Муж и жена Игнатьевы были в секте баптистов, активно посещали собрания верующих, стояли в стороне от общественной жизни цеха. Всеми силами стремились своих шестерых детей посвятить в «тайны господни».
Слесарю второго механического цеха Д. А. Нечеухину пришлось немало потратить усилий для того, чтобы наладить контакты с этой семьей. Агитатор понимал, что с религией лобовой атакой не справиться. Нужно было проявить человеческое участие в повседневных нуждах и заботах Игнатьевых.
Когда же впервые агитатор затронул вопросы религии, то супруги насторожились. «У каждого человека есть своя вера, без веры жить нельзя», — отвечал уклончиво С. К. Игнатьев. Но постепенно беседы становились откровеннее, касались главных вопросов религиозной веры. По совету агитатора Игнатьевы посмотрели кинофильм «Все остается людям». Картина задела за живое, помогла многое уяснить.
Сергей Кириллович и Нина Васильевна Игнатьевы посетили производственные собрания, беседы и лекции, проводимые в цехах, где они работали, стали интересоваться жизнью своих коллективов, завода. Шаг за шагом убеждались в своих заблуждениях и в конце концов отошли от секты. Дети их начали лучше учиться, в семье исчезла атмосфера натянутости и скорби. С. К. и Н. В. Игнатьевы оказались людьми общительными и добрыми. Сергей Кириллович был избран профоргом и членом цехкома профсоюза, Нина Васильевна принимает активное участие в работе общества Красного Креста.
— Теперь мы по-новому живем, — говорит С. К. Игнатьев. — Не боимся людям смотреть в глаза — честным трудом заслужили почет и уважение. И дети теперь не лукавят, как раньше, когда в школе им одно говорили, а дома мы закону божьему учили. В семье появились радость и согласие во всем. Я с детства был приучен к вере и думал, что без религии нет жизни, а оказывается, религия лишает человека возможности познавать и радоваться жизни, она готовит человека к смерти и делает его бессильным перед несуществующим богом. Я бы хотел верующим пожелать одно: как можно скорее сбросить с себя религиозный туман и посмотреть раскрытыми глазами, как прекрасен мир, в котором человек — творец и хозяин!
Агитатору этого же завода Ф. Е. Предеину пришлось вести индивидуальную работу с верующей Р. А. Симоновой, станочницей. Он познакомил членов своей семьи с семьей Симоновой. Не раз они вместе выезжали на загородные прогулки, посещали культурные мероприятия. Много было долгих и откровенных бесед о заводе, о его людях, о назначении человека, его месте в жизни. Не сразу верующая Р. А. Симонова соглашалась с доводами атеиста о сущности религии, библейских писаниях, религиозных заповедях.
Р. А. Симонова была избрана в состав цехового женсовета, где ей было поручено следить за санитарным состоянием производственного участка в цехе. В итоге женщина прекратила посещать собрания секты, соблюдать религиозные праздники и ныне с болью вспоминает, что многие годы жизни были отравлены религиозными суевериями. Усилиями агитатора С. В. Кербициной, технолога четвертого цеха, удалось оторвать от религии формовщицу П. А. Смирнову.
В этой связи хочется напомнить слова порвавшего с религией профессора Ленинградской духовной академии А. А. Осипова, сказанные в ответ на призыв одного из богословов, советовавшего А. А. Осипову уйти от атеистов и тогда «вера придет, равно и прощение».
«Нет, вера не придет, — твердо ответил ему А. А. Осипов. — Я не евангельская «трость, колеблемая ветром». Слишком дорогой ценой обрел я свое решение. Двадцать пять лет жизни — лучших, самых творческих, невозвратимо ушедших лет юности и зрелости — отдал я заблуждениям и религии, дурману веры. Этого, мне кажется, достаточно, чтобы разобраться в жизни раз и навсегда».
О том, как под влиянием житейских фактов верующие рвут с религией, можно привести такой пример.
Колхозница из села Мостовое Варгашинского района отпросилась у бригадира в город «по семейным делам». Проездила три дня. Оказалось, что поехала в церковь помолиться, родственников помянуть, свечи поставить. Когда возвратилась домой, ужаснулась, весь огород был выбит градом. Возмутило ее то, что град прошел узкой полоской и выбил только ее огород, а соседних не коснулся. Она сокрушалась, сетовала. И вот к какому выводу пришла:
— Как же это так! Я поехала за такие километры в церковь, да бога просила охранять меня от сует и несчастий, а он-то как будто в насмешку надо мной потешался на моем огороде градом! Да будь я дома, я бы закрыла гряды, спасла бы овощишки! Нет, оказывается, никакого бога, и нечего время и силы тратить на молитвы. На себя да на добрых людей надо надеяться, а не на попов да святых.
Правильный вывод, хотя достался дорогой ценой.
В одну из командировок в Петуховский район мне пришлось поехать в Частоозерье. Проехали мы километров пятнадцать, как на дороге нас остановила престарелая женщина. Попросила довезти ее. Торопилась она в больницу, к мужу. Дорога длинная, разговорились. Оказалось, Августа Петровна (так звали попутчицу) верит в бога («с детства нас к этому приучили»).
Я и говорю ей:
— А почему бы вам не помолиться да попросить бога избавить мужа от болезни, тогда бы и не надо ехать за такие километры в больницу?
Августа Петровна окинула нас лукавым взглядом и промолвила:
— А скажу я вам, сынки, по совести. Мы с дедушкой прожили много на свете, хорошо знаем, что если нам управляющий совхоза или собес не помогут, то никакой бог не поможет. А верим-то мы по привычке. В клуб не ходим, старые, а помолимся богу, оно как-то и легче на душе.
Эта встреча с Августой Петровной мне очень запомнилась: семидесятивосьмилетняя женщина верит в бога не по убеждению, а по традиционной привычке, которая ей привилась с детства.
Конечно, порвать с религиозным миром чувств, идей и поступков нелегко. Но ведь ныне сама наша жизнь, каждый день нашего созидания, наших устремлений вперед, каждое научно-техническое открытие — все это убедительное свидетельство несостоятельности религиозных поучений. Ведь за годы Советской власти наша страна, страна воинствующих атеистов, вопреки «воле божьей» силой революционного порыва, энергии, разума и труда широких масс, руководимых Коммунистической партией, творит дивные чудеса обновления мира, дающие людям материальные блага, нравственную и духовную красоту.
Практика учит, что любой, даже самый горячий поборник религии может быть переубежден в своих заблуждениях, для этого нужны только настойчивость и систематическая работа в борьбе с религиозными пережитками.
П. Г. Саклаков,лектор-общественникЧЕЛОВЕК ПРОЗРЕЛ
Впервые с этой верующей женщиной я познакомился во время лекции в одном из поселков Челябинска. Поэтому в церкви мы встретились уже как старые знакомые.
К проповеди отца Андрония она прислушивалась настороженно, стараясь не пропустить ни одного слова: говорил он о бесплотности человеческого бытия. Когда окончилась проповедь, Валентина Антоновна Горюнова задержалась, похоже кого-то ждала. Потом присоединилась к женщинам, стоявшим у церковной ограды. Подошел и я.
На лице Горюновой был не то испуг, не то удивление или тревожное сомнение. Я чувствовал, что она намерена говорить такое, что не согласуется со смыслом слова божия.
— Не могу, грешница, понять, — несмело начала она, — как это болезни и даже смерть могут стать благодатью божьей? Отец Андроний уверял нас сегодня, что болезнь — дело божье, выходит, от нее не уйдешь, а вот в больницах доктора на моих глазах спасали даже от самой смерти. Расскажу вам, православные, про один такой случай. Как-то к нам в больницу, где я работаю сестрой-хозяйкой, привезли тяжело больную женщину…
Горюнова с волнением делилась увиденным, своими впечатлениями. Видимо, она сама того не подозревала, как под влиянием окружающей больничной обстановки ее сознание исподволь раздваивалось. Она далеко еще не была свободна от религиозных представлений. Однако проповедь отца Андрония еще более распалила беспокойные мысли, породила желание критически осмыслить прослушанное.
Горюнову я проводил до трамвайной остановки. Поговорили о разных житейских делах, справились друг у друга — из каких краев, давно ли в Челябинске. Оказалось, что мы земляки, из села Калмыково-Камыши, что в восьмидесяти километрах от Челябинска.
Что и говорить, велика была обоюдная радость. Валентина Антоновна пригласила меня в гости и даже назвала день.
В субботу я пришел попроведать землячку. Валентина Антоновна только что вернулась с работы и первым делом занялась хозяйственными делами. У нее небольшой, но уютный домик, обнесенный палисадником, где дружно соседствовали румяная рябина и пышный канадский клен. Здесь же многочисленные цветы.
Домик состоял из кухни и трех небольших комнат. В одной из них, видимо, принадлежащей полностью хозяйке, висели иконы божьей матери с младенцем, распятие и образ святой Евдокии-мученицы.
Меня удивило то, что хозяйка почти не расспрашивала меня, а сразу настроилась поведать о своем житье-бытье. По всему было видно, что она давно испытывала потребность спокойно и разумно поговорить о том, что ей довелось на своем веку пережить:
— Несчастливо сложилась у меня жизнь. За короткий срок похоронила двух детей, мужа убили на фронте, и сама десять дней лежала в больнице как мертвая. Теперь вот и здорова, а жизнь моя уже не такая — верующей стала. Когда приходит вечер, ложусь в постель — страх берет, боюсь глаза закрывать.
Из рассказа ее я понял — от сильного нервного потрясения, возникшего в результате огромного личного горя, Горюнова перенесла летаргический сон.
— Люди, — продолжала Горюнова, — стали говорить, будто я особый человек, богом отмеченная, и должна уйти в монастырь замаливать грехи за себя и за других, что это благодать бога — он вернул мне душу.
Из Челябинска в село Калмыково-Камыши приехала монашка сестра Мария. В дом Горюновой она явилась поздним вечером. В своей благочестивой беседе внушила женщине мысль о том, будто сон ее был не простой. Сам бог избрал Горюнову в число праведниц за ее смиренный образ жизни. Летаргический сон — это указание божье — уйти в город поближе к храму господню, а потом подготовиться к уединенной жизни в монастыре. В случае отказа выполнить волю божью к Горюновой может прийти смерть.