[17] как к себе, так и к окружающим, а потому, если не был лучшим, считал себя пустым местом. Хотя никто не мог соответствовать его стандартам, в душе он чувствовал себя самозванцем.
По словам его психотерапевта, главный терапевтический прорыв произошел, когда Артур признал, что он не лучший игрок в «Скрэббл» в городе и что это нормально.
После трех лет несчастливого брака Артур, еще учившийся в медицинской школе, развелся и впал в депрессию. В этот момент он начал психофармакологическое лечение у психиатра, который заметил у него острую склонность к суициду. Мать Артура сказала, что во время обучения в медицинской школе он совершил вторую попытку самоубийства. Он влюбился в новую девушку[18], но каждый раз, когда они сближались, он убегал (и это случалось снова и снова). Близость и уязвимость, похоже, пугали его. Он находился в непрекращающемся поиске людей, институтов и профессий, которые изменили бы его мир, лишенный удовольствий. Артур не мог избавиться от печали и обрести счастье.
Мне по-прежнему неясно, хотел ли он получить медицинское образование, чтобы лучше понимать этиологию, патогенез, возможности лечения и прогноз собственного заболевания. Возможно, он стал врачом, чтобы добиться авторитета, превосходства и контроля. Вполне вероятно, что он воспринимал белый халат как средство избавления от ревности, соперничества и низкой самооценки. Он и так страдал от постоянной неуверенности в себе (поступил ли он в медицинскую школу благодаря собственным заслугам?) и амбивалентности (подходит ли мне карьера в медицине?). Об этих ли жизненных трудностях он говорит в своей предсмертной записке?
Кажется, что он не мог вместить в себя любовь, заботу и поддержку, которые были направлены на него в эмоционально тяжелые дни. Похоже, у Артура не было никакого психического резерва. Его колодец эмоций всегда был пуст, и он метался от одного мимолетного приятного эпизода к другому. Тем не менее ни отношения, ни события, ни профессиональная деятельность в его жизни не длились достаточно долго. Бывшая жена Артура сказала, что отчаяние накатывало на него сразу после счастливого события. Осознавал ли Артур, что не мог хранить, извлекать и генерировать приятные чувства? Может, это тоже было последствием неврологического потрясения в детстве? К сожалению, этого мы не знаем.
ПРИМЕЧАТЕЛЬНО, ЧТО ОН УМЕР НОЧЬЮ В ВОСКРЕСЕНЬЕ, ПОСЛЕ ВЫХОДНЫХ, ПРОВЕДЕННЫХ В БОРЬБЕ С ВНУТРЕННЕЙ ПУСТОТОЙ, СТРАХОМ НЕУДАЧИ И ЧУВСТВОМ ПОКИНУТОСТИ (ЕГО ОБОСТРИЛ ОТКАЗ ДЕВУШКИ ВОЗОБНОВИТЬ С НИМ ОТНОШЕНИЯ).
Его девушка уехала из города в субботу утром, поэтому Артур, возможно, чувствовал не только ее эмоциональную недосягаемость, но и физическую. В пятницу вечером он звонил ей[19] и умолял вернуться к нему, угрожая убить себя, если она откажется. Что интересно, его бывшая жена сообщила о том же: после развода он преследовал ее в попытке снова сойтись.
Ему было слишком тяжело думать о новой неделе, полной вызовов его эмоциям, авторитету, медицинским знаниям, уравновешенности, цельности и хрупкой идентичности. Кроме того, он чувствовал зарождение тех же симптомов, что сопровождали предыдущие обострения депрессии. В возрасте 28 лет Артур сказал своему психиатру, что если он снова впадет в депрессию, то убьет себя.
Возможно, к тому моменту новый депрессивный эпизод уже начался, и болезнь нарушила его когнитивные способности, эмоциональную стабильность и способность обрабатывать информацию. По словам психиатра, Артур воспринимал возвращение депрессии как напоминание о своем несовершенстве. Возможно, он чувствовал, что уже встал на этот путь и что сама болезнь мешала ему размышлять об альтернативных вариантах решения проблем.
У Артура был опыт лечения в психиатрической больнице, психотерапии, приема препаратов, обучения в медицинской школе и на юридическом факультете, брака, отношений с девушкой и длительной дружбы с мужчиной. Он пробовал жить с женщиной (бывшей женой), братом и лучшим другом. Он делил свою жизнь на маленькие фрагменты, которыми мог управлять. У него были эмоциональные и интеллектуальные трудности. Лучший друг подтвердил, что Артуру всегда было сложно просить о помощи. Его бывшая жена сказала, что он никогда не испытывал удовлетворения. Он скучал, был пессимистично настроен и считал, что жизнь не имеет смысла.
Артур чувствовал себя невероятно одиноким, даже когда был женат, и, по словам бывшей жены, мог на несколько дней уйти в себя и не общаться с ней.
Представьте себе, как он чувствовал себя, когда находился один в квартире, боясь остаться покинутым. Была ли смерть Артура предотвратима?
Интервьюируемые сказали, что Артур был приятным, привлекательным, добродушным и веселым. Во взрослом возрасте он не был совершенно непредсказуемым или склонным к психозам. Люди не могут не отождествлять себя с некоторыми из его трудностей. Кому чужды подростковые проблемы и разочарования? Некоторые моменты его отчаяния близки и понятны многим.
Как можно было спасти Артура? Возможно, предложив ему безоговорочное сочувствие и понимание. Возможно, признав его боль и страдания и проявив к ним уважение.
Возможно, убедив его, что он непременно научится принимать и дарить любовь, поддерживать себя изо дня в день, смеяться над собой, без стыда просить о помощи, принимать сочувствие и не бояться быть пациентом. Не стану утверждать, что я смог бы избавить его от боли и рецидивирующих депрессивных эпизодов или изменить его негативные взгляды, но тем не менее мне хотелось бы поработать с ним, чтобы взять всё вышеупомянутое под контроль. Психиатр из медицинской школы сказал, что Артуру диагностировали хроническое психиатрическое заболевание. Я бы пригласил Артура и его девушку на парную психотерапию, а его родственников – на семейную. Полагаю, групповая терапия дала бы ему понять, что другие люди тоже страдают и сталкиваются с трудностями. Я бы попробовал назначить ему другие препараты, к тому же электросудорожная терапия могла бы быть очень полезна.
Но разве Артур не был максимально защищен от преждевременной смерти? С ним много лет работали преданный делу психотерапевт и проницательный психиатр, которые дарили ему надежду (посредством психотерапии и медикаментозного лечения), заботились о нем и уважали его. После первой серьезной попытки самоубийства, за которой последовала госпитализация, он прожил еще 13 лет. Артур пишет, что он никогда по-настоящему не отказывался от мыслей о самоубийстве и намерения умереть. По моему мнению, он до самого конца хотел быть спасенным, но не знал, как спасти себя, не прося о помощи, за которой ему было слишком стыдно[20] обратиться. Кроме того, он отчаянно хотел быть понятым и принятым. Можно ли было его спасти? Боюсь, что без желания и умения принимать помощь и свой статус пациента ответ не может быть воодушевляющим.
Для меня самое печальное в этом случае – это то, что самоубийство совершил очень умный молодой человек, освоивший две сложные профессии, имевший доступ ко множеству ресурсов и обладавший знаниями о различных методах лечения. Его решение отказаться от доступных вариантов (стационарная или амбулаторная ЭСТ, стационарное психиатрическое лечение, амбулаторное психиатрическое лечение и консультации по альтернативным подходам к медикаментозной терапии) – настоящая трагедия. Этот молодой мужчина искал аутентичности, идентичности и индивидуации. Ситуации, позволявшие ему вкусить эти вещи, не были долговременными либо из-за обстоятельств (выходные в лагере), либо из-за неспособности Артура адаптироваться к ним (семейная жизнь, длительные отношения с девушкой).
Я убежден, что этот мужчина не смог и не позволил бы себе войти в очередной депрессивный эпизод, потому что очень боялся связанной с ним психологической боли. Он знал, что у него нет на это психических резервов. По моему мнению, из-за постоянного ощущения эмоциональной пустоты и одиночества надвигающийся депрессивный эпизод помешал бы его способности функционировать как врач-адвокат, друг, сын, брат и возлюбленный.
ОН ПОНИМАЛ, ЧТО ЕГО ХРУПКАЯ САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ НЕ ВЫДЕРЖИТ ОЧЕРЕДНОГО ДЕПРЕССИВНОГО ЭПИЗОДА С ЕГО РАЗРУШИТЕЛЬНЫМ ВОЗДЕЙСТВИЕМ НА ЧУВСТВО КОНТРОЛЯ, СПОСОБНОСТЬ ЗАДЕЙСТВОВАТЬ ВСЕ ПСИХИЧЕСКИЕ И ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ, А ТАКЖЕ НА ОЩУЩЕНИЕ БЕЗОПАСНОСТИ, СТАБИЛЬНОСТИ И ЗАЩИЩЕННОСТИ.
Ничто по-настоящему не удовлетворяло его и не приносило ему радости, и так он существовал на протяжении длительного времени. Он знал, что его жизнь поддерживается повседневной рутиной, а также доброжелательными, но неустойчивыми отношениями с обеспокоенными родными и друзьями. Артур понимал, что этот карточный домик временный и непредсказуемый. Он ежедневно испытывал боль и боялся грядущих страданий. Он был слишком умен, чтобы быть счастливым. В этом и заключается главная трагедия, главная загадка и главный парадокс его жизни.
4Интервью с матерью
Интервью с семью членами семьи и двумя специалистами Артура прошли хорошо. Мы достигли взаимопонимания и отнеслись друг к другу с уважением. Все девять интервью были проведены в течение первых шести месяцев после смерти Артура. Хотя психологическое вскрытие проводится по определенному протоколу, у меня не было заготовленного списка вопросов для интервью. Ход разговоров был продиктован лишь здравым смыслом и построен вокруг следующих аспектов.
1. Каким он был человеком? (Расскажите мне об Артуре.)
2. Что привело к его самоубийству? (Почему, по вашему мнению, он покончил с собой?)
3. Что вы думаете о суициде в целом? (Ваше отношение к самоуничтожению.)
4. Как можно было предотвратить его смерть? (Можно ли было спасти ему жизнь и что для этого требовалось сделать?)