся по комнате: — Я тоже не хотел расстраивать тебя, знал, что слышать и знать такое тебе будет не очень приятно. Но это тоже в далеком прошлом и к нашему настоящему не имеет никакого отношения.
— Господи… да говори уже, — проскрипела я.
— Десять лет назад Елена Спивакова — любовница твоего мужа, была моей женой, — присел он рядом и обнял меня за плечи, разворачивая к себе и заглядывая в глаза.
— Мы шесть лет были женаты, потом разъехались, но официально так и не развелись. Я просто не заморачивался, мне было все равно и на нее, и на свой статус. Серьезных отношений с другими женщинами не было, так что просто не для кого было стараться. А незадолго до смерти она попросила развод, и я с ней согласился, уже готовились документы. Потом она как-то призналась в разговоре, что нацелилась на твоего мужа и Яську. Не нервничай, Ксюша, все это в прошлом, сейчас никакой угрозы, слышишь?
— Не знаю, — промямлила я, — пока не все поняла. Десять лет назад? И что тут такого, что ты это скрывал? Неприятно — да, просто вспоминать о ней… Есть что-то еще?
— Да. Она хотела забрать Яну…
— И Вадим? Вадим хотел тоже? — потихоньку проявлялось что-то у меня в мозгу, будто лошадка в тумане.
— Я не знаю. Для меня это не важно, а ты можешь спросить у него сама.
— Это вряд ли, хотя… почему — нет? Что-то еще?
— Еще. Я потому первый раз и поехал к вам во двор — увидеть тебя и ребенка, попробовать… вернее — постараться понять, что ты за человек и мама?
— Понял? — потряхивало меня.
— Прекрати сейчас же…! Морозиться по этому поводу! Я влюбился в тебя там! Сам не понял тогда. Тянуло — приезжал несколько раз, на Яську тоже смотрел, улыбался — она «мамоцькой» тебя называла, крепенькая такая, забавная. Вы идеалом для меня стали — недосягаемым, правда. Я считал, что ты простила Демьянцева или вообще не знала ничего про Ленку.
— Ленку… — вспоминала я эту Ленку и все, что о ней рассказывала Марина. Дернулась из его рук, не совсем понимая, что чувствую.
— Да — Ленку. Она гуляла направо и налево, меняла любовников, как перчатки, на твоем только тормознулась. Она осточертела мне даже на расстоянии… ничего уже не осталось — только брезгливая жалость. Но ее отец… это он принял меня в семью, был моим опекуном. Какое-то время застили глаза те детские воспоминания, когда она была нормальным ребенком и мы дружили, а потом я повзрослел и прорезались гормоны… Так вот — ее отец стал отцом и для меня, и это единственное, что не давало прекратить с ней общение вообще. Но все эти годы мы были уже совсем чужими людьми. Вначале я был влюблен, потом ненавидел ее, а дальше она стала безразлична — абсолютно. Я даже обрадовался, что этот гемор теперь перекинется на твоего мужа.
— А я…? Яна?
— А тебе я тогда присмотрел адвоката — Шуркин, не слышала? Он московский… на волне сейчас, несколько очень громких бракоразводных процессов. Я бы не позволил отобрать у тебя Яну, если бы они на это решились. Уже не позволил бы.
— А та ночь? — уточнила я мертвым голосом.
— А той ночью я, если хочешь, прощался с тобой, с тем образом с детской площадки — призраком семьи, которой у меня никогда не было. Я сказал правду — вымотался тогда с Ленкиными похоронами, отцу плохо было. И я смог уснуть только возле вас. Само как-то получилось, я вообще не планировал туда ехать — все равно же ночь и вас во дворе нет.
— А потом? — тихо уточнила я, чувствуя, что потихоньку отпускает.
— А потом…? — крепче прижал он меня к себе, — потом я не смог устоять, хотя и понимал, что нельзя. Слишком заманчиво было отхватить хотя бы маленький кусочек счастья. Если бы я еще понимал все это тогда!
— Чужого… счастья, — помертвела опять я.
— Да мне по хрен было на твоего мужа! И в такой мести не было необходимости. Я же говорил — даже обрадовался, что сбагрю ему проблемную даму и больше не буду чувствовать ответственности за нее перед отцом. Хотя какая там…?! Все равно мы жили отдельно, и я никак не контролировал ее, не участвовал… Это ему спокойнее было, что она не вляпается никуда, что ее не обчистят альфонсы — все-таки замужний статус. Он уже умер, недолго пережил ее. Вот его мне по-настоящему жаль, Ксюша. Тебе бы он тоже понравился — сильный дядька, — с сожалением отпустил он меня из рук и снова заглянул в глаза.
— Ты тоже понравилась бы ему, как ты можешь не нравиться? А Лев?!
— Но ты ушел тогда. Даже без «до свидания», — смотрела я, уже не отворачиваясь.
— Больше того — я потом заставлял себя не думать о тебе, старался не вспоминать… и даже получалось. Обидно было — я знал, что Демьянцев не заслуживает тебя, что изменял тебе… а ты все равно с ним.
— Он утверждал, что нет.
— Да пускай говорит, что хочет! Мне безразлично — было там у них или не было. А тебе — нет?
— Тогда — нет. Сейчас…? Ты прав — все равно уже. И кроме этого, было много всего. Ты помог мне в ту ночь. Даже в своих глазах я уже… ниже плинтуса — он не замечал меня, постоянно уходил к ней…
— Если бы я знал! — ткнулся он в мой лоб своим, — не отпустил бы. И злиться на него уже не могу — это он приехал ко мне на пасеку и сказал, что вы в разводе. И я кинулся искать тебя — с детективом.
— С детективом? — смеялась я сквозь слезы.
— Да — с ним! — радовался он, — он вывел меня на Валентину. Я не знал, что вы подруги, думал — просто твой адвокат. И нечаянно раскрутил ее на сведения о Левушке.
— Валю и нечаянно? Да ты гонишь! — не верила я.
— Да… нет — я наорал на нее, когда она отказалась дать твой адрес. Кричал, что не виноват, что уже рассчитал появление нашего с тобой сына, что уже выбрал… знаю его имя. Она решила, что действительно — знаю, удивилась, переспросила… а потом поняла, что проболталась, но тогда я уже вызывал доверие.
— И ни капли теперь не жалеешь, точно? Твоя Елена была… — легонько куснула меня ревность.
— Десять лет уже не моя — ненужная и чужая. Разве только немного жаль? Там был гормональный сбой, и она стала быстро стареть, металась между этими… салонами, клиниками. Может потому и Демьянцев твой воспринялся ею, как последний шанс. И нацелилась она потому так серьезно. Я жалею, конечно, — признался он вдруг, — есть один момент, но с Еленой это точно никак не связано. Жалею, что не видел тебя с животиком и все остальное… Лева рос там, толкался, ты переживала весь этот развод одна…
— Марина и Валя были рядом, я не одна. И мама. И Джаухар… Может, если бы не он, я и решилась бы. А так — он попросил, даже пригрозил, а мама поставила «Жирафа»… — улыбалась я, вспоминая: — Это такой романс — жизнеутверждающий. Она всегда дико паникует, когда не знает, что делать — не знает за что хвататься. И тогда сильно испугалась за меня. Мне стало плохо — жара, известие о беременности неизвестно от кого. А потом уже здесь была Марина. Так что — не одна.
— Я не знаю, что будет с Саней, — тихо сказал Алексей, — он строил такие серьезные планы. А сейчас просто не представляю, как он уйдет в тайгу? Может, опять Михаил?
— Он только пришел и Таня не отпустит его без отдыха. Может, ты сходишь с Саней, ты же мечтал?
— Я думал, что с тобой останется Марина. Сейчас уже не знаю, — мотнул он головой.
— Слушай, ну мы же не в пустыне остаемся? Татьяну попрошу, если понадобится что-то уж такое… А Санька…
Я уговорила его. Провожала в тайгу его и Саню, который делал вид, что у него все в порядке. Потом ждала…
Мы нормально справились, только Яна пропустила пару занятий на катке. Скучала и она, и я, считали по пальцам дни… Встречала его потом у порога — холодного, в одежде, пропахшей таежными кострами, небритого. Он целовал меня в прихожей твердыми и прохладными с мороза губами и смеялся, специально прислоняясь к голой шее холодной колючей щекой:
— Как тебе такой леший — с дымком? Ждали меня, скучали?
Спешил снять поскорее одежду, увидеть детей.
— Как там Саня? — осторожно спросила я его на кухне, когда он уже помылся и сел за стол.
— Плохо Саня, но не безнадежно. Марина зря это — решили бы, все вместе навалились бы. Пожила бы у нас или взяли ей няню, хотя… она слишком много всего надумала, целый пакет неразрешимых проблем. Не заморачивайся, Ксюша, они взрослые люди.
— Не могу. Трудно даже вспоминать об этом. Я и правда сильно расстроилась.
— А я успокою тебя сейчас, — лукаво улыбался он.
— Не сейчас, а когда дети уснут, — в принципе, не была я против.
— Нет — именно что сейчас. Помнишь тот дом — моей мечты? — хитро подмигнул он.
— Да…
— Он уже строится. Хотел сюрпризом, но рвет на части — хочется поделиться.
— Тогда покажи еще раз, — загорелась я, — я не все запомнила. Точно такой же?
— Точно, и крыша была красная. Но я уже дал задание — в мае перестелят и будет тебе мокрый асфальт.
— Серьезно? — не поверила я, — да зачем?
— Мечта должна осуществляться полностью — без отклонений и допусков, как и у меня с этим походом. Так получилось, что я имею такую возможность — радовать вас. Ты не представляешь, что это для меня… знать, что все чего добился — не коту под хвост. Было дело, даже задумывался о бессмысленности такой жизни, а ты — крыша… Крыша — мелочи. Лев подрастет — поедем к Джаухару, он мне понравился, как и твоя мама — мудрый, степенный дядька. Ясь! К бабушке, — подмигнул он дочке, — ты как? Но жить будем в гостинице, женская и мужская половины как-то напрягают. В Альпы все вместе съездим, если они захотят, а потом выберем море или океан… Советоваться будем, чтобы не получилось, как с крышей. Правда, не обещаю, что всегда соглашусь…