Дамочка принимает его оптимистический тон. Она подавляет в себе тревогу и грусть и, бросая жизни вызов, смеется сквозь слезы: показывает всему миру, что еще не потеряла надежды. Она погружает в волосы гребень, меняет прическу, становится совершенно иной — и поэтому говорит теперь совершенно иначе:
— О вас я так не думаю.
Яно, наслаждаясь признанием-сигналом, спустя минуту спрашивает:
— По чему вы судите?
Дамочка смотрит ему в глаза, она снова едва не плачет — ну позволительно ли действовать откровеннее… Но Яно не садист, он протягивает ей руку помощи:
— Здесь так чудесно. Я восхищаюсь вами, вы такая вся из себя необычная. С теми дамами я чуть не умер от скуки.
Женщина отвечает обыденным тоном:
— Я не виновата. Не стоит говорить о них плохо.
Некоторое время они глядят куда-то вперед. Затем Яно протягивает руки, опрокидывает женщину навзничь, и они сливаются в страстном объятии. Смелый режиссер сделает из этого прекрасную сценку, средний режиссер прибегнет к чудесам кинотехники.
По пути к дому отдыха Яно постепенно отстраняется от своей дамы — теперь они уже не держатся за руки и ведут себя как совсем посторонние. Они до такой степени осмотрительны, что дамочка приходит на ужин одна, а Яно изумленно возводит глаза к небу, увидев на террасе перед «Мирамаром» грустно сидящую Рету. Но ее грусть продолжается недолго. Мимо них вскоре проходит Фрущак, спрашивает:
— Где та психованная? Ты нашел ее?
Яно, махнув рукой, отвечает:
— Что ты хочешь от бабуси? Весной ей стукнет восемьдесят, лучше бы сидела дома.
Фрущак, до которого шутка доходит с некоторым опозданием, улыбается. На прощание кивает.
Неделю спустя, кажется в субботу, приезжает к Яно тесть, теща, шурин с женой, Янова жена и трое детей. Все вместе обедают в одной маленькой корчме. Тесть вздыхает, пьет ром, ему хотелось бы остаться здесь подольше, а теща сердится. Перед трактиром притормаживают машины, около них вертятся их владельцы, бухают дверями, одни уезжают, другие приезжают, ищут местечко в корчме, заказывают еду, присматривают за детьми, заставляют их делать то, к чему дома они не приучены, то есть вести себя прилично и тихо. Каждый хочет казаться культурным, воспитанным, интеллигентным, в их памяти оживают правила бонтона, которые, однако, никак не увязываются ни с неловкими руками, не привыкшими есть с ножом и салфеткой, ни с обычным набором выражений — то и дело раздаются шокирующие детские словечки или неожиданные на первый взгляд вопросы, как, например, почему отец не снимает башмаков. Слышны и колкие замечания девочек-подростков, комментирующих лицемерное поведение родителей на людях. Матери и отцы подавляют в себе злость, лелеют мысль о возвращении в теплый домашний уют, где можно своему ребенку отвесить подзатыльник или хотя бы окриком заткнуть ему рот. Жены — каждая с какими-то мудреными украшениями на платье, впервые надетом, — дрожат от волнения, поскольку в туалете нет зеркала. Люди боятся, что подцепят от здешней пищи желтуху, едят с разбором, совсем в другом темпе, чем дома, и все это тяжелым камнем давит на желудок и вегетативную нервную систему.
Но хватит теорий, приступим к фабуле.
Жена Яно шепчет ему в ухо:
— У тебя тут есть кто-нибудь? Ночью небось все узнаю.
Яно строго смотрит на жену. Тесть спрашивает:
— Ну как тебе здесь живется?
Яно утвердительно машет вилкой. Теща присоединяется:
— А и правда, тебе здесь хорошо? Одни чужие…
Тесть одергивает ее:
— Не о том речь. Не приехал же он сюда выставляться перед знакомыми. Отец тебе кланяется.
Пятилетний сын вдруг заявляет:
— Мама останется здесь.
Яно с кислой улыбкой гладит его по волосам. Мальчик говорит, точно взрослый:
— Все ночи не спит.
Тесть замечает:
— О чем-нибудь другом не можете, что ли, при детях говорить. Отец тебе кланяется.
— Спасибо, — говорит Яно. Спрашивает жену: — Ты чего придумываешь? Через две недели я дома. А вы маму слушаетесь? Я ведь все узнаю.
Дочка Яно уже в переходном возрасте, она объявляет:
— Почему вы не поехали на курорт вместе? Когда выйду замуж, мы с мужем всегда будем ездить вместе.
Ее решительный тон никому не по нраву. Этот ребенок словно и не их вовсе: не видит разве, что она на людях? Но дочка продолжает высказываться:
— Зачем люди женятся или выходят замуж, если не хотят потом вместе ездить, весело время проводить?
Мать говорит:
— Фу-ты ну-ты, до чего она вдруг умная стала. Отец получил санаторную путевку. Кто бы вам без меня стирал, готовил, вы бы весь дом перевернули. Сама палец о палец не ударишь, а рассуждать горазда. Это тебя в школе так науськивают против родителей?
Девочка говорит:
— Ага, в школе.
Тесть печально оглядывается вокруг — радуется, что стар. Теща замечает:
— Откуда вы только такие умные? В самом деле, в кого это вы?
Яно уже сыт семьей и заботами о ней. Он закуривает сигарету и выдувает дым прямо на тестя. Тот упреждает его:
— Не надо бы тебе курить. Яд это.
Жена Яно обмахивается газетой, украдкой снимает туфли и спрашивает:
— Ты гостиницу заказал?
— Какую гостиницу? Чего выдумала? Отстань! — бормочет раздраженно Яно.
Дочка навостряет уши, а потом невинно спрашивает:
— Мама, ты не забыла на гостиницу денег?
Тесть цыкает на внучку, того и гляди, рука поднимется… Яно говорит:
— Вернусь ведь… И прошу тебя… поговорим о другом. Как там отец?
Жена на это:
— Лежит, хорошо ему.
Тесть добавляет:
— Кланяется тебе.
Взгляд Яно падает на женины туфли, он отталкивает их ногой, шепчет:
— Ты что вытворяешь? На Ривьере ты, что ли?
Отзывается дочка:
— Мама, если не потратишь деньги на гостиницу, купишь мне ту юбку?
Яно спрашивает:
— У нее нет юбки?
Жена язвительно отвечает:
— Нету.
Теща утишает надвигающуюся ссору:
— Дайте покой отцу. Есть же у тебя в чем ходить.
Но дочка не сдается:
— Та юбка узка, не могу ее носить. Хожу все время в одной и той же. На мне экономите, а…
Яно выглядывает в окно, где течет курортная жизнь, замечает некоторые знакомые фигуры, возможно и ту дамочку, которой сохранил туфли и веру в жизнь. Официант проходит мимо с грузом пива и рома. Спотыкается о сынишку Яно и падает. Дочка смеется, но недолго. Яно подымает сына и хлопает его по заду, официант с минуту стоит над черепками, потом пинает поднос и идет успокоиться в кухню. Приходит старушка с метлой и ведром, заметает пол. Янов сын переходит из рук в руки, верещит и дергается, сестра тоже ему поддает, и тесть выходит с ним на улицу. Яно платит старшему официанту, который милостиво прощает им вину. Семья поднимается и идет к автомобилю. Возле него тесть держит внука под мышки и дает ему возможность спокойно помочиться на дорогу. Дочка говорит:
— А прогуляться не пойдем? Как же я скажу, что была на курорте, когда мы невылазно сидели в корчме.
Вспыхивает ссора. Тесть залезает с внуком в машину и усаживается на заднем сиденье. Янова жена открывает все двери, проветривает, отряхивает сиденье у руля. Какие-то фрайера спрашивают дочку, не продается ли их машина. Ответа не получают — дочка им вслед высовывает язык. Мать, увидев это, подходит к ней и дает оплеуху. Яно, разозлившись, исчезает за углом. Жена решительно садится за руль и ждет, пока все поймут, что пора отправляться домой. Семья занимает свои места. Машина трогает с места.
Наконец мы в столовой за столом, обедающие после супа ждут второго; лесорубши нет. К столу подходит прелестная официантка с красивым носом; подводит новую отдыхающую. Это девушка лет двадцати пяти, маленькая, забитая, очаровательная, приличная, хорошо одетая, хорошо причесанная; она как картинка, как мадонна.
Девушка всем подает руку, представляется:
— Ганка Тлста.
Фрущак закатывается. Такую фамилию он сроду не слыхал. Учительница в трауре говорит:
— Тлсты, по-русски Толстой, а это был великий писатель, так что не стесняйтесь своей фамилии.
Девушка на это:
— Когда выйду замуж, у меня другая будет.
Фрущак острит:
— Только не выходите за Худого.
Потом они обедают. Ганка подчищает все. После обеда она спрашивает:
— Вы гуляете? Здесь замечательный парк, правда?
Учительница — сама любезность:
— Сегодня концерт, я достану вам билеты, хотите?
Девушка рада. Она обращается к Яно:
— И вы пойдете?
Яно молчит, лишь пожимает плечами. Воспитанная Гана не забывает и о Фрущаке, спрашивает его:
— Вы идете?
Фрущак краснеет, еще энергичнее орудует зубочисткой и говорит:
— Мне с самого утра как-то не по себе, пойду лучше посплю.
Ганка спрашивает учительницу, что это будет за концерт. Оказывается, приезжает квартет валторнистов из самой Праги, весьма известных — как написано на афише — музыкантов. Яно справляется, будут ли играть только эти четверо, ведь это наверняка нагонит тоску. Ганка говорит:
— Не нагонит, я жду с нетерпением.
Вечером, проходя мимо клуба, Яно с Ретой слышат то быстрые, то медленные звуки, короткие музыкальные пьески. Яно говорит:
— Это музыканты из Праги, мы могли бы пойти на концерт.
Рета возражает:
— Там будет старуха. Потому-то она так прихорашивалась сегодня. Чего только бабы на себя не напяливают, чтобы выглядеть светскими дамами.
Яно напрашивается:
— Позови меня на чашечку кофе.
Рета качает головой: нет, уже поздно, завтра тоже будет день. Старуха всякую минуту может вернуться… Яно вздыхает, Рета целует его и говорит:
— Разве тебе мало было сегодня? Какой же ты ненасытный. Никто бы не дал тебе пятидесяти. И молодого солдата заткнул бы за пояс…
Яно стискивает зубы, ощетинивается:
— Какого солдата? Что у тебя общего с солдатами?
Рета хихикает. Яно поворачивается на каблуке и покидает барышню перед клубом. Она садится на скамейку.
Концерт окончился. Яно сидит в вестибюле в кресле. Выходит Ганка, Яно подходит к ней и говорит: