Дело Грейс Калинды
9
Было позднее утро, и Колин ехал из Уэст-Кройдона в Перри-Хилл за рулем двухэтажного автобуса. После утреннего часа пик на нижнем этаже было всего несколько пассажиров, и остановки в основном были пусты. Однако, посмотрев на Норткот-роуд, водитель увидел на остановке пару. Она казалась подозрительной. Хотя мужчина явно не мылся много дней, женщина хорошо выглядела, и, когда Колин остановил автобус и открыл им дверь, они не сдвинулись с места.
Только тогда он заметил, что между ними сидела девочка четырех-пяти лет. Ее лицо было покрыто синяками, а глаза распухли. На глазах у Колина женщина поднесла банку пива к губам девочки. Рассердившись, он хотел вмешаться, но передумал. Вместо этого он нащупал свой мобильный телефон, Nokia 6300 с игрой «Змейка», которая так нравилась его шестилетней дочери, и вызвал полицию.
Офицерам понадобилось всего семь минут, чтобы приехать, и еще меньше, чтобы вызвать подкрепление. Полицейские посадили девочку на заднее сиденье патрульного автомобиля и сразу повезли ее в больницу Мэйдэй в Торнтон-Хит.
Грейс Калинду из Уганды и Дэвида Джонсона из Кэтфорда арестовали и доставили в полицейский участок Саут-Норвуда. В 11:31 им предъявили обвинение в неисполнении родительских обязанностей и алкогольном опьянении во время присмотра за ребенком.
Когда Колин вернулся вечером домой, он, несомненно, обнимал свою маленькую дочь чуть дольше, чем обычно.
Больница Мэйдэй, которая была чрезвычайно загруженной, но при этом не имела необходимых ресурсов, обслуживала большой боро Кройдон (сейчас она называется Университетской больницей Кройдона). Я хорошо был с ней знаком. Окончив университет в 1990 году, я должен был отработать год в общей медицине и хирургии, чтобы меня окончательно зарегистрировали как врача. В медицинской школе нам разрешали занимать одну академическую должность и одну в первичном звене здравоохранения. Я думал, что мне пойдет на пользу работа в оживленной больнице общего профиля, поэтому подал заявление на должность в области респираторной и общей медицины в Кройдоне.
Первое дежурство выпало на жаркие выходные начала августа. В 9:00 я сидел в столовой, принимая дела у предыдущей смены. Мы пили безвкусный столовский кофе с медицинской бригадой, состоявшей из Риса Томаса, стажера, Грэма Берлайна, штатного врача, и Чарли Исмона, ординатора. Чарли был главным, поскольку мы видели консультанта только на обходах.
– Что ж, пока довольно тихо, – сказал я.
– Подожди немного, – ответил Чарли. – Так будет недолго.
Конечно, уже через несколько минут нас вызвали к первому пациенту, и в те выходные мы приняли 48 больных из отделения неотложной помощи. Мне приходилось быстро учиться и много работать. Пятидесятишестичасовая смена началась в 9:00 в субботу и завершилась в 17:00 в понедельник. Это было до начала кампании, которая привлекла внимание к переработкам молодых врачей и поставила под сомнение безопасность их условий труда.
Переход от студенческой жизни к профессиональной стал для меня огромным шоком. У меня вообще не осталось времени на социальную жизнь. Однажды в понедельник вечером, после тяжелой смены, когда мне удалось поспать всего пару часов, я должен был встретиться с друзьями. Было около 18:00, так что я, имея час в запасе, решил вздремнуть в комнате отдыха, прежде чем отправиться на встречу. Казалось, я проснулся всего через минуту, но, взглянув на часы, понял, что уже утро вторника. Я проспал 13 часов, опоздал на следующую смену и пропустил долгожданный вечер с друзьями.
Теперь, много лет спустя, в больницу Мэйдэй отвезли маленькую Нэнси Калинду. По прибытии она была в стрессе, но в целом состояние здоровья было хорошим. Вес был обычным для ее возраста, а речевые и двигательные реакции соответствовали норме по шкале комы Глазго (15-балльная шкала, которая используется для оценки степени нарушения сознания). Неврологическое обследование не выявило никаких патологий, и на теле девочки не было следов сексуального или долговременного физического насилия.
Однако ее лицо отекло и было покрыто синяками, а оба глаза закрыты. На теле также было несколько свежих синяков и царапин. В целом клиническая картина свидетельствовала о неслучайной травме.
После того как Нэнси ввели седативный препарат, чтобы детский офтальмолог мог осмотреть ее глаза, у нее обнаружили субконъюнктивальные кровоизлияния. Белки глаз были красными из-за разорванных капилляров, которые являлись результатом ударов в лицо. К счастью, у девочки было нормальное зрение и признаки воспаления или повышенного внутриглазного давления отсутствовали.
В полицейском участке Саут-Норвуда быстро установили, что Дэвид Джонсон, мужчина с автобусной остановки, был бездомным алкоголиком. При случайной встрече он предложил Грейс Калинде сделать глоток из его банки очень крепкого пива. Женщина согласилась, однако алкотестер показал, что она не находилась в состоянии алкогольного опьянения. Ввиду травм ее четырехлетней дочери Нэнси Калинде предъявили обвинение в нападении с причинением фактических телесных повреждений, согласно 47-й статье «Акта о преступлениях против личности».
Пациентка странно вела себя в изоляторе временного содержания. К 23:00 она начала петь, смеяться и делать странные жесты руками. Сержант попросил привести судебно-медицинского эксперта, который отметил следующее: «Она кричала… одновременно враждебная и встревоженная, возбужденная. Женщина думала, что мы хотим убить ее… перепрыгивала с одной темы на другую… говорила об Иисусе, дьяволе и детских жертвоприношениях». Ее признали неспособной пройти опрос и вызвали психиатрическую бригаду для более подробной оценки.
Нэнси, находившаяся в педиатрическом отделении, больше не плакала, и медсестра уговаривала ее попить сок. Девочка спросила медсестру о своей сестре, и после подробных расспросов выяснилось, что у нее дома была малышка, которая спала в кроватке.
Об этом быстро сообщили в полицию, где все еще пытались уточнить личность и адрес Калинды. Как только это было сделано, патрульные направились в таунхаус[33], разделенный на две квартиры с общей входной дверью. Она была приоткрыта, но дверь в квартиру была заперта. Офицеры позвонили и постучали, но никто не ответил, поэтому они выбили дверь (у полиции есть полномочия входить на частную территорию без ордера ради спасения жизни) и начали обыскивать квартиру.
Жилище было чистым, но на кухонном полу лежала разбитая посуда. Констебль Браун обыскала кухню, гостиную и комнату Нэнси, меньшую из двух спален. В большой спальне было темно, шторы были задернуты, постельное белье валялось на полу. В углу стояла простая белая кроватка IKEA, где спал младенец, укрытый белым одеяльцем. Подойдя ближе, констебль Браун увидела, что ребенок не дышал. Девочка была холодной и окоченевшей. На ее руках и туловище были большие синяки, а под носом запеклась кровь. Это была сестра Нэнси, шестинедельная Дембе.
Доктор Питер Герберт, полицейский судебно-медицинский эксперт, посетил место происшествия и констатировал смерть в 13:03. Крошечное тело увезли в морг Мэйдэй, где должны были провести вскрытие.
После обнаружения тела малышки Дембе Грейс была повторно арестована, и ей предъявили обвинение уже не в нападении, а в убийстве. Она ничего не ответила и тупо смотрела вдаль. Вероятно, у нее были галлюцинации. Двух психиатров пригласили, чтобы провести экспертизу. Несмотря на некоторые разногласия по поводу того, что песни могли быть частью религиозного культа и что с этим было бы лучше разбираться в изоляторе временного содержания, Калинду все же перевели в психиатрическую больницу для проведения оценки.
Ее перевезли в расположенный неподалеку Бетлем, где она сказала персоналу: «Господь наделил меня силой… с прошлой недели… дьявол вокруг… Иисус послал меня на землю, чтобы исцелять людей». Там ее настроение быстро менялось: периоды затишья сменялись моментами, когда она вскакивала с места и угрожающе смотрела на персонал. Однажды она указала на медсестру и сказала: «В эту женщину вселился дьявол». Пациентку поместили в одиночную палату ради ее собственной безопасности, однако ей не давали антипсихотические препараты, чтобы врачи могли поставить точный диагноз. Предварительным диагнозом был послеродовой психоз, самое тяжелое психиатрическое осложнение после родов.
Первые недели после рождения ребенка могут быть радостными, но, разумеется, молодые матери уязвимы ко многим проблемам с психическим здоровьем, таким как подавленное состояние (гораздо более 50 % матерей), послеродовая депрессия (более 10 %) и послеродовой психоз (1–2 случая на 1000 женщин). Последнее заболевание может развиться в течение нескольких дней или недель после родов. Если семья или медицинские работники вовремя не обратят на него внимания, то результатом могут стать серьезные нарушения поведения или даже смерть ребенка от рук матери.
Такова была трагическая судьба Дембе и моей кузины Луизы, которую задушила Джорджина. В отличие от Грейс, тетю сразу не направили в психиатрическую больницу, и ее дело прошло по всей системе правосудия. Как мы позднее увидим, в убийстве младенцев родителями нет ничего хорошего, но эти ужасные события не всегда являются результатом психоза. Насколько распространено это страшное преступление и чем подобные дела отличаются в разных точках земного шара?
10
В XIX веке экономические и социальные возможности незамужних матерей были сильно ограничены, поэтому детоубийство в порыве отчаяния было распространенным явлением. За 24 года в период с 1863 по 1887 год 3225 детей в возрасте до одного года были умерщвлены родителем в Англии и Уэльсе, то есть на год приходилось около 150 таких случаев.
Закон учитывал эти проблемы в течение некоторого времени: у тех, кого признавали душевнобольными, была возможность получить оправдательный приговор или королевское помилование. В середине XIX века невменяемость была кодифицирована в «Правиле Макнотена»: Дэниел Макнотен был оправдан за убийство, совершенное в разгаре персекуторного бреда. Это правило, которое остается законом о невменяемости в Великобритании и США, применимо в тех случаях, когда обвиняемый «на момент убийства действовал в состоянии помутнения сознания, связанного с психическим заболеванием».
Возникло мнение, что любая женщина, убившая собственного ребенка, по определению является психически нездоровой и не может нести ответственность за свои действия. После Королевской комиссии по смертной казни 1864 года женщин стали приговаривать к обязательной смертной казни, но такие приговоры никогда не приводились в исполнение.
Закон «Об инфантициде» 1922 года определил инфантицид как новое преступление, чтобы сократить процесс судебного разбирательства, однако подсудимая все равно представала перед присяжными. Переработанная в 1938 году версия, которая действует до сих пор, увеличила возраст жертвы до 12 месяцев, следовательно, закон Великобритании определяет инфантицид как смерть ребенка в возрасте до одного года, наступившую от рук матери, «которая находилась в состоянии сильного душевного волнения… поскольку она не полностью оправилась от родов… или лактации, следующей за родами».
Язык этих юридических определений может показаться архаичным, но, несмотря на прогресс в психиатрии (например, лактация больше не рассматривается как причина проблем с психическим здоровьем), мы по-прежнему используем эти весьма устаревшие правовые критерии. Если учесть, как давно были приняты эти правовые положения, становится ясно, что закон давно пытается сделать поправку на матерей-убийц, поскольку, хотя большинство убийств всех типов совершают мужчины (в данном случае отношение мужчин к женщинам составляет 10: 1), значительный процент преступниц лишили жизни собственного ребенка.
Почему? Проблемы «отчаяния» Викторианской эпохи были в значительной степени искоренены. В наши дни причины детоубийства в основном являются психическими. И любой, кто работает с психически нездоровыми женщинами, знает, что они больше, чем мужчины, склонны направлять агрессию на собственное тело, репродуктивную систему в общем смысле или своего ребенка. Эстела Уэллдон писала, что женщины могут быть не только жертвами насилия, но и преступницами. В своей книге «Мать, Мадонна, Блудница» [26] она утверждала, что у женщин бывают порывы ярости, что их агрессия может быть скрытой и что насилие может быть направлено на их детей.
Это, конечно, противоречит утверждению о том, что мать не может причинить вред собственному ребенку, находясь в здравом уме.
Дети в возрасте до одного года чаще всего становятся жертвами убийств. В 2018 году в Англии и Уэльсе было убито 67 детей младше 16 лет. В среднем 50–75 % детей-жертв были убиты родителями и лишь небольшой процент – незнакомцами (статистика часто искажается СМИ, уделяющим большое внимание насильственным преступлениям, совершенным педофилами, которые, к счастью, являются редкостью).
Как уже было сказано, детей чаще убивают не отцы, а матери. У них часто обнаруживается психическое расстройство, например бред или острый психоз, как это было у Грейс Калинды и моей тети Джорджины. Разумеется, психические расстройства не ограничиваются послеродовым психозом, поскольку тяжелая депрессия, когда мать не видит будущего для себя и своих детей (ее крайняя форма – нигилистический бред), может привести к убийству всей семьи.
В качестве примера можно привести случай 27-летней Навджит Сидху, которая находилась в депрессии, вызванной рождением первенца-девочки и давлением со стороны семьи. Семь лет назад родители выбрали ей мужа по имени Манджит, и, когда после свадьбы супруги поехали в Индию, они серьезно поссорились. Манджит поставил условие, что он не будет заниматься домашним хозяйством (если вы еще не феминистка, то станете ей к концу книги).
Навджит покинула свой дом в Гринфорде, западный Лондон, 31 августа 2006 года, когда люди на станции «Паддингтон» садились на высокоскоростной поезд «Хитроу-Экспресс». Камеры видеонаблюдения зафиксировали, как она шла на станцию «Саутхолл» вместе с двухлетним сыном Аманом и пятилетней дочерью Симран. Позднее очевидцы сказали, что видели, как Навджит с двумя детьми слонялась по платформе в 11:00. Сотрудник службы безопасности насторожился и подошел к ней.
«Я спросил, что она делала, и женщина ответила, что собиралась показать детям высокоскоростные поезда, – сказал он. – Я объяснил, что ей нельзя здесь находиться, и она меня поняла. Женщина показалась мне спокойной и собранной».
Навджит позвонила мужу и сказала: «Я уезжаю далеко-далеко и забираю с собой детей». Манджит ездил по окрестностям, пытаясь ее найти, и наконец увидел, как жена и дети заходят на вокзал «Саутхолл». Он долгое время не мог найти место для парковки, и, когда прибежал на платформу, было уже слишком поздно.
Следующим, кто увидел Навджит, был машинист поезда «Хитроу-Экспресс». Это случилось в 13:20. Прижимая Амана к груди и держа Симран за руку, она бросилась на рельсы прямо перед поездом. Машинист сказал Британской транспортной полиции, что попытался затормозить, но не успел сделать это вовремя. Навджит и ее дочь погибли мгновенно. Тело Симран было так изуродовано, что девочку смогли опознать только по отпечаткам пальцев. Аман умер через два часа от множественных травм.
В случаях, когда убийца лишает жизни и себя тоже, уголовное дело не заводится. Похоже, у Навджит никогда не было возможности получить психиатрическую помощь, но Грейс Калинда, напротив, имела настолько явные психические проблемы, что она, как и Дэниел Джозеф, избежала тюремного заключения, и ее сразу направили в психиатрическую больницу.
Однако большинство женщин, арестованных за убийство, покушение на убийство детей или насильственные действия по отношению к ним, как и Джорджина, остаются в тюрьме. В 2001 году я начал работать в Холлоуэй, самом крупном женском следственном изоляторе в Европе. Я позже вернусь к событиям, которые привели меня туда, но именно там я больше всего узнал о матерях, которые убивали своих детей, жестоко обращались с ними и не исполняли родительских обязанностей.
Там я проводил психиатрическую оценку Андреи Вуд, обеспеченной жены военного. Она находилась в тяжелой депрессии, сопровождаемой нигилистическим бредом, и убедила себя, что для нее и ее шестилетней дочери не уготовано другого будущего, кроме смерти и разложения. Она попыталась утопить ребенка в ванне и вскрыть себе вены (нанесла серьезные глубокие порезы, а не поверхностные царапины). Девочка выжила, а Андрею спасли хирурги. Женщину признали виновной в покушении на убийство. В Холлоуэй депрессия отступила благодаря лечению, но, испытывая сильнейшее чувство вины, Вуд признала себя виновной в покушении на убийство, отказавшись от стараний адвокатов смягчить наказание. Через некоторое время она совершила еще одну попытку самоубийства, которая, вероятно, была продолжением первой.
Это был очень печальный пример того, что может случиться, если человека вовремя не поместить в лечебное учреждение. Я направил Андрею в местную психиатрическую больницу с усиленным наблюдением для лечения того, что, по моему мнению, было тяжелой депрессией. Однако местный психиатр решил, что ее аутоагрессия связана с личностными чертами, а не психическим заболеванием, поэтому пациентку оставили в тюрьме (иными словами, признали плохой, а не больной).
Несколько недель спустя рано утром мне позвонили и сообщили, что Андрею доставили в отделение неотложной помощи местной больницы. Женщину достали из импровизированной петли, когда она уже успела посинеть и была близка к смерти.
Когда я приехал в больницу, мне сказали, что пациентка в реанимации. Из-за гипоксии в мозге произошли необратимые изменения. Я во второй раз направил ее в местную службу психиатрической помощи, но теперь уже не для лечения депрессии, а для помещения в отделение для пациентов с необратимыми повреждениями мозга. На этот раз ее приняли.
От этих решений о переводе из тюрьмы в больницу может зависеть жизнь и смерть, однако исчерпывающего расследования по делу Андреи проведено не было. Женщина была обычной заключенной. Я оказался прав, но мне сложно представить более печальное подтверждение правильности моего врачебного мнения.
Один из моих наставников однажды сказал, что если ты хочешь получить хороший результат, то иногда придется позволять кому-то другому приписать себе все заслуги. С годами я усвоил, что тихая дипломатия и мягкое давление, например повторное направление в больницу одного пациента, работают лучше, чем конфронтация. Если надавить слишком сильно или критически высказаться о чужом мнении, есть вероятность, что коллега, которого вы пытаетесь в чем-то убедить, будет упираться просто вам назло.
Иногда, однако, мне приходилось добиваться своей цели, угрожая отрицательным отзывом, судом или официальной жалобой. История одной пациентки очень хорошо это иллюстрирует.
Шерелл находилась в Холлоуэй за преступление небольшой тяжести, однако ее содержали в одиночной камере под пристальным наблюдением, поскольку она пребывала в плохом психическом состоянии и буйно себя вела. Женщина подожгла камеру, свои волосы и одежду, а также наносила порезы бритвой, которую спрятала во влагалище. Хотя заключенная соответствовала критериям для перевода в психиатрическую больницу, она находилась в списке ожидания несколько недель, в то время как персонал пытался обеспечить ее безопасность в безнадежно неадекватной среде. Когда я давал показания в Саутуаркском коронном суде, судья спросил о моих мыслях по поводу того, что Шерелл все еще не перевели в больницу. Я предложил ему поинтересоваться непосредственно у директора государственной службы психиатрической помощи, почему для пациентки так и не нашли свободной койки. Прислушавшись ко мне, он вызвал свидетеля, и место для Шерелл нашли в течение суток. Насколько помню, я прибегал к такому методу всего трижды. Его можно использовать лишь изредка, но он очень эффективен. После перевода в больницу состояние пациентки быстро улучшилось.
Но, несмотря на распространенность аутоагрессии и даже самоубийств, большинство женщин, находящихся под стражей после насилия над ребенком, доживают до суда (так было и с Джорджиной, несмотря на многочисленные попытки самоубийства). Сегодня закон выделяет отдельную категорию детоубийств, которую психиатры делят на шесть подтипов [27]. Первый подтип, неонатицид, предполагает убийство новорожденного в первые 24 часа жизни. Он отличается от других форм инфантицида, то есть убийства ребенка в возрасте от дня до года.
Официальная статистика показывает, что это очень редкое явление, однако истинное число неонатицидов неизвестно, поскольку такие преступления могут оставаться незамеченными. Даже сегодня в новостях иногда появляются сообщения о мумифицированных телах новорожденных или детских скелетах, найденных на чердаках или в земле. В 1861 году 150 новорожденных или совсем маленьких детей были обнаружены мертвыми на улицах Лондона. Для тех, кого находили еще живыми, создали лечебные учреждения для подкидышей, такие как клиники на Мекленбургской площади рядом с больницей на Грэйт-Ормонд-стрит (ныне музей).
Исторически сложилось так, что младенцев убивали в ритуальных целях или потому, что они были нежеланными. Ацтеки, древние греки и римляне поступали именно так. Подобная практика сохранялась при политике «одна семья – один ребенок» в Китае и продолжает существовать в некоторых районах Индии, где распространены убийства младенцев-девочек, поскольку мальчики считаются предпочтительными по культурным и экономическим причинам. Неонатицид был распространен в некоторые исторические периоды, а также сохраняется в современных обществах, где средства контрацепции малодоступны. Часто молодые и незрелые матери, живущие вместе с родителями, не готовы принять свою беременность. Это приводит к тому, что младенцы тайно рождаются в гостиничных номерах, а потом оказываются задушенными или утопленными в унитазе или ванне.
Следующий подтип – это так называемый синдром Медеи, который иногда называют убийством из мести супругу. В древнегреческой трагедии Еврипида «Медея» главная героиня – это отвергнутая женщина. Ее социальный статус в греческом мире оказался под угрозой, когда Ясон оставил ее ради Главки, дочери коринфского царя. Ясон хотел, чтобы Медея осталась его любовницей. Но, не желая мириться с потерей статуса (и, возможно, необходимостью взять на себя ответственность за жизнь в патриархальном обществе), она мстит, убивая Главку и будущего тестя Ясона, царя Креонта, с помощью отравленного венца. Затем она умерщвляет двух своих сыновей от Ясона, уничтожая таким образом символ их брака. Это самая жестокая месть, которую только можно себе представить.
Более двух тысяч лет спустя мы говорим о синдроме Медеи в ситуациях, когда дети становятся жертвами опасного психологического конфликта между родителями и любовником или любовницей одного из них. Убийца может страдать психическим расстройством, например тяжелой депрессией, или быть мстительным и нарциссическим родителем: «Так не доставайся же ты никому!»
Это не всегда относится к мести, поскольку синдром Медеи охватывает все сценарии, когда убийство происходит не из-за проблем с ребенком, а в случае трудных отношений между родителем и другим лицом (который является или не является вторым родителем).
В качестве примера можно привести ситуацию, когда новый партнер (обычно мужчина) считает детей обузой, из-за чего мать избавляется от них, чтобы не разрушать отношения. Это может показаться абсурдным, но такие ситуации были. В качестве экстремального примера можно привести случай 23-летней Луизы Портон из Рагби, Уорикшир, которая в 2018 году задушила трехлетнюю Лекси Дрейпер и 16-месячную Скарлетт Вон, потому что дети «мешали ее сексуальной жизни». Смерть Лекси, похоже, ее не огорчила, и уже на следующий день она одобрила 41 заявку в друзья в приложении для знакомств. Присяжным понадобилось всего шесть часов, чтобы признать ее виновной в обоих убийствах после четырехнедельного судебного процесса в Бирмингемском коронном суде. Во время процесса свидетели рассказали, что Портон часто оставляла дочерей одних или под присмотром других людей, чтобы встречаться с мужчинами ради секса и денег. Женщину признали виновной в двух убийствах и приговорили к пожизненному лишению свободы с минимальным сроком отбывания наказания 32 года.
К этой же категории относятся случаи, когда родитель сначала убивает своих детей, а потом совершает самоубийство. Часто так поступают те, кто вовлечен в судебное разбирательство об опеке над детьми после расставания с партнером. Доказательством извращенной амбивалентности убийства родителем своего ребенка является то, что желание заботиться об отпрыске сохраняется, несмотря на лишение жизни. Убийца часто оставляет его в кроватке в окружении любимых мягких игрушек, демонстрируя тем самым остаточную привязанность. Однако желание удовлетворить партнера или, наоборот, отомстить ему оказывается сильнее.
Я видел фотографии с мест подобных преступлений, и смотреть на них было очень тяжело. На одном снимке был запечатлен убитый отцом шестилетний мальчик, который лежал на кровати в своих любимых кроссовках Nike Air Max 95 и костюме Супермена. Его мертвая мать была в соседней спальне. Заголовки статей о подобных случаях обычно сформулированы примерно так: «Семья из пяти человек найдена мертвой. У полиции нет других подозреваемых».
Еще один пример появился в газете Sun в июле 2019 года. «Меркантильная» мать в своем доме в Кенте утопила в ванне двухлетних близнецов Джейка и Хлою. У женщины был конфликт с партнером, поскольку она лишилась роскошной жизни в Катаре и оказалась в «дыре» в Маргите. Полиция приехала на место автомобильной аварии на автомагистрали А299 27 декабря 2018 года, после того как эта женщина умышленно врезалась в кузов грузовика на скорости 160 км/ч. Она была в истерике и сказала: «Просто дайте мне умереть. Я убила своих детей». Ворвавшись в дом, сотрудники правоохранительных органов обнаружили двух мертвых детей, лежавших в кроватках полностью одетыми.
Эксперты-психиатры спорили насчет объяснения этого преступления (нарциссическая ярость или тяжелая депрессия), и в итоге женщину приговорили к 10 годам лишения свободы. Часть срока она должна была провести в психиатрической больнице с усиленным наблюдением, а другую – в тюрьме.
Тот факт, что подобные преступления можно разделить на очевидные подтипы, означает, что закономерности убийства детей определенного возраста пугающе похожи. Помимо удушения новорожденных, психотических инфантицидов и синдрома Медеи, есть также «убийства из милосердия» детей с тяжелой инвалидностью, преступления с целью избавиться от нежеланного ребенка и насилие с летальным исходом как результат жестокого обращения и пренебрежения родительскими обязанностями.
Широко известным примером так называемого альтруистического убийства был случай Тани Кларенс. Ее семья была обеспеченной, но женщина находилась в тяжелой депрессии из-за необходимости ухаживать за тремя детьми с ограниченными возможностями здоровья. Четырехлетняя Оливия и трехлетние близнецы Бен и Макс имели редкое, но мучительное и в конечном счете смертельное заболевание, от которого слабели мышцы. Детям требовалось постоянное инвазивное лечение и многочисленные операции. В 2015 году Таня накрыла их подушкой во сне, а затем попыталась покончить с собой.
Вердикт: тройное убийство, совершенное в состоянии ограниченной вменяемости. Женщину приговорили к принудительному психиатрическому лечению.
11
Матери, избавившиеся от нежеланного ребенка, могут не иметь психических расстройств, однако у них в анамнезе часто есть семейные скандалы и жестокое обращение. Первым подобным делом, с которым я столкнулся в психиатрии, стало убийство, совершенное Стеллой Норт. Это была отстраненная девушка лет 20, которую перевели в психиатрическую больницу с усиленным наблюдением, после того как предъявили обвинение в убийстве новорожденного ребенка. Когда я присоединился к врачебной бригаде, женщина находилась на середине трехмесячной психиатрической оценки. Мы готовили отчет для Королевской прокурорской службы, который помог бы принять решение о том, стоит ли заменить обвинение в убийстве, которое влечет за собой обязательное пожизненное заключение, обвинением в инфантициде (в таком случае возможны все варианты приговора, в том числе принудительное лечение в психиатрической больнице или даже условный срок).
По своей неопытности я думал, что если мать убила новорожденного ребенка, то она явно находилась в «состоянии сильного душевного волнения», как гласит официальное определение инфантицида.
Вероятно, я думал об истории своей тети, когда делал это простое предположение. Однако судебная психиатрия – это область, в которой подобные догадки неуместны.
Случай Стеллы обсуждался на еженедельном семинаре с судебным психотерапевтом. Чтобы разобраться в убийстве, вы должны подойти к нему с разных сторон. Психотерапевт, хорошо знакомый с теорией психоанализа, может помочь взглянуть на ситуацию под другим углом.
Я отправился на семинар, сжимая в руках записи. Я был готов представить дело Стеллы Калисте, психоаналитику из нашей бригады. Она попросила меня убрать записи и рассказать присутствующим историю девушки своими словами, а также описать, что я чувствовал, находясь в комнате с пациенткой. Я рассказал все по памяти и отметил, что Стелла, казалось, отстраненно воспринимала убийство своего ребенка. Далее мы заговорили не только о ее психическом состоянии, но также об убийстве нежеланного младенца. Женщина скрывала агрессию, стараясь отделить себя от своих действий. Казалось, у нее не было никаких чувств к новорожденному, как будто его вообще никогда не существовало.
Споры о Стелле побудили меня изменить свое упрощенное понимание инфантицида, связанного исключительно с состоянием сильного душевного волнения. Более того, мне в голову пришла неприятная мысль. Моя кузина Луиза была незапланированным ребенком. Она была трудным младенцем, который постоянно плакал. Хотя не было никаких сомнений в том, что у Джорджины были серьезные проблемы с психическим здоровьем, я задумался: не относилась ли она к дочери враждебно? Тогда я еще не знал, что Джорджина задушила дочь, потому что та постоянно плакала, хотя тетя действительно страдала психическим расстройством. Случай Стеллы был первым инфантицидом, с которым я имел дело как профессионал, и он побудил меня задуматься об истории моей семьи. Я принял участие в расследовании, что в итоге привело меня на работу в Холлоуэй.
Далее нам открылись подробности дела Стеллы, которые свидетельствовали о жестокости, не соотносившейся с инфантицидом. Она позвонила в полицию из своей квартиры на четвертом этаже и сообщила о пропаже младенца. Полиция приехала сразу. Десятки полицейских обыскивали местность, ходили по домам и просматривали записи с камер видеонаблюдения. Через 24 часа поисков холодное мертвое тело новорожденного ребенка было найдено в большом мусорном баке под мусоропроводом в ее подъезде.
Легко представить ярость полицейских, которые вели поиски. Они думали, что произошло похищение, но оказалось, что мать сама избавилась от ребенка. Она не находилась в состоянии психоза, но ее беременность была незапланированной и нежеланной. Женщина была незрелой и одинокой и страдала послеродовой депрессией.
Через несколько лет, только успев стать консультантом (я был врачом на замену), я, к своему удивлению, увидел Стеллу в списке пациентов. После года лечения в психиатрической больнице с усиленным наблюдением ее приговорили к условному сроку и прохождению обязательного амбулаторного лечения. Однако женщина, казалось, вообще не переживала о содеянном (говоря психиатрическим языком, она проявляла признаки диссоциации), часто опаздывала и отменяла консультации.
Пациентка состояла в новых отношениях и думала о том, чтобы забеременеть, несмотря на то что произошло с ее первым ребенком. Если бы она действительно решила родить второго, служба защиты детей пристально следила бы за ней и организовала бы предродовое совещание по судебному прецеденту. Участникам пришлось бы ответить на сложные вопросы. Можно ли позволить Стелле воспитывать ребенка? Можно ли разрешить ей взять младенца на руки после его появления на свет? Этими вопросами я сам позднее задавался, когда работал с беременными женщинами с серьезными психическими расстройствами (это называется перинатальной психиатрией).
Дети, убитые родителями или опекунами в результате жестокого обращения, были обсуждаемой темой в СМИ, когда я работал в Холлоуэй. В то время смерти Виктории Климбье и Питера Коннели в северном Лондоне привлекли всеобщее внимание. Освещая эти случаи, СМИ сосредоточились исключительно на плохой работе социальных служб, игнорируя вину родителей (очередной пример современной практики обвинений).
Я видел множество примеров неисполнения родительских обязанностей и жестокого обращения с детьми, которые привели к смерти ребенка, однако пара случаев особенно задержалась в памяти.
В Холлоуэй меня попросили встретиться с Амелией Стивенсон, которая была помещена туда по обвинению в убийстве. Она сама была подкидышем, брошенным сразу после рождения. Девочку в полиэтиленовом пакете нашли на пороге больницы, после чего она недолго жила в приемных семьях и в итоге попала в детский дом. Она плохо вела себя в школе, бросила учебу и стала употреблять героин. У нее было несколько незапланированных беременностей, и ее первый ребенок умер от пневмонии через несколько недель после рождения. Второго ребенка забрали социальные службы, и его собиралась усыновить приемная семья.
Амелия вернулась к инъекциям героина («С волками жить – по-волчьи выть», – сказала она), а затем забеременела от своего парня Сета.
Во время третьей беременности социальные службы, как ни странно, дали ей возможность стать матерью при условии значительной поддержки с их стороны. Женщина согласилась воздержаться от употребления героина во время вынашивания плода, чтобы не передать зависимость ребенку. Однако вскоре она сорвалась и сумела скрыть это от акушера-гинеколога и социальных работников (использовала купленный на улице метадон и позднее снова перешла на героин).
Когда родился ее сын Джеймс, Амелия сразу заметила, что он «очень болен». Только она знала, что у него героиновая ломка, которая сопровождается такими же симптомами, как у гриппа: мышечной болью, жаром и лихорадкой. Бедный ребенок часто плакал.
«Мы надеялись, что справимся сами, без профессионалов, – сказала Амелия. – Мы думали, что если докажем, что можем заботиться о нем, то нам позволят оставить его. Джо достал немного метадона… мы добавили его в детскую смесь и дали малышу. Ему стало немного лучше… Медсестры и другие медицинские работники приходили к нам каждый день, но мы все скрывали».
Однажды Амелия проснулась поздно, чувствуя себя разбитой после теплого одеяла героинового забвения.
«Утром он лежал в кроватке без движения… У меня было плохое предчувствие, я знала, что что-то не так… мой парень заплакал и сказал: “Амелия, он умер”. Я думала, что Джеймс просто спит, но он был холодным. Я попыталась покормить его, но его тело уже окоченело».
Вердикт: непредумышленное убийство и пять лет лишения свободы.
Несмотря на сильную аутоагрессию, Амелию отказались принять в психиатрическую больницу. Убийство, совершенное по неосторожности, не пробуждало в людях сочувствия.
Неисполнение родительских обязанностей по отношению к Джеймсу скрывалось от медицинских работников. Сокрытие пренебрежительного отношения или насильственных действий не является редкостью и может принимать множество форм, как я узнал на заре своей карьеры.
Работая в больнице Мэйдэй, я волей судьбы встретился с несколькими необычными случаями, которые запечатлелись у меня в памяти. В те шесть месяцев работы там мне было достаточно трудно справляться с потоком пациентов из отделения неотложной помощи, изучением результатов анализов крови и заменой забившихся капельниц. Как мне кажется, в то время я ближе всего подошел к тому, чтобы распрощаться с медициной. Да, мне действительно было так тяжело, хотя я учился шесть лет. Несмотря на изнеможение, нужно было оставаться начеку, поскольку пациенты в самом тяжелом состоянии боролись за свои жизни, а иногда и теряли их. Однако среди множества больных, которым действительно было плохо, были и те, кто притворялся. Мы предполагали, что они делали это, чтобы добиться внимания, которым сопровождается госпитализация, или, возможно, получить удовольствие от того, что они обманывают нас и тратят наше время. Но что побуждает человека симулировать болезненные колики от камней в почках или тайно резать палец, чтобы добавить немного крови в собранную для анализа мочу?
Как оказалось, дело было не только в попытках получить опиоидные обезболивающие, поскольку мы не использовали препараты, вызывающие зависимость. Как только таких пациентов выявляли, их отчитывали и выставляли из больницы, даже не показав «цирковому велосипедисту» (ласкательное, но весьма унизительное название моей профессии, употребляемое терапевтами и хирургами).
Один случай из этой категории особенно меня заинтересовал. Молодая женщина по имени Тамара Аткинсон поступила в больницу с плохо контролируемой эпилепсией. Ее обвинили в том, что она отравила собственного ребенка противоэпилептическими препаратами, а затем показала его врачу, жалуясь на необъяснимые симптомы. Когда «больного» положили в палату педиатрического отделения, Тамара потрогала его капельницу, что привело к опасной для жизни инфекции. Ребенка перевели в реанимацию. Затем у Тамары произошел припадок в камере предварительного заключения, после чего ее привезли в отделение скорой помощи больницы Мэйдэй.
После того как ее поместили в палату, у нее продолжились неконтролируемые припадки, несмотря на адекватное лечение, и мы в спешке направили пациентку на томографию и электроэнцефалографию из страха, что у нее растущая опухоль мозга. Когда все тесты оказались отрицательными, у нас возникли подозрения. Я наблюдал за ней, когда она билась в припадке на больничной койке. Приступ выглядел убедительно: мышечные сокращения были ритмичными, и голова запрокидывалась назад. Она даже обмочилась, что часто происходит во время таких эпизодов.
Пока мы пытались доказать, что это были псевдоприпадки, у Тамары стали появляться болезненные гнойные нарывы на ногах и левой руке. Расследование жестокого обращения с ребенком отошло на второй план, поскольку возникли подозрения, что с иммунной системой женщины что-то не так. Мы проверили ее на ВИЧ, взяли кровь на все стандартные анализы и сделали несколько микробиологических мазков, ища таинственную инфекцию. После того как мы изучили литературу о редких и необычных заболеваниях, у нас появился возможный кандидат: синдром Иова. Названное в честь библейского персонажа, это заболевание связано с нарушением работы лейкоцитов, которые обычно борются с инфекциями. Этот синдром может приводить к неконтролируемому образованию пустул. Симптомы, казалось, совпадали, поэтому мы направили Тамару на обследование в соседнюю больницу.
Тем временем нашего врача-консультанта вызвали в суд для дачи показаний о состоянии здоровья пациентки и ее способности участвовать в заседаниях уголовного суда и суда по семейным вопросам. Пока мы пытались со всем этим разобраться, ко мне однажды подошел больничный санитар и заговорщическим шепотом сказал: «Док, я не хочу вмешиваться, но я только что увидел то, о чем вам следует знать. Вы знаете женщину из седьмой палаты? Я только что видел, как она втыкала иглы себе в ногу».
Выяснилось, что Тамара пачкала иглы собственными фекалиями и вводила их под кожу, чтобы вызвать пустулы. У нее был и синдром Мюнхгаузена (преднамеренная фальсификация болезни у себя), и синдром Мюнхгаузена «от третьего лица» (заболевание, вызванное у другого человека третьим лицом). У пациентки было серьезное расстройство личности, но ей все равно нужно было явиться в суд и предстать перед обвинителями.
Увлеченный умственной гимнастикой, которая требовалась, чтобы думать и вести себя как Тамара, я представил ее дело на нашем ежемесячном собрании. Всем присутствующим раздали фотографии пустул на ее теле. Я немного опешил, когда дерматолог сказал: «Все это очень интересно, но в следующий раз покажите нам настоящие пустулы». Уже на этом этапе я понял, что мне нужно найти область медицины, которая занимается чем-то более глубоким, чем кожа. Психиатрия увлекла меня. Мне казалось, что пустулы Тамары были настоящими. Причиной других высыпаний на коже могли быть такие заболевания, как чесотка, сифилис или системная красная волчанка (аутоиммунное заболевание, сопровождающееся характерной сыпью на лице). Пустулы были открытым окном в нестабильное психическое состояние пациентки. Тамара была примером женщины, которая направляла агрессию на свое тело и репродуктивную систему, а точнее на ребенка. Это явление было описано Веллдоном.
Синдром Мюнхгаузена «от третьего лица» представляет собой форму жестокого обращения с детьми и обычно является уголовным преступлением. Как правило, он встречается у женщин-матерей или опекунов. Они показывают ребенка врачам по поводу заболеваний, которые, как позднее выясняется, были вызваны родителем или опекуном путем провоцирования симптомов, нанесения травм или отравления.
Противоречивые медицинские исследования, в которых осуществлялось скрытое наблюдение за участниками, показало, что некоторые матери детей, имеющих проблемы с дыханием, фактически душили собственных отпрысков. Смотреть эти видеозаписи тяжело. Женщины неоднократно пытались задушить детей, представляя это как спонтанную остановку дыхания (приступ апноэ). Младенцы были подключены к мониторам, отслеживавшим дыхание и работу сердца, а медсестры следили за происходившим по камерам и были готовы вбежать в палату, чтобы предотвратить худшее. Исследование показало, что, хотя подавляющее большинство младенческих смертей вызвано естественными причинами, очень маленький процент является результатом скрытого инфантицида, который и остается тайным, если об удушении не становится известно вовремя. Несмотря на наличие доказательств, общественность неохотно приняла тот факт, что матери способны на эту извращенную комбинацию обмана и жестокости.
Неужели ложь позволяет им отрицать агрессию к ребенку, а также ликовать и чувствовать силу, когда удается обмануть врачей? Это одна из возможных психологических формул, однако ее действие в основном остается неизвестным. Эти матери часто жестоко обращаются с детьми, пренебрегают родительскими обязанностями, склонны к аутоагрессии или имеют расстройства пищевого поведения. У них могут быть необъяснимые симптомы, и они обычно стремятся к ненужной госпитализации и даже операциям.
Им также трудно озвучить свои переживания, что мы, психиатры, называем алекситимией (в вольном переводе это «отсутствие слов для описания душевного состояния»).
Опыт, приобретенный во время работы младшим врачом, позднее помог мне лучше разобраться в некоторых случаях жестокого обращения с детьми, когда я стал психиатром в Холлоуэй.
Таким образом, я узнал, что убийство детей как следствие жестокого обращения и пренебрежения может принимать разные формы и жестокость, предшествующая преступлению, часто бывает скрытой. Однако иногда культурные и религиозные обычаи, которые допускаются или даже поощряются в других обществах, могут считаться уголовным преступлением в Великобритании. В своих крайних формах они даже могут привести к смертельному исходу.
В качестве примера можно привести калечащие операции на женских половых органах, от которых, согласно данным фонда «Пять» (Five Foundation), пострадало 200 миллионов женщин и девочек по всему миру. В Великобритании они незаконны: по мнению Парламента, культурные обычаи необходимо отодвинуть на второй план, чтобы защитить девочек от непоправимого вреда, который причиняет эта санкционированная форма жестокого обращения. Точно так же физическое и эмоциональное насилие, которое практикуется в некоторых обществах (в контексте верований вуду, оккультизма и одержимости демонами), должно быть запрещено и приравнено к уголовному преступлению.
Как психиатр, я считаю, что подобные практики необходимо отличать от бреда. Последний может поддаваться психиатрическому лечению, тогда как культурные представления о колдовстве – нет. Непсихотические идеи о злых духах и магии удивительно распространены, особенно в таком культурно разнообразном городе, как Лондон. Например, представления о джиннах сохраняются в некоторых исламских обществах, а жители Субсахарской Африки часто верят в демонов.
Исследования религиозных и культурных взглядов жителей разных стран показали, что до 15 % угандийцев и до 95 % жителей Кот-д’Ивуара верят в злых духов. Культурные представления об одержимости демонами привели к серьезному насилию. Проводя обряд экзорцизма, взрослые помещали детям в глаза перец чили, избивали их и даже убивали. Особенно это касается альбиносов, чьи тела якобы обладают особыми способностями.
В 2008 году в полицию Уганды сообщили более чем о 300 случаях убийств и исчезновений детей, связанных с ритуальными церемониями. Правительство страны распорядилось создать специальный отдел полиции по расследованию дел о человеческих жертвоприношениях, поскольку ранее произошло несколько громких арестов родителей и родственников, которые продавали детей знахарям для ритуальных убийств, якобы гарантировавшим богатство и процветание.
Конечно, в Лондоне тоже происходили ритуальные убийства детей. В 2001 году в Темзе обнаружили торс мальчика. После сложного расследования полиция предположила, что его вывезли из нигерийского города Бенин-Сити через Германию в Великобританию. Ребенка отравили (в желудке нашли песок, смешанный с золотыми частицами), после чего его тело обескровили и умело расчленили. Вероятно, это было ритуальное убийство «мути»[34] или обряд вуду.
В тюрьме Холлоуэй я видел и другие примеры культурно санкционированного насилия в отношении детей. В одном особенно печальном случае молодую женщину из Маврикия, которая состояла в отношениях с мужчиной из Западной Африки, партнер убедил, что их шестилетняя дочь одержима злыми духами. Пара регулярно ее избивала и обжигала горящими свечами. Затем они посадили девочку в мешок, планируя бросить в канал возле Кингсленд-роуд.
К счастью, сосед помешал осуществить этот чудовищный план. Только когда их дочь пришла в школу заплаканная и растрепанная, учителя обратились в социальную службу, и вся история стала известна. Хотя партнер явно оказал определенное негативное влияние, у матери не было признаков психического заболевания. В итоге она получила большой тюремный срок.
Несмотря на крайне неприятные детали насилия над детьми, на этом этапе карьеры я понял, что могу сосредоточиться на клинических и судебно-медицинских доказательствах убийства, не отвлекаясь на природу материала. Говорят, что в большинстве медицинских специальностей требуется около пяти лет, чтобы стать врачом-консультантом, и я думаю, что это действительно так. Со временем я ощутил, что меньше волнуюсь. А также научился контролировать уровень стресса, не принимая каждое направление или приглашение на обучение. Я не был всемогущ и не мог предотвратить все психотические преступления, поэтому стал защищать свое свободное время в выходные и отказался от написания отчетов по субботам.
Возможно, новая профессия приучила меня к насилию и его последствиям. Многие люди идут на работу, чтобы играть на бирже, проектировать здания, учить детей или читать рукописи, однако некоторые из нас ездят по тюрьмам, проводят опросы убийц и пытаются понять их.
Когда на общественных мероприятиях меня спрашивают о моих занятиях, я просто отвечаю: «Я врач, работаю в больнице», чтобы избежать неизбежной дискуссии о сущности зла. Люди говорят: «Наверное, все убийцы сумасшедшие?» или «Почему нельзя просто повесить их всех?»
12
Когда я пошел проводить опрос Грейс Калинды через несколько месяцев после того, как ее психоз начали лечить, мне нужно было определить психическое состояние пациентки на момент убийства. Мне было любопытно, как она отреагировала на лечение и что расскажет о своей жизни до тех страшных событий в ее квартире.
Грейс родилась в Кампале, столице Уганды, и ее детство было непримечательным. С ней не обращались жестоко, и она получила среднее образование. Женщина приехала в Великобританию в 23 года, примерно за три года до убийства, и планировала начать учить английский. Она оставила отца четырехлетней Нэнси в Уганде, но, когда ненадолго приехала туда, их отношения возобновились и Грейс забеременела Дембе. Вернувшись в Лондон, она сняла квартиру в Торнтон-Хит и прожила там около полугода. Она работала санитаркой и няней и каждую неделю посещала курсы английского. Грейс была набожной прихожанкой Церкви адвентистов седьмого дня, и ее хорошо знали в приходе. Пациентка сказала, что ей не являлись демоны до тех пор, пока она не увидела их непосредственно перед смертью дочери. Стало ясно, что ее вера в колдовство была обусловлена психозом, а не культурными или религиозными убеждениями.
Я спросил ее, как выглядели демоны. Она ответила: «Они темные, глазастые, совсем не похожие на людей. Они вселялись в моих дочерей… мне было страшно, я была одна с детьми. Я пыталась прогнать демонов, избивая детей руками… Я била их по голове и мяла тела… дух сказал мне так сделать… выбить из детей демонов».
Она убедила себя, что единственным способом избавиться от демонов был обряд экзорцизма, в результате которого белки глаз Дембе должны были покраснеть. Избив ее до изменения цвета глаз, она подумала, что «демон покинул Дембе», однако он «запрыгнул в Нэнси». Она сказала: «Я думала, что они проснутся». Я спросил, что случилось бы, если бы она не выбила демонов из детей. Женщина ответила: «У них была бы плохая жизнь… злые духи помешали бы им… Демон был в моей голове и повторял, что я должна делать. Я не могла избавиться от него. Я словно была пленницей и не могла нормально думать».
Завершив опрос, я отправился на скором поезде обратно в Лондон. Как обычно, начиналось беспокойство о том, что нужно составить отчет. Приехав домой, я приготовил крепкий кофе, скрылся от урока игры на скрипке моего сына, сел в маленьком саду и начал читать записи.
Человек, который помогал Грейс заботиться о детях, сказал, что заметил изменения в ее поведении за несколько недель до убийства. Она отправляла странные сообщения, казалась возбужденной и «была не такой, как раньше». Другой свидетель сказал: «Она говорила на своем языке и казалась встревоженной. Я заметил, что она вела себя странно… словно сумасшедшая». Это соотносилось с тем, что у нее появились бредовые идеи об одержимости дьяволом и другие психотические симптомы, такие как слуховые галлюцинации, которые усугубились за некоторое время до убийства.
Офицеры полиции, присутствовавшие на автобусной остановке, сказали, что ее поведение было странным и расторможенным. Она целовала Джонсона, который явно давно не мылся. От нее пахло алкоголем, и, когда полицейские попытались арестовать ее, она схватила бездомного за бороду, после чего он упал на землю. Офицеры сказали, что, когда женщину сажали в фургон, она «странно улыбалась», сжимала в руках Библию и раскачивалась вперед-назад.
После 10 дней пребывания в больнице под наблюдением ее стали лечить антипсихотическими препаратами, и в течение месяца психическое состояние и поведение пациентки постепенно улучшились.
Окончательным диагнозом стал послеродовой психоз с бредовыми религиозными идеями, а также верой в одержимость духами и способность изгнать демонов с помощью насилия.
Система уголовного правосудия предлагает таким женщинам, как Грейс, множество вариантов избежать обязательного пожизненного заключения (или виселицы, как это было до 1965 года). Моей задачей было разобраться с проблемами инфантицида, невменяемости и психического состояния пациентки. И мне нужно было помнить о том, что проблема усложнялась по мере продвижения от детоубийства к психическому заболеванию.
Мне было легко утверждать, что пациентка соответствовала критерию для признания виновной в инфантициде (состояние сильного душевного волнения) и ограниченной вменяемости. Однако отвечало ли ее психическое состояние критериям невменяемости? Повторюсь, современные психиатрические диагнозы должны соотноситься с правовыми концепциями XIX века, в данном случае критериями безумия Макнатена 1843 года. Чтобы Грейс признали невменяемой, необходимо было доказать, что она страдала психическим расстройством в момент совершения убийства. Также требовалось учесть, что женщина не догадывалась, что поступает неправильно. Поскольку она находилась в состоянии сильного душевного волнения, ожидала, что малышка Дембе проснется после изгнания духов, и не предприняла никаких попыток скрыть свои действия и уклониться от полиции, ее можно было признать невменяемой.
Подобные убийства настолько ужасны, что психиатрический отчет предоставляет объяснение, которое делает обстоятельства более приемлемыми для всех, кого это касается, а не только для юристов и врачей.
В данном случае никто не хотел суда, однако подсудимые, признанные невменяемыми на момент совершения убийства, должны предстать перед присяжными, даже если среди психиатров нет разногласий. Поэтому есть риск, что присяжные проигнорируют экспертов и неожиданно признают обвиняемого виновным в умышленном убийстве. Возможно, вы помните, что во время суда над Питером Сатклиффом (Йоркширским потрошителем), в начале 1980-х годов убившим 13 женщин и пытавшимся умерщвить еще семь, присяжные проигнорировали единодушное мнение психиатров о его психическом заболевании и ограниченной вменяемости и признали преступника виновным в нескольких умышленных убийствах и покушениях. Это в итоге привело к приговору о 20 пожизненных лишениях свободы. Судья, присяжные и общество по понятным причинам были довольны таким результатом.
Однако суд над Грейс был коротким. Только один психиатр дал показания, и судья подытожил: «Присяжные заседатели, решение остается за вами, но с вашей стороны было бы неразумно игнорировать единодушное мнение не менее четырех выдающихся психиатров».
Вердикт: невиновна по причине невменяемости. Принудительное психиатрическое лечение без ограничений по времени.
Обычно пациентки вроде Грейс проводят много лет в психиатрической больнице с усиленным наблюдением и в большинстве случаев навсегда лишаются права воспитывать детей.
В других юрисдикциях, например США, нет отдельного закона о детоубийстве, поэтому у матерей, убивших детей в состоянии психоза, нет иного выбора, кроме как доказать свою невменяемость на момент совершения преступления. С юридической точки зрения это непросто. В качестве примера можно привести случай Андреи Йейтс из Техаса. В 2001 году она утопила пятерых своих детей в ванне из-за бреда о влиянии на них Сатаны. После того как невменяемость не удалось доказать, ей грозила смертная казнь, однако в итоге женщину приговорили к пожизненному заключению с минимальным сроком отбывания наказания 40 лет. Только после апелляции, касавшейся ошибочных показаний психиатров, ее признали невменяемой на момент совершения убийств и поместили в психиатрическую больницу с усиленным наблюдением.
Примерно в то же время мне пришлось ненадолго отказаться от вождения из-за поломки автомобиля, поэтому я решил, что настало время пересесть на велосипед. Я ездил в психиатрическую больницу на велосипеде, проезжая около 22 километров в каждую сторону. В первый месяц мне было тяжело. Крутить педали, особенно когда небо было серым или моросил дождь, – это настоящее испытание. Но когда моя физическая форма улучшилась, обратные поездки домой стали желанными, поскольку позволяли очистить разум и разогнать кровь. Я начал сбрасывать лишние килограммы, накопленные за долгие часы сидения за столом, и даже стал ездить из Камдена в Белмарш вдоль берега реки (тюремные надзиратели, однако, насмешливо смотрели на меня, когда я шел переодеваться в уборную для посетителей). После психиатрической оценки заключенных или приема пациентов 40 минут на велосипеде действительно помогали расслабиться.
Однако дорога до Холлоуэй занимала всего несколько минут. Я пристегивал велосипед, показывал пропуск охране у главных ворот и шел за своими ключами.
Часто, идя по коридору, соединявшему корпусы Холлоуэй, и думая о пациентах вроде Грейс, я был поражен видом матерей, которые катали своих младенцев в колясках после того, как других заключенных надежно запирали в камерах. Эти женщины часто отбывали наказание за тяжкие, но не жестокие преступления. Например, среди них были наркодилеры с Карибских островов и Латинской Америки, которых задержали в аэропорту Хитроу с несколькими пачками кокаина в пищеварительном тракте. Заключенные, поступившие в Холлоуэй беременными, могли ухаживать за младенцами с рождения до девяти месяцев в корпусе матери и ребенка. Разумеется, за ними тщательно следили, чтобы удостовериться в отсутствии опасности для новорожденных. Дети не были заключенными, и их могли забирать у ворот родственники, если они находились в списке одобренных для посещения лиц. В серии отчетов говорится, что лучше попытаться избежать пребывания младенцев в таких суровых условиях, однако так они могли находиться рядом с матерями первые девять месяцев жизни. Это время играет самую важную роль в формировании связи между матерью и ребенком.
Позднее я осознал возможные последствия разлуки женщины с младенцем в первые месяцы после родов, когда размышлял о длительной госпитализации Джорджины после смерти моей кузины Луизы. Это оказало большое влияние на ее способность быть хорошей матерью в последующие годы.
13
В этой главе основное внимание уделяется женщинам, убивших своих отпрысков в одиночку, однако у мужчин, похищающих и убивающих детей, могут быть сообщницы.
Похищения и убийства детей мужчинами-педофилами редки: в 2018 году в Великобритании было всего четыре жертвы младше 16 лет, убитые незнакомцами. Однако такие случаи получают большую огласку в СМИ, особенно если у преступника мужского пола была сообщница (в качестве архетипического примера можно привести «Болотных убийц» Иэна Брэйди и Майру Хиндли).
В 2002 году мы с женой и сыновьями отправились в семейный отпуск, решительно настроенные хорошо отдохнуть. Я отключил телефон на время пребывания в переделанном сарае на холмах северо-западной Италии. Отпуск с маленькими детьми может показаться кошмаром (зачем переносить и без того напряженную рутину кормления и смены подгузников в незнакомое и жаркое место?). Но, несмотря на все неудобства, нам очень понравился отдых. За два дня до возвращения домой мы поехали в Санта-Маргариту-Лигуре, чтобы провести немного времени на побережье.
Следующим утром, наслаждаясь завтраком в столовой с видом на залив, я увидел в газете La Republica цветную фотографию двух девочек в футбольной форме.
Это были Холли и Джессика, две жертвы Соэмских убийств. Я пропустил все сообщения СМИ о поисках девочек и не знал, что школьная учительница Максин Карр была арестована за то, что обеспечила убийцу Яна Кевина Хантли ложным алиби.
К моменту моего возвращения на работу Максин поместили в Холлоуэй, и другие заключенные денно и нощно причитали: «Ужас… убийца детей… следующая Майра Хиндли». Пациенткой занималась не наша бригада, однако однажды я видел, как ее вели по тюрьме. Женщину пришлось перевести в больницу общего профиля, после того как ее давняя анорексия усугубилась и понадобились внутривенные вливания, однако на суде речи о психических заболеваниях не шло.
Суд принял тот факт, что Максин не знала об убийстве Холли и Джессики, совершенном Хантли, однако ее осудили за воспрепятствование осуществлению правосудия путем создания ложного алиби и приговорили к трем с половиной годам лишения свободы.
Ненависть к женщинам, которые являлись соучастницами сексуальных насильников мужского пола, настолько сильна, что Максин Карр, сделавшую пластическую операцию и живущую под новым именем ради собственной безопасности, всегда будет демонизироваться вместе с Розмари Уэст и Майрой Хиндли. Когда последняя преступница умерла в 2002 году, в газете Daily Mail появился заголовок: «Майру похоронили, в отличие от ее жертв-детей».
Обстоятельства убийства матерями своих отпрысков всегда страшны, и я видел множество других случаев, связанных с жесточайшим насилием, например потрошением ради изгнания злых духов. Объяснения психиатров помогают юристам, врачам и общественности в целом понять некоторые, но не все кошмарные преступления. Детоубийство не всегда является результатом психических расстройств, и женщины, убивающие детей вследствие жестокого обращения или пренебрежения родительскими обязанностями, не обязательно страдают психическими заболеваниями.
Вернемся к тете Джорджине, которая отбывала наказание в тюрьме Холлоуэй за удушение моей пятимесячной племянницы Луизы. Мама помнит ее скромные похороны на кладбище Милтон, расположенном напротив больницы Сент-Мэри. Крошечный белый гроб принес к вырытой могиле всего один человек. Панихиды не было. Поминок тоже. Если ваша жизнь продлилась меньше года, вы не заслужили много почестей.
Джорджина, разумеется, не присутствовала на похоронах, так как была в тюрьме. Поскольку она явно находилась в состоянии сильного душевного волнения, первоначальное обвинение в умышленном убийстве заменили обвинением в инфантициде. По решению суда тетю направили в больницу Сент-Джеймс в Портсмуте, но лечение шло плохо, и после попытки самоубийства (не редкость среди детоубийц) она подверглась экстремальной психохирургии.
Джорджина в конце концов оправилась после лоботомии. Ее муж Чарли остался с ней, несмотря на непредсказуемое лечение, и, когда тетю выписали из психиатрической больницы, она поселилась в их квартире. Все вернулось в прежнее русло, и через некоторое время она забеременела.
Разумеется, все надеялись, что с малышом Дэвидом все будет иначе. Джорджине дали еще один шанс при условии дальнейшего психиатрического лечения и постоянного наблюдения.
Роды были домашними и пошли не по плану. Джорджину мучила боль в животе, которая предположительно была результатом цистита. Однако затем у нее отошли воды, и это значило, что роды начались. Мою мать послали за врачом, но он отказался прийти. Вероятно, к тете было предвзятое отношение из-за того, что случилось с первым ребенком. Тогда еще не было предродовых совещаний по судебным прецедентам, касающимся защиты ребенка, в которых принимают участие акушеры-гинекологи, полиция и социальные работники. Дэвид родился с тяжелым цианозом (моя мама вспоминает, что он был бирюзово-синим). Его незамедлительно отвезли в больницу Сент-Мэри, но он прожил всего несколько часов. Чарли вернулся из больницы позднее в тот же день и сказал Джорджине: «Он умер».
Могу себе представить, какое горе испытала бабушка Кэтрин. Она в одиночку воспитала четверых детей и стала свидетельницей того, как первые два внука так печально ушли из жизни. Конечно, она стыдилась того, что Джорджина совершила инфантицид и ее физическое и психическое здоровье пострадало. Над семьей, казалось, нависла мрачная туча. Однако, несмотря на двойную трагедию, Чарли и Джорджина остались вместе, и в 1962 году она родила еще одну девочку, мою кузину Ханну. Жизнь девочки началась лучше, чем у ее сестры и брата, и она стала отрадой для бабушки и дедушки. Она была обожаемой внучкой.
Тем не менее влияние предыдущих событий было разрушительным и отражалось на нашей семье долгие годы. В начале медицинской карьеры я не осознавал важность этих происшествий, однако они, вероятно, повлияли на выбор профессии. Думаю, что эта семейная история сделала меня сочувствующим и вызвала интерес в отношении психических расстройств и человеческой деструктивности. А эти качества необходимы в судебной психиатрии даже больше, чем в других областях медицины. Множество случаев инфантицида помогли мне осознать, что Холлоуэй – это единственное место, где я смогу по-настоящему понять, что произошло в моей семье более 40 лет назад. Как я уже говорил, не вы выбираете судебную психиатрию, а она выбирает вас.
Я не сразу пришел в эту специальность после безумной работы в больнице Мэйдэй. В психиатрии принято считать, что наши коллеги-врачи видят, станешь ли ты хорошим психиатром, еще до того, как сам это поймешь. Мой коллега Грэм Берлайн был тому примером: когда он сказал, что психиатрия мне хорошо подойдет, я взял это на заметку. Тогда я еще не был к этому готов, поэтому решил полгода поработать в отделении неотложной помощи. Однако больше всего мне запомнились пациенты не с тяжелыми травмами, ножевыми ранениями и инфарктами, а с психическими заболеваниями.
Там мне приходилось оказывать помощь жертвам домашнего насилия: это всегда были женщины, подвергшиеся нападению мужчин. Я зашивал разбитые губы, а также обрабатывал синяки и следы от укусов. Мне особенно запомнилась молодая невеста, избитая на собственной свадьбе во время пьяной драки, и женщина с переломами позвоночника, которую выбросили из окна в приступе ревности. В 2018 году около двух миллионов взрослых стали жертвами домашнего насилия, то есть приблизительно 6 человек из 100. Поскольку такой вид насилия очень распространен, неудивительно, что он часто приводит к смертельному исходу.