— Хотела бы для Вадима? Почему?
— Чтобы ожил. Он… как примороженный. Выглядит отлично, даже поправился, а будто… Церемонно у них с Верой как-то, понимаешь? Вежливо, благостно… Может, глаза заблестят, если получится с ребенком? От нас с Лёшкой иногда искры летят во все стороны — в хорошем и плохом смысле. Но мне замечательно с ним, я чувствую себя живой! А Вадим… у меня давно прошли все обиды. И он сильно помог нам — родня Елены затеяла суды на основании того, что последние годы их брак был фиктивным. Такая нервотрепка… я специально не говорила тебе. Вадим помог, отстоял… Возможно — будущее приданое Янки, — хмыкнула я.
— Серьезные основания, — протянула мама, — а как тогда отстоял?
— Алексей хоронил ее, они официально не делили бюджет, он оплачивал ей квартиру, все эти годы был близок с ее семьей, пятнадцать лет жизни отдал их «Музыке»… много чего еще… Я не выспрашивала, не лезла — Лёшка и так кипел.
Этот разговор вернул назад во времени, чуточку расстроил и срочно захотелось увидеть Лёшку, Янку и Лёву. Хорошо, что приехали они почти сразу же, как мы ушли с террасы. А за ужином собралась вся семья — в просторном шале с высокой крышей, выстроенном в двух уровнях на горном склоне и в фахверковом стиле. С массивными балками на потолке, тяжелой резной мебелью, мозаичным верхом окон и огромным каменным камином с каминной полкой из половины старинного дубового бревна.
Но посуда на столе, к счастью, была самой простой — из матового стекла, обычной. Мама поделилась с нами:
— Когда мы только въехали сюда на постоянной основе, я тряслась тут… думаю и вы бы стали — дрезденский фарфор, хрустальное стекло… — покосилась она на тонко улыбающегося мужа, — а тут дети — вы переживали бы и за них, и за посуду. Так и оставим потом, да, родной? Мне так удобнее.
— Как скажешь, любимая, ты здесь хозяйка. Твое право, бай…йини…
Утром неожиданно приехал Адиль со своей женой — оказалось, они были совсем рядом — в Германии, решая какие-то вопросы. Общаться со светловолосой немкой у меня не было никакой возможности. Мы просто улыбались друг дружке и «мило» гримасничали, демонстрируя приятные эмоции. Ничего плохого я бы о ней не сказала — приятная, уважаемой профессии молодая женщина. Но языковой барьер! Подружиться нам было — не судьба, да и какая дружба на расстоянии? Зато очень быстро прониклись симпатией друг к другу Адиль и Алекс, как он его называл. Особенно явно демонстрировал свое доброе отношение Адиль.
— Леш, а о чем вы все говорите? Что он к тебе так проникся? — спросила я как-то, когда однажды, уже в сумерках мама отпустила нас прогуляться к озеру только вдвоем. Каменистая тропинка, кое-где подсыпанная мелким щебнем, виляя между редкими валунами, потихоньку приближаясь к темно-синей поверхности воды.
— Наши дела, — шутливо-солидно отозвался муж, а потом, не выдержав, признался: — Я расспрашиваю о вулканах, а он о пчелах. И хмм…. всячески демонстрирует свое одобрение. Тут для меня чуть странно было… но потом уловил — он считает, что Лев и Яся не мои, но я поступил, как настоящий мужчина — принял и люблю их, как своих. Не стал переубеждать. Раз промолчали твоя мама и его отец…
— А вообще — как он тебе? — поинтересовалась я.
— Молодой еще, и не сказать, чтобы жизнью не битый… но немного наивный, что ли? Открытый, честный, хороший парень, красивый, но вот харизмы той самой — мужской, которая, как канатом, тянет к себе, в нем нет… — заглянул он мне в лицо.
Я молчала, судорожно вспоминая — что еще он мог слышать?
— И не самец, само собой, — напомнил муж, посмеиваясь.
— Мы вроде не сказали ничего плохого, — выдохнула я.
— Вы наговорили столько хорошего, — обнял он меня, — что дальше трудно соответствовать. Стоянка далеко, и вы не слышали, но мы вернулись чуть раньше. Я сразу поднялся к вам — сказать. Не смог устоять, послушал немного. Спасибо, Ксюш.
— Да ладно… — все пыталась я дословно вспомнить наш с мамой разговор, — красиво тут, да? Свежо и так чисто везде.
— «И ностальгия…» — ухмыльнулся муж, — ну ладно — красиво. У нас в Фиалкино не хуже. Давай до конца пройдем — посмотрим, куда тропинка ведет.
Я сунула одну руку в карман пальто, а вторую, вместе с его рукой спрятала в его кармане — к вечеру становилось совсем прохладно, пора было переходить на теплые куртки. Мы прошли дальше вдоль воды. Под ногами хрустели камешки дорожки, густая трава еще не пожухла, но уже чуть полегла под холодными ветрами. Синий альпийский вечер не был похож на наши — звенящая, пронзительная чистота горного воздуха завораживала и даже в сумерках видно было далеко-далеко…
— Обратно? — негромко спросил Лёша, похоже, проникшись-таки здешними красотами: — Далеко зашли. Вдруг Димка проснется?
— Да! — встрепенулась я и сразу выдохнула с облегчением: — Ох, все забываю, что уже не кормлю.
— Как можно? Теперь все только мое, — притянул он меня ближе к себе и, просунув руку между застежками пальто, обхватил ладонью грудь. Потянулся к губам.
— Нельзя на ветру, — шепнула я, довольно улыбаясь.
— Глупости все это, — накрыл он мои губы своими.
Я была не против. Прижимаясь к большому Лёшке, сразу почувствовала себя уютнее и теплее. Кроме того, и я тоже ощущала что-то такое, чем просто нестерпимо хотелось поделиться, отдав даже вот так — наскоро, хотя бы капельку своей нежности, благодарности и тепла.