Итак, подытожим написанное: Яно занимался любовью с одной дамочкой в лесу. Она как-то выпала у нас из действия. Но и о ней нельзя забывать — она еще может нам пригодиться. Ну, допустим, хотя бы для того, чтобы Яно Грс испробовал на ней ведьмину водицу. Водица действует избирательно на женщин и мужчин. Может, к примеру, вызвать смех или невыносимый зуд.
Еще есть Рета — о ней мы не забыли. С помощью Реты нам удалось показать, что Яно, невзирая на ее нежную страсть, влюбился в Ганку.
Очевидно также, что Яно женат и что второй раз жениться пока не собирается. Не забыли мы и о том, что он выдает себя за инженера. Все эти факты надо будет органичнее ввести в действие, пока они лишь намечены. Ведь редакторы все так запутают, что сам черт не разберет! Это уж как дважды два!
Определенную прелесть и поэтичность придает сюжету брат Ганки, которого она позвала на помощь. Его присутствие придает истории чуть экзотический оттенок, хотя, вводя этот образ, я плохо себе представлял, для чего он может пригодиться. Теперь уже ясно: своим существованием он привносит в действие элементы абсурдного комизма.
Заву, естественно, не понравится маловыразительная «идейность» текста. Он наверняка спросит меня, что я хотел этим сказать и куда я целюсь. Он перечислит мотивы, которые я позаимствовал из иных произведений, где они были использованы подобающим образом, в то время как мое обращение с ними самовольно и двусмысленно, без чувства меры и учета кинематографического видения. Скажет, что мое сочинение отнюдь не отличается своеобразием, ничем не освежает работу сценарной группы, и подытожит: ординарное мелкотемье.
Текст прочтут и мои коллеги, и, если зав все-таки решит, что можно приступать к сценарию по нему, следом же начнется беспощадное оскопление. Пойдут выбрасывать все излишне своеобразное и бьющее в глаза, все то, что попахивает нарочитостью, затем станут анализировать психологический фон отдельных героев и прочая.
Это оскопление считается весьма сложной работой, которая не каждому по плечу. Заниматься этим нужно долго, по меньшей мере лет двадцать, и, конечно же, обладать тем самым чудодейственным кинематографическим ви́дением.
Однажды я слишком смело критиковал один фильм, и его режиссер, как передала мне коллега, обозлился и сказал, что, знай он об этом заранее, то позвал бы меня только тогда, когда фильм был бы отснят окончательно. Конечно, разве я могу разобраться в незавершенной работе? Я предложил коллеге пойти вместе с нею и успокоить режиссера, полностью отказавшись от своей критики. Коллега отклонила мое предложение, сославшись на то, что режиссер скверно себя чувствует и не расположен ни с кем встречаться. Свою персону она, разумеется, не причисляла к числу тех, кто мог бы помешать ему, и всячески намекала, что, кроме нее, никто не способен разрешить наши недоразумения, ибо никто, как она, не разбирается ни в кино, ни в людях.
Господи, что за наваждение! Почему я столько думаю о будущих невзгодах? Надо работать, изобретать коллизии, выстраивать действие, нагромождать события, а о том, как это примет коллектив, лучше не думать.
Итак, Яно намерен добиваться Ганки и впредь.
Как мы уже предварительно наметили, Голем будет всячески терзать Яно, сам будет мучиться ревностью, но, поскольку он добряк, особого вреда Грсу не причинит. Попробуем теперь придумать какое-нибудь действо для Ганки. Надо определить, хочет ли она Грса или нет. Если хочет, если решает избавиться от Голема, мы должны вымыслить что-то, благодаря чему она окончательно завоюет сердце Яно. И это будут заключительные сцены.
«Сожитель Яно Грса, поднявшись с постели, чистит зубы. Замечает у зеркала бутылочку и спрашивает Яно, что это за препарат.
— Осторожно, — восклицает наш герой, — не прикасайтесь к нему!
— Для чего же он? — спрашивает сожитель.
Яно таинственно берет бутылочку и прячет ее.
После завтрака Грс идет в кондитерскую с Ретой. Когда Рета удаляется ненадолго в туалет, Яно добавляет ей в чай несколько капель из таинственного пузырька. Рета чай выпивает. Как вскоре выясняется, снадобье вызывает ужасный зуд и жжение. Все тело несчастной женщины словно искусано комарами. Рете приходится вызвать доктора. Ее укладывают в постель, делают уколы, растирают, пока наконец препарат перестает действовать.
Яно утаивает, что это его проделки. Покуда врачи изо всех сил стараются помочь Рете, наш герой спокойно отправляется обедать. За столом он встречается с Ганкой, за которой пристально следят ее брат и Голем. Располагаются они в соседнем помещении, у выхода из столовой, и сквозь занавес наблюдают за Яно с Ганкой.
Яно говорит:
— Ты придумала, как мы поступим с этим чудовищем?
Ганка шепотом:
— Наверно, мне придется смириться с этим страшным человеком, придется выйти за него замуж.
— Дай ему выпить из этого пузырька, и ты навсегда избавишься от него, — говорит Яно.
— Ему не будет очень больно? — спрашивает Ганка и прячет бутылочку в сумку.
— Нет. Когда препарат начнет действовать, ты пристыдишь его, скажешь, что это верное доказательство его скрытой болезни, которую он утаил от тебя. Это будет достаточным поводом для разрыва.
Фрущак следит за действиями Яно и Ганки, но ничего не может понять. Грустная пани учительница уже думает о возвращении домой; она счастлива, что весь свой отпуск провела пристойно, как и положено словацкой учительнице, когда она вне дома, а тем паче в специализированном санатории, где полно всяких непривычных соблазнов для домашнего человека. После обеда Ганка поднимается из-за стола первая. Она провожает Голема и брата в харчевню, где они собираются пообедать.
Тут-то и выливает Ганка содержимое бутылочки Голему в суп.
Голем любит острые блюда, подсыпает специи, перец, соль, исчерпывает все запасы пряностей на столе. Официанту приходится снова наполнить перечницу и солонку. Брат предупреждает Голема:
— Смотри, обожжешься!
— Подумаешь! Велика беда!
Они едят — ничего не происходит.
— Ганка, и ты посоли, — понукает ее Голем, — тут как-то мало солят.
— Спасибо, для меня достаточно, — говорит девушка.
Все довольны. Голем кончает есть и просит меню — ему хочется еще сладкого. Но тут вступает в действие препарат — Голем начинает чесаться и истово раздирать себя, снимает рубашку, скребет себе спину. Старший официант вызывает неотложку. Ганка плачет, боится, как бы не выяснились все сопутствующие обстоятельства.
В больнице врачи сравнивают сыпь Голема и Реты и приходят к выводу, что на курорте распространяется эпидемия. Срочно принимают строжайшие меры. В отделение привозят всех людей, которые жалуются на кожный зуд. При желании режиссер может изобразить эту эпидемию с большим размахом.
Тем временем Яно и Ганка с чемоданами убегают из санатория.
Пока органы ОБ приступают к расследованию причин эпидемии и поискам ее виновника, Яно и Ганка успевают поселиться в маленьком уютном домишке высоко в горах, куда ворон костей не заносил. Живут дружно, питаются плодами труда своего. Но иной раз, когда догорает свеча и они вынуждены отойти ко сну раньше обычного, им становится грустно. Правда, перина заменяет им весь окружающий мир. Они счастливы.
Вулканические породы, часто раздробленные, на южных теплых склонах поросли теплолюбивыми сообществами овсяницы далматинской. На андезитах и трахитах эти растения лишь ненадолго остаются под снегом, летом они высыхают. Ими и питались наши герои, когда им не хотелось готовить.
В таком положении наших героев застает зима. Однажды Яно пришлось поехать за акушеркой, чтобы она помогла появиться на свет маленькому гражданину, детищу большой любви Яно и Ганки.
И родился здоровый, сильный, крупный, необыкновенный мальчик; он сразу же сел, а через минуту начал ходить; на другой день был уже не меньше семилетнего, а за неделю достиг переходного возраста; когда и из него вышел, начал бить родителей — и потому они отпустили его в большой мир. И стал он вторым Големом.
Яно Грс вздыхал:
— И в кого только этот ребенок уродился? Я всегда уважал родителей!
Они с женой смотрели в долину, и глаза их увлажнялись слезами».
Такой сценой я и завершил сюжет для фильма «Дон Жуан из Жабокрек». Не хотелось уже придумывать ни новые эпизоды с Грсом и Големом, ни новую концовку, которая вполне могла быть иной, более реалистичной, как, например: Ганка выходит замуж за Грса, а потом изменяет ему. Но для этого еще хватит времени, если тему мою утвердят и придется писать по ней сценарий.
Шестнадцатая глава
Гнев туманит мысль. Чтобы не гневаться, я купил белласпон и утром принял таблетку. У меня было такое же состояние, как и у человека, который, проспав восемь или девять часов, все еще продолжает подремывать. Однако предчувствие какой-то очень приятной дороги понуждает его встать — он потягивается, зевает, все еще пребывая между сном и пробуждением, вслед за которым его ждут сладкие минуты. Это типично осенние настроения. Август уже не лето, август — тот ностальгический месяц, который любил и Витезслав Незвал[35], когда вспоминал свои родные края в августе и впадал в осеннюю меланхолию.
Дочка решила учиться играть на гитаре — я дал ей гитару и самоучитель. Но уже ночью стал грустить по инструменту, а утром, поглядев на то место, где он стоял, и вовсе расстроился. Пустой угол пронизал меня болью. Игрой я заполнял все свободные минуты — минуты отдохновения. Потихоньку наигрывал и ночью, когда не мог заснуть или когда заваливались к нам гости и подолгу беседовали с женой. Уже само разучивание трудного положения пальцев на гитаре приносило мне облегчение — это можно делать совершенно автоматически, думая совсем о другом. Вы так долго перебираете пальцами, что они вдруг сами занимают нужное положение. Просто невероятно, до чего рука податлива. Иной раз я считал аппликатуру, предписанную «Школой игры», опечаткой — но когда повторял ее много раз, мизинец как бы сам по себе набирался уму-разуму и все получалось.