Разум убийцы. Как работает мозг тех, кто совершает преступления — страница 8 из 19

Дело Шарлотты Смит

17

Все началось после того, как Шарлотта поехала узнать у женщины насчет пса. Один из ее четверых детей, 15-летняя Шэрон, мечтала о собаке, а Шарлотта хотела порадовать дочь. В конце концов, они только что воссоединились после восьмимесячной разлуки, когда женщина находилась в реабилитационном центре для алкоголиков.

Казалось, жизнь наконец начала налаживаться. По крайней мере, так было до среды, 29 августа 2001 года, когда Шарлотта нанесла своему партнеру Ленни Джонсу смертельный удар в сердце 30-сантиметровым кухонным ножом.

В день встречи с ней в тюрьме Холлоуэй я, как всегда, ездил по ближайшим тюрьмам, проводя психиатрическую оценку новых заключенных, отслеживая состояние старых пациентов и ища тех, кого следовало перевести в психиатрическую больницу. Кроме того, я встречался с теми, кто вызывал беспокойство у надзирателей по причине аутоагрессии, риска самоубийства или странного поведения, которое могло свидетельствовать о психическом заболевании.

Деятельность судебного психиатра значительно отличается от работы больничного специалиста. Мы имеем дело с психическими заболеваниями или тяжелым психологическим стрессом у заключенных, вызывающих беспокойство у персонала тюрьмы. Очень важно, чтобы подобные учреждения не только стремились предотвратить побеги, но также распознавали и контролировали психические расстройства, чтобы заключенные оставались в живых.

Холлоуэй, самая большая женская тюрьма предварительного заключения в Западной Европе, рассчитана на 591 заключенную, и через нее проходят несколько тысяч преступниц в год. По итогам проверки ее работы был составлен ужасающий отчет, за которым последовал весьма критический обзор, поэтому к нам, судебным психиатрам, обратились с просьбой проводить регулярные психиатрические осмотры, чтобы поддержать их перегруженный медицинский центр. Я в то время как раз собирался начать проводить регулярные консультации в Пентонвилле, близлежащей мужской тюрьме. Я прошел там инструктаж по безопасности, и мне выдали ключи, поэтому пришлось просить разрешения присоединиться к новой команде Холлоуэй, что для всех стало административной головной болью.

Более того, работа с женщинами-заключенными пользуется меньшей популярностью и считается более сложной, чем взаимодействие с преступниками мужского пола. Как говорит криминолог Лорейн Гельсторп, большинство преступлений совершают мужчины, а не женщины [36]. Это частично объясняет тот факт, что женщины, оказавшиеся в заключении, часто психически травмированы после абьюзивных[51] отношений, привыкли скрывать свои переживания и склонны к аутоагрессии. Оглядываясь назад, я понимаю, что мое решение хотя бы частично было обосновано инфантицидом в нашей семье. Любопытство было так сильно, что в 2001 году я взялся за настолько непопулярную работу.

Главное назначение тюрьмы – это лишение свободы, однако тюремные врачи в недавнем прошлом поняли, что на них возложена задача сделать любой контакт с медиком настолько некачественным и неприятным, чтобы он воспринимался как часть наказания.

Разумеется, мы прибыли в Холлоуэй с гораздо более прогрессивными идеями. Нас учили, что оказать помощь пациенту, который хочет выбежать из кабинета, хлопнув дверью, невозможно. Поэтому было очень важно установить контакт с заключенными и решать самые важные проблемы, связанные со сном, питанием, семейными отношениями и суицидальными мыслями. Сложными областями, такими как насилие и травмирующий детский опыт, можно было заняться позже.

Держа это в уме, я направился в комнату для допросов в С1, больничном отделении на цокольном этаже тюрьмы, где надзиратели попросили меня встретиться с Шарлоттой.

В комнате для допросов стояли два старых стальных стула и облезлый стол с покрытой пластиком столешницей. На белых стенах были граффити. Единственной вентиляцией служила тонкая щель в маленьком окошке из небьющегося, но поцарапанного стекла. Снаружи был углубленный двор, из которого невозможно было выбраться, и, кроме того, по периметру стоял высокий забор с защитой.

Шарлотта была высокой и стройной женщиной с длинными волосами. На ее осветленных прядях, слегка отросших, все еще была заметна кровь Ленни. Прошло всего два дня с момента убийства. У нее были грязные сломанные ногти, синяки на правом предплечье и разбитая губа, которая уже заживала, но еще была распухшей. Женщина молча уставилась в пол.

Ее арестовали после полуночи 29-го числа, и весь следующий день она провела в изоляторе временного содержания. Она сотрудничала с полицией во время допроса и предстала перед магистратским судом, где ее не согласились выпустить под залог. Ей пришлось остаться в изоляторе временного содержания.

Я представился, спросил, как она себя чувствует, и поинтересовался, можем ли мы ей чем-нибудь помочь прямо сейчас.

Она потерла глаза и сначала ничего не ответила, а затем поинтересовалась, как она может увидеться с детьми.

Я спросил о них, и она начала открываться. Семнадцатилетний Ли готовился к пересдаче школьных экзаменов. Пятнадцатилетней Шэрон было тяжело привыкнуть к новой школе. У 10-летнего Кевина все было хорошо, как и у трехлетнего Лиама, единственного из четверых детей, который не попал в приемную семью на время пребывания Шарлотты в реабилитационном центре.

Их всех сейчас поместили в детский дом, и женщина беспокоилась о них. Она боялась, что их разлучат и они не смогут поддерживать друг друга. Я заверил ее, что команда социальных работников незамедлительно займется этим вопросом.

Шарлотта сказала, что произошедшее казалось ей нереальным и что она не могла поверить, что Ленни мертв. Проблемы со сном, которые мучили ее четыре – шесть месяцев назад, отступили, и она взяла себя в руки. Однако с момента попадания в изолятор временного содержания пациентка чувствовала себя «ужасно… тяжело… онемело». Она сказала, что в тюрьме практически невозможно спать, и призналась, что чувствует себя измученной. Женщина даже обдумывала способы покончить с собой: передозировка, вскрытие вен, удушение. Только мысли о детях побуждали продолжать жить.

В 2002 году в тюрьмах Англии и Уэльса было совершено 95 самоубийств, при этом среди женщин-заключенных риск был выше в 20 раз. К 2011 году ежегодный уровень самоубийств в тюрьмах Великобритании снизился до 57 случаев, что отчасти было связано с улучшением медицинского обследования новых заключенных, разработанным судебными психиатрами Люком Бирмингемом и Доном Грубиным [37]. Сокращение числа суицидов также было связано с повышением качества психиатрической помощи в тюрьмах и инновационной работой профессора Элисон Либлинг, кембриджского криминолога, разработавшего критерии оценки тюремной среды для борьбы с травлей и искоренения неприемлемого поведения персонала [38]. Однако количество самоубийств среди заключенных снова взлетело в 2017 году и достигло 119 случаев. Это было связано с жестким сокращением тюремного персонала, увеличением длительности процедуры приема в учреждение, а также уменьшением числа программ реабилитации. Отдельное спасибо Крису Грэйлингу, который, несомненно, спокойно спит ночью и не думает о деньгах, потраченных на паромные контракты, опаздывающие поезда и плохие попытки пробной приватизации (первая приватизация государственных служб была настолько провальной, что потребовалась повторная полная национализация). Однако я надеюсь, что скорбящие родственники самоубийц станут для него поводом для сожаления.

Я не стал задавать Шарлотте дополнительные вопросы. Главная задача на том этапе состояла в том, чтобы помешать ей покончить с собой. Я направился в больничное отделение, где два специалиста по оказанию первой помощи, одетые в белые рубашки с черными эполетами, пили чай с двумя квалифицированными медсестрами в синей униформе. К нам присоединились социальный работник и медсестра, после чего мы сдвинули стулья и обсудили план действий. Как единственный мужчина в нашей команде из трех психиатров и десятка медсестер, психологов и социальных работников, я должен был помнить о гендерной политике. Мой предшественник, например, носил костюм в мелкую полоску и говорил покровительственным тоном, из-за чего производил не самое приятное впечатление.

Было очевидно, что Шарлотте необходимо оставаться в больничном отделении, подальше от камер, где находились «прожженные» заключенные. Так мы могли наблюдать за женщиной и помочь ей пережить несколько следующих напряженных дней.

Хотя она снова начала пить, у нее не было сильной алкогольной зависимости. После нескольких постепенно уменьшающихся доз диазепама, которые должны были помочь преодолеть тягу к спиртному, стало ясно, что ей не требуется полноценный семидневный режим детоксикации. Алкоголизм и наркомания были настолько распространены в Холлоуэй, что там уже создали возглавляемую опытной медсестрой программу детоксикации для зависимых от алкоголя и героина. Она предполагала постепенное снижение дозы заместительного препарата для ослабления тяжелых симптомов абстинентного синдрома (при алкогольном абстинентном синдроме у пациента могут начаться опасные для жизни припадки или белая горячка).

Как только наша встреча завершилась, я направился проведать других пациенток.

Среди заключенных тюрьмы Холлоуэй были женщины, которые наносили себе серьезные раны. Обычно они страдали расстройством личности или подвергались жестокому обращению в прошлом. Что им по-настоящему требовалось, так это стационарное лечение в духе отделения посткризисного восстановления Бетлема, где я зашивал самонанесенные порезы. Однако возможностей для такого лечения было мало, и заключенных редко соглашались перевести в больницу. Позднее мы провели исследование случаев заключенных, направленных из Холлоуэй в психиатрическую больницу в 2003 году [39]. Из 60 человек, которым выписали направление, в лечебное учреждение приняли только половину. У множества пациенток, которым было отказано в госпитализации, стоял диагноз «расстройство личности». Таким образом, нам часто приходилось работать с заключенными, которые были склонны к аутоагрессии и имели пограничное расстройство личности, используя только ресурсы, доступные в тюрьме.

Шарлотта должна была провести несколько дней в больничном отделении под наблюдением, но после стабилизации состояния ей предстояло отправиться в обычную камеру.

Завершив дела в тюрьме, я пошел к будке охраны, бросил ключ в металлический желоб и подождал дубликат, который прикрепил к брелоку вместе с тюремным удостоверением личности и стандартным свистком (в то время в тюрьмы еще не закупили электронные сигнализации, что показывает, как трудно изменить культуру таких учреждений).

Направляясь по Камден-роуд и затем Примроуз-хилл, я видел людей, которые выпивали за столиками, наслаждаясь прекрасной погодой позднего лета. Сколько пьяных разборок приведет к ранениям и убийствам? Вернувшись домой, я взглянул на своих спящих сыновей, а затем сам лег спать. Я был благодарен за то, что они были дома в безопасности, а не разбросаны по городу, как дети Шарлотты, оставшиеся без присмотра.

Я понял, насколько сильно моя работа влияет на восприятие жизни. Даже простой кухонный нож становится напоминанием об орудии убийства, после того как ты увидишь множество окровавленных ножей, которые сначала фотографируют, а затем кладут в полиэтиленовый пакет, чтобы предать присяжным. Постоянно имея дело с преступлениями (я писал отчеты об ограблениях, нападениях, изнасилованиях и поджогах), я заметил, что стал более осторожным. Если мне нужно в понедельник утром иметь немного наличных денег для поездки за город, я дважды подумаю, прежде чем в темноте идти к банкомату на Камден-Хай-стрит.

Через пару недель я снова встретился с Шарлоттой. На этот раз она выглядела более собранной. После нескольких беседмне удалось узнать ее историю от начала до конца.

В тот вечер, когда все произошло, подруга повезла Шарлотту и ее дочь Шэрон посмотреть на собаку. Однако, когда они приехали, выяснилось, что пса больше нет. Женщина, которая только что его продала, скандалила со своим партнером, поэтому пришлось успокаивать ее минут 40.

Выйдя из дома той женщины, Шарлотта вспомнила, что ей нужно накормить детей, поэтому они зашли в KFC и купили немного курицы и картофеля фри. После этого она отправила Шэрон домой и попросила ее забрать Лиама из сада.

Затем Шарлотта пошла в паб и стала болтать с персоналом. Допив кружку, она собиралась вернуться домой к детям, но вдруг в паб зашел Ленни и поприветствовал ее сильным ударом в предплечье.

Пациентка сказала, что он был зол, потому что она разговаривала со своим бывшим парнем. Женщина пошла в уборную, а когда вернулась, Ленни уже стоял у барной стойки с новой кружкой пива. Она плохо помнила, что произошло дальше, но, вероятно, они оба заказали еще несколько напитков.

Шарлотта встречалась с Ленни около года, после того как он въехал в соседний дом. У него был сын, однако его лишили родительских прав из-за пристрастия к алкоголю, и они с бывшей девушкой часто ругались из-за попыток Ленни видеться с ребенком.

Как вы уже поняли из предыдущей главы, домашнее насилие может начаться внезапно. Поскольку мужчина много пил, имел склонность к антисоциальному поведению и был вспыльчив, они с Шарлоттой быстро начали ссориться. Стремление ревнивого Ленни все контролировать имело страшные последствия для пациентки и привело к его смерти. Он обвинял женщину в неверности, хотя сам ей изменял. «Я могу делать все, что захочу», – говорил он. Это был тот самый эгоцентрический нарциссизм, который так часто встречается в подобных делах.

Вскоре после начала отношений Ленни захотел контролировать не только Шарлотту, но и ее семью. Он оскорблял ее подруг, называя их паразитками и шлюхами. В то время он продолжал встречаться со своей бывшей девушкой в Суиндоне по выходным, и та писала Шарлотте, что Ленни изменяет ей.

Несмотря на это, ревность убитого лежала в основе большинства конфликтов, и если Шарлотта не была дома тогда, когда он того ожидал, то начинался скандал. Он каждый вечер пил очень крепкое пиво и в последние месяцы употреблял больше, чем раньше. В связи с этим словесные оскорбления усугубились. По словам Шарлотты, их споры переросли в избиения примерно за девять месяцев до убийства. Считая их пугающими и унизительными, она пыталась порвать отношения, однако он отказывался съезжать из ее дома. После этого было еще много ссор и избиений, последнее произошло примерно за неделю до убийства.

Жестокое обращение с женщинами, убившими интимного партнера, не ограничивается побоями. В книге «Когда битые женщины убивают» (When Battered Women Kill) [40] Анжела Браун пишет, что люди, оказавшиеся в такой ситуации, превращаются из жертвы в убийцу только тогда, когда происходит резкая эскалация жестокого обращения. Эксперт пишет не только о физическом, но и о сексуальном насилии. Судебный психиатр Джилл Мези изучила серию из 17 убийств сексуальных партнеров женщинами и заметила, что большинство преступниц подвергались серьезному физическому, психологическому, эмоциональному и сексуальному насилию. К психологическому насилию относились грубые комментарии о фигуре и внешности, контроль за контрацепцией, ревнивые обвинения в неверности. К сексуальному – принуждение к занятиям проституцией, недобровольный секс, сопровождаемый угрозами и жестокостью, проникновение посторонними предметами и в одном случае принуждение к унизительному половому акту с собакой [41].

Я второпях закончил обход других пациентов из С1, заварил растворимый кофе с сухим молоком и отправился на встречу с медсестрами и надзирателями.

Удовлетворенный тем, что кризисов пока не ожидалось, я просунул голову в маленький кабинет для трудотерапии. Здесь наиболее уязвимая группа занималась с арт-терапевтом. Собака-терапевт, пожилой лабрадор по кличке Квивер, дремала под столом. Затем я открыл ключом тяжелую стальную решетку и вышел в сад, где группа заключенных сажала цветы на клумбе.

Тюрьма Холлоуэй была построена в 1852 году. В ней отбывали наказание суфражистки во время голодовки и принудительного кормления, Рут Эллис, последняя заключенная, повешенная в 1955 году, Майра Хиндли и моя тетя Джорджина. Перестроенная в 1970-х годах, тюрьма была пятиэтажной и занимала три стороны неправильного прямоугольника. Двигаясь по периметру, я миновал изолятор и вошел в блок с художественными мастерскими, тренажерным залом и бассейном (редкое удовольствие даже для заключенных с примерным поведением). Недостаток персонала означал, что во время обеденного перерыва, пересменки и ночной смены в тюрьме оставался всего один надзиратель на группу четырехместных камер, где в общей сложности находилось около 30 заключенных. Почти миновав серию тяжелых решетчатых ворот и заперев их за собой (плакат на стене гласил: «Запри и проверь!»), я прищемил безымянный палец левой руки последней решеткой. Испытывая мучительную боль, я понял, что повредил ногтевое ложе и что у меня образовалась пульсирующая гематома.

Я ходил с черным ногтем следующие полгода, пока он не отрос. В течение этого времени дело Шарлотты продвигалось по судебной системе.

После инцидента с ногтем я покинул Холлоуэй.

Путь из большинства тюрем до моего дома занимал значительно больше часа, однако Холлоуэй находилась поблизости. С одной стороны, у близкой дороги домой были свои преимущества, но, с другой стороны, у меня не было времени переключиться с судебной психиатрии на приятный мир купания и сказок на ночь. В автомобиле или на велосипеде мне помогали расслабиться музыка, новости по радио или просто дорога впереди, в то время как в поезде я предпочитал читать (легкие научно-популярные книги, например «Гоморра», «Призрачная башня», «Неестественные причины» или скандинавский нуар). Я не говорю, что не думал о работе, и не притворяюсь, что она не вызывала у меня никакой реакции. Я обсуждал наиболее сложные случаи – иногда годы спустя – в баре или на ежегодной конференции. Однако иногда мне нужно было отодвинуть работу на второй план, если, конечно, материалы дела не были настолько шокирующими, что не думать о них было невозможно.

Также неплохо проводить время с людьми не из своей профессиональной области. В выходные я могу выпить пива со старыми университетскими друзьями. Многие из них уехали из Лондона, но один, Брэд, устроился работать на телевизионную программу новостей. Обычно он делал репортажи о премьерах фильмов или пресс-конференциях, но однажды, выйдя из Олд-Бейли и шагнув прямо в толпу людей, ожидающих громкого приговора, я увидел приятеля. В этот момент наши совершенно разные профессиональные пути пересеклись.

Несколько недель спустя мне сказали, что другого психиатра попросили написать независимый отчет для стороны защиты. Он, скорее всего, собирался сделать акцент на ограниченную вменяемость Шарлотты. Королевская прокурорская служба обратилась ко мне за вторым мнением.

Пожизненное заключение с минимальным сроком отбывания наказания 15 лет означало бы, что Шарлотта пропустит детство даже младшего ребенка, трехлетнего Лиама. Как это скажется на подрастающем поколении? Сажая в тюрьму мать, вы также наказываете детей. Я прекрасно знал об этом из визитов в детский дом, откуда мы забирали мою кузину.

После того как двое старших детей тети Джорджины умерли, безопасность и благополучие Ханны имели первостепенное значение для каждого, поэтому девочка не могла остаться с матерью. Однако Джорджина настояла на том, чтобы мою кузину поместили в детский дом неподалеку и у нее была возможность регулярно навещать дочь. Возможно, удочерение было бы лучшим вариантом. Периодические контакты с ненадежной матерью во время жизни в детском доме, скорее всего, давались нелегко. Физически Ханна находилась в безопасности, но как проходило ее эмоциональное развитие? Должен признать, я часто думал об этом, особенно позднее, когда лечил молодых женщин в больнице.

Королевская прокурорская служба по какой-то причине была очень обеспокоена делом Шарлотты и требовала, чтобы я дал оценку до того, как будет готов отчет стороны защиты. Он задерживался, и эксперту-психиатру со стороны защиты пришлось явиться в суд и объяснять судье причины нарушения сроков. Это явно было сделано для того, чтобы не допустить дальнейшей прокрастинации. Аргумент «собака съела мою домашнюю работу» не имеет веса в суде, и любые оправдания озвучиваются под присягой.

С точки зрения этики выражение лечащим врачом экспертного мнения по определенным юридическим вопросам, например уголовной ответственности, приводит к конфликту интересов, и в гражданских судах оно строго запрещено. Однако я как лечащий психиатр должен был представить суду отчет (плохой или больной; больница или тюрьма), а тюремный психиатр был обязан выполнить работу для Королевской прокурорской службы. Я видел Шарлотту и оценивал ее психическое состояние через несколько дней, а не недель после совершения убийства, и это добавляло веса моему мнению.

Я снова встретился с пациенткой и спросил, какое официальное заявление она собиралась сделать. Женщина сказала о своем намерении признать себя виновной не в умышленном, а в непреднамеренном убийстве, поскольку у нее не было плана убивать Ленни. Проблема с намерением заключается в том, что Королевской прокурорской службе достаточно доказать желание причинить тяжкий вред здоровью, а не совершить убийство, поэтому этот аргумент не был весомым.

Шарлотта была в слезах, но, после того как я немного ее приободрил, она продолжила рассказывать свою историю.

Они с Ленни вышли из паба, и друг подвез их домой. Ее сын Кевин сидел перед телевизором, и пустая коробка из-под жареной курицы лежала сверху переполненного мусорного ведра. Шарлотта пошла наверх, чтобы посмотреть, как дела у Шэрон и Лиама. Однако мужчина, последовавший за ней, ударил ее, а затем потянул за волосы и вырвал клок.

Между ними началась перепалка, и Ленни сначала плюнул ей в лицо, а затем ударил по голове. «Он назвал меня грязной шлюхой и спросил, зачем я разговаривала с Джереми», – сказала Шарлотта.

Разве стремление к власти и ревность антисоциального мужчины не являются поразительно предсказуемыми? Сценарий, включающий алкоголь, ревность и насилие, также характерен для ситуаций, когда мужчина убивает женщину. Это битва не на жизнь, а на смерть, из которой первый гораздо чаще выходит победителем.

Воспоминания Шарлотты были «немного туманными». Она пошла в спальню мальчиков, чтобы сменить постельное белье, но Ленни продолжал кричать.

«Я сказала ему убраться из моего дома, но он отказался уходить… следовал за мной повсюду», – сказала Шарлотта.

Женщина спустилась вниз, чтобы уйти от него, обратиться за помощью по телефону или попытаться выставить его из дома. Однако Ленни перегородил входную дверь и отказывался отойти. Когда она попыталась выйти через заднюю дверь, он закрыл ей дорогу со стороны улицы. Шарлотта сказала, что вернулась на кухню. В сушилке было множество столовых приборов и других кухонных принадлежностей. Рассказывая мне об этом, она плакала и всхлипывала. Я протянул салфетку, но не хотел ее перебивать.

«Я просто схватила первое, что попалось под руку… длинный кухонный нож. Я думала, что если у меня будет нож, то он ко мне не приблизится. Мне сложно точно вспомнить, что произошло».

Она рванулась к двери, но Ленни перегородил путь.

«Я просто хотела выбежать из дома, – продолжила она. – Ленни пошел в мою сторону. Я слегка пырнула его ножом, но не ударила. Я думала, что это просто царапина».

После этого он продолжал ходить, поэтому она отбросила нож и поднялась наверх.

Пациентка была измождена и все еще немного пьяна. Все было словно в тумане. Она села на кровать и, проведя рукой по волосам, достала целые пучки выдранных волос. Затем она спустилась вниз за сигаретой и увидела, что Ленни сидел, прислонившись к стене.

Шарлотта сказала, что он часто делал так, когда выпивал, поэтому она не сразу поняла, что что-то не так. Наконец осознав, что он не просто пьян, она закричала своей дочери Шэрон, чтобы та вызвала скорую помощь.

«Мне казалось, что это шутка, – сказала она. – Все было словно не по-настоящему. Даже сейчас я не верю, что это произошло на самом деле. Не могу поверить, что он мертв».

В тот день мы на этом остановились. Шарлотта была в стрессе и начала задыхаться, поэтому опрос пришлось прервать. Надзиратель успокоил ее, прежде чем отвести обратно в камеру. Завершив визит, я сложил записи в сумку и помчался в уголовный суд присяжных Вуд-Грин на заседание, которое должно было начаться в 14:00.

Поскольку мой рабочий день был разделен на утреннюю и вечернюю половины, я обычно обедал впопыхах, пока ехал из одной части Лондона в другую. Хрустящий ролл с тунцом из столовой Холлоуэй, где работали заключенные, был изысканной альтернативой ужасной еде из автомата в уголовном суде присяжных Вуд-Грин. Мне предстояло высказаться, требуется ли выносить запретительный судебный приказ в отношении одного из моих пациентов.

В то время моя рабочая неделя никогда не состояла менее чем из четырех элементов: тюрьма, больница, прием, преподавание и дача свидетельских показаний. Однажды мне позвонили на мобильный и сказали: «Привет, это Питер». «Какой Питер?» – подумал я. Был ли это медбрат из психиатрического отделения с усиленным наблюдением или член группы по расследованию убийств Королевской прокурорской службы? Может, это был Питер из холборнского полицейского участка или менеджер из тюрьмы Холлоуэй? Возможно, сантехник пришел починить водонагреватель.

Я привык быстро переключаться с одного дела на другое. Всегда полезно перечитывать свой отчет накануне вечером, поскольку в противном случае мне пришлось бы торопливо пролистывать его уже в зале суда.

По крайней мере, я подвижен и не сижу за одним и тем же письменным столом всю неделю. Больные сами обращаются к врачам других специальностей, но, к сожалению, пациенты судебных психиатров, как правило, не могут свободно перемещаться. Даже если бы у них была возможность самим прийти к нам, то они, скорее всего, как можно быстрее убежали бы в противоположном направлении. И почему я не занялся микробиологией? Все чашки Петри хранятся в одном месте, и, как вы можете вспомнить из истории о скупом докторе, убившем жену, старые лабораторные холодильники могут стать прекрасным подарком на день рождения.

Позднее Королевская прокурорская служба прислала мне стопку материалов по делу Шарлотты. Свидетель Джастин Аткинсон подтвердил, что Ленни и Шарлотта были в пабе и «довольно много выпили».

Другой свидетель, сосед пациентки, вспомнил сцену, произошедшую вне паба: «Приблизительно в 23:45… я услышал громкие голоса женщины и мужчины. Я слышала фразы вроде: “Не бей меня снова, иначе я уйду. Он меня изобьет… я уйду”».

Райан Купер слышал, как они постоянно повторяли слово «гребаный». Партнеры много ругались.

Донна Эдвардс, соседка, сказала: «В 00:40 я проснулась от истерических женских криков… Я не поняла, что именно она кричала…»

Единственный непосредственный свидетель произошедшего, 10-летний Кевин, сын Шарлотты, сказал: «Когда я спустился вниз, я увидел маму и Ленни… Мама взяла нож, а Ленни сказал: “Давай же, пырни меня”. А затем я увидел, как в него вошел нож… кровь полилась…»

Когда полиция и скорая помощь прибыли на место, Шарлотта стояла на коленях рядом с Ленни. Парамедики попытались реанимировать его, но было ясно, что он умер от огромной кровопотери. Лужи свежей крови сделали кухонный пол опасно скользким. Шарлотту сразу арестовали по подозрению в убийстве и увезли.

Знаете, что она сказала, когда ее арестовывали? «С ним ведь все нормально, да? Мы просто спорили… Я не хотела причинить ему вред… он первый начал».

18

Холлоуэй стала жертвой собственного замысла. Моя тетя отбывала наказание в старом викторианском здании в конце 1950-х годов, однако в 1970-х годах оно было перестроено. Изначально задумывалось сделать тюрьму похожей на больницу, где женщины ходили бы по территории, работали, посещали занятия и большую часть дня занимались полезными делами. Предполагалось, что в корпусах заключенные будут только спать, поэтому они были изолированными и имели петляющие коридоры, непохожие на обычные радиальные коридоры многих викторианских тюрем.

В действительности наблюдение за наиболее уязвимыми заключенными, осуществляемое одним надзирателем на группу камер, означало, что женщины подолгу находились взаперти. Некоторые обеспокоенные сотрудники, которым было прекрасно известно об этих проблемах, разработали ряд проектов по собственной инициативе без каких-либо правительственных постановлений. Они были направлены на выведение женщин из шокового состояния после заключения в тюрьму, а также создание особых отделений для наркозависимых, нуждающихся в реабилитации, беременных с героиновой зависимостью и матерей с новорожденными. В корпусе С было создано отделение психиатрической оценки. Надзиратели из помещения, где содержались женщины, приговоренные к пожизненному заключению, помогали преступницам смириться с долгим пребыванием в тюрьме и убеждали их конструктивно проводить время, работая или обучаясь чему-нибудь новому. Заключенным предлагали пройти психотерапию (поскольку многие женщины были из низших слоев общества, психотерапия ранее не была им доступна), а многочисленные партнерские организации, например «Самаритяне», обучали осужденных быть слушателями для своих обеспокоенных сокамерниц.

В отделении, где проводили первую ночь заключенные, впервые оказавшиеся в тюрьме, были ковры и мягкая мебель. Такая обстановка должна была облегчить переход от внешнего мира к более суровым реалиям. Там персонал говорил тихо и предлагал женщинам чай и какао.

Меня попросили встретиться с Эмбер, 18-летней школьницей, которую накануне арестовали по подозрению в соучастии в убийстве. Казалось, что это было спланированное убийство сексуального насильника, совершенное из мести, однако вовлеченность в это дело девушки оставалась под вопросом. Закон предполагает исключения для состояния аффекта, провокации и самозащиты, но если у вас было время обдумать свои действия, то, независимо от наличия провокации, убийство всегда признается умышленным.

Наивную, беззащитную и домашнюю Эмбер заманил к себе в квартиру очаровательный 30-летний Грегори, у которого была стильная BMW. Он напоил ее коктейлями, заставил смотреть порно, а затем изнасиловал.

Ей было очень стыдно, и она винила себя в том, что пошла к нему домой. Неделю она молчала, но потом все рассказала своему парню Шону. Разъяренный юноша убедил ее заманить насильника на встречу рядом с телефонной будкой на окраине парка Финсбери. Она предполагала, что Шон «побьет его кулаками», чтобы «преподать ему урок». Однако, когда Грегори пришел, к нему подошли парень и его друг, вооруженные бейсбольными битами.

«Я не ожидала, что они нападут на него с битами. Я понятия об этом не имела», – сказала она.

Грегори, забитый до смерти металлической и деревянной битой, стал жертвой убийства, а Эмбер – соучастницей преступления. После ночи в отделении для новоприбывших ей предстояло провести выпускной год в камере тюрьмы Холлоуэй, пока ее дело продвигалось в суде.

Была ли у нее острая стрессовая реакция на изнасилование, предшественник ПТСР (навязчивые воспоминания, флешбэки, гипербдительность и избегание риска)? Возможно, но, поскольку девушка заманивала Грегори с целью, чтобы его избили, суд мог решить, что она намеревалась причинить тяжкий вред здоровью. Если бы сторона обвинения смогла доказать, что Эмбер была соучастницей убийства, ее бы приговорили к тюремному сроку, несмотря на то что она сама не наносила удары. Показания эксперта-психиатра в суде не понадобились. Королевской прокурорской службе было достаточно имевшейся информации.

Брент Гибсон: убийство. Пожизненное заключение, минимальный срок отбывания наказания – 12 лет.

Шон Эллиот: убийство. Пожизненное заключение, минимальный срок отбывания наказания – 13 лет.

Эмбер Доусон: соучастие в причинении тяжкого вреда здоровью. Два с половиной года лишения свободы.

В то время мой старший сын пошел в детский сад. Я забирал его в 18:00 (чуть раньше, если у меня была возможность), и мы с ним сидели на полу, играли с деревянной железной дорогой, читали книжки или смотрели детские передачи.

Дома я стараюсь избегать ежевечерних разговоров о работе, хотя партнер, работающий в аналогичной сфере, может оказать неоценимую поддержку. Иногда вместо разбора полетов я предпочитаю отвлечься от болезненных мыслей о рабочих проблемах. Конечно, когда над тобой довлеет жалоба или, еще хуже, расследование убийства, абстрагироваться от мыслей об этом невозможно. Однако я уверен, что чаще всего мы, как и представители других профессий, приносим домой раздражение от бюрократизма и растущего менеджеризма или мелких разногласий с проблемным коллегой. С моей точки зрения, гораздо полезнее будет покопаться в коллекции старых CD-дисков и виниловых пластинок (поскольку мое детство пришлось на конец 1970-х – начало 1980-х годов, в нашей коллекции есть Гил Скотт-Херон, Дэвид Боуи, The Clash, The Jam, а также Siouxsie and the Banshees). Я хочу держать свою семью подальше от человеческих страданий, с которыми сталкиваюсь каждый день, но иногда два этих мира пересекаются, несмотря на все старания.

Однажды вечером, вернувшись из Холлоуэй и не думая ни о корпусе С, ни об отделении для приговоренных к пожизненному заключению, я менял подгузник сыну. Вдруг пара монет выпала из моего кармана и приземлилась на пеленальный коврик рядом с ребенком. Это были 10-пенсовик и одна из крошечных пятипенсовых монеток.

Сын радостно засмеялся и потянулся к монеткам. Вдруг я понял, что не вижу пятипенсовую монету. Стараясь не поддаваться панике, я заглянул сыну в рот, но ничего не увидел. Неужели она застряла у него в горле? Я подумал, что это возможно, потому что он слегка пускал слюни.

После работы младшим врачом в педиатрическом отделении я всегда проявлял чрезмерную осторожность. Я боялся, что сын может подавиться монеткой, поэтому сразу повез его в отделение неотложной помощи. Медсестра отнеслась к нам с пониманием. Она попросила меня подождать врача, который должен был осмотреть сына и направить его на боковой рентген шейного отдела позвоночника. Это было все, что требовалось, чтобы либо успокоить меня, либо подтвердить худшее. Я опасался, что может потребоваться ларингоскопия.

Я старался не паниковать, но был уверен, что остановка дыхания может произойти в любой момент. Во время обучения я работал именно в этом отделении неотложной помощи. Наконец я, один из всеми нелюбимых врачей-пациентов, робко подошел к женщине-медику, показал ей удостоверение консультанта и объяснил ситуацию. Она любезно выписала направление, избавив меня от волнительного ожидания, и мы направились к рентгенографическому кабинету.

Ожидая врача, я рассматривал коридор, и мое внимание привлекла каталка, на которой лежала молодая женщина. Пациентка была пристегнута наручниками. Подойдя ближе, я понял, что это заключенная из Холлоуэй, которую привез один из надзирателей. Женщина казалась невозмутимой, однако меня огорчил тот факт, что она была пристегнута наручниками у всех на виду.

Несомненно, в тюрьме не захотели посылать с ней сразу двух надзирателей, и у нее не должно было быть возможности сбежать, однако то, что я увидел, казалось излишним и порождало ненужную стигматизацию. Несколько лет назад все активно обсуждали случай заключенной, которой пришлось рожать, пристегнутой наручниками к кровати. «Не лечите пациентов в наручниках», – гласила передовая статья в «Британском медицинском журнале» (British Medical Journal) [42]. Завязалось активное обсуждение, в котором врачи, работающие с осужденными, отметили, что медицинская помощь должна быть доступна даже заключенным в механических ограничителях, которые могут сбежать или имеют склонность к агрессивному поведению. Главное, чтобы качество медицинской помощи от этого не страдало. Необходимо адаптировать ее в ситуациях, когда усиленных мер безопасности не избежать, и при этом максимально уважать приватность и достоинство пациента.

На мгновение эти мысли об этических дилеммах отвлекли меня от отцовских переживаний, и я даже хотел высказать свое мнение надзирателю, но потом передумал. Я решил, что иногда нужно забывать о работе, хотя она все равно не давала мне покоя.

Конечно, рентген не показал никакой монеты в гортани, и я увез счастливого смеющегося мальчика домой. Вероятно, он думал, что эта неожиданная поездка в больницу состоялась исключительно для его развлечения.

Забавно, что даже в разгар семейного кризиса я мысленно вернулся в тюремный мир из-за этого неприятного совпадения.

Позднее на той же неделе я получил от Королевской прокурорской службы больше материалов по делу Шарлотты. Сидя за письменным столом в нашей свободной спальне, которая по совместительству служила кабинетом, я вскрыл конверт.

Помня, что мальчики спят на двухъярусной кровати за стенкой, я сделал тише песню Лорин Хилл на CD-плеере, отхлебнул кофе и стал просматривать фотографии с места преступления и из морга.

На первых снимках был запечатлен дом снаружи, тропинка к нему и входная дверь. На фотографиях кухни я увидел кучи наспех открытых стерильных тампонов и бинтов. На полу были красные разводы, места, где парамедики поскользнулись на крови Ленни.

Мужчина был мускулистым, но жилистым и физически напоминал боксера наилегчайшего веса. На руках убитого были татуировки. На нем не было рубашки, только брюки с подтяжками. Между ребрами, примерно на пять сантиметров выше левого соска, располагалась аккуратная горизонтальная рана длиной менее трех сантиметров. Она слегка раскрывалась посередине. По краям была темная свернувшаяся кровь и виднелась желтая жировая ткань.

На отдельной фотографии было извлеченное сердце, в которое был вставлен тупой прут, чтобы продемонстрировать тонкую горизонтальную рану немного короче внешнего отверстия на грудной клетке. Нож вошел прямо в толстую мышечную стенку левого желудочка, главной качающей кровь камеры сердца.

Это была почти идеальная картина. Если вы хотите убить кого-то одним ударом ножом, то более подходящего места не найти.

Отчет по результатам вскрытия был написан доктором Фоксом. В нем говорилось: «Единственная колотая рана находится с левой стороны грудной клетки спереди. Острый предмет проник в левую половину грудной клетки в направлении спереди назад, резко назад и немного вглубь… падение не было мгновенным… после нанесения смертельной раны жертва какое-то время была способна к физической активности [как и говорила Шарлотта]. Противостояние было лицом к лицу, и направление нанесения раны свидетельствует о том, что нападавший держал нож правой рукой и лезвие находилось у него между большим и указательным пальцами. …На руках и предплечьях жертвы отсутствуют оборонительные раны».

Немногие мужчины повторяют судьбу Ленни и становятся жертвами партнеров женского пола. Статистика 2019 года показывает, что в Великобритании всего 8 % жертв-мужчин были убиты настоящими или бывшими партнерами в отличие от 48 % жертв женского пола. Большинство мужчин погибает от рук незнакомцев или знакомых во время драк и ограблений либо в столкновениях с бандами.

Часто оказывается, что женщина, убившая сексуального партнера, была жертвой насилия с его стороны. Она выходит победителем из схватки не на жизнь, а на смерть («либо он меня, либо я его»). Однако в большинстве случаев у женщин, которые подвергаются жестокому обращению, нет возможности постоять за себя: смертельный удар стремительно наносится в порыве ужасной ярости, как это было в случае Дженнет Редди.

Как Шарлотта оказалась в абьюзивных отношениях? Почему пациентка не ушла от Ленни? Как получилось так, что она убила своего мучителя?

Каким бы отвратительным ни было поведение Ленни, убийство из мести закон расценивает как умышленное преступление. Если бы Шарлотта смогла доказать, что это была самооборона, удалось бы ей избежать пожизненного заключения?

Во время опроса женщина сказала, что ее биологический отец ушел из семьи, когда она была еще совсем маленькой. Ее мать Патриция вышла замуж за мужчину по имени Кертис (его также называли Джорди), который регулярно бил Шарлотту с ранних лет.

Он был также очень жесток по отношению к ее матери, и, как это часто бывает, Патриция старалась умилостивить своего нового агрессивного партнера, не думая о том, как защитить дочь.

В школе у пациентки дела шли неважно. К 14 годам она уже регулярно выпивала, а в 15 ее исключили. Больше она к образованию не возвращалась.

Шарлотта была склонна к аутоагрессии с подросткового возраста. Она резала запястья и намеренно употребляла слишком большие дозы наркотиков. Когда после одного из таких инцидентов ее осмотрел психиатр, женщину поместили в психиатрическую больницу как пациентку, склонную к суициду.

Впервые серьезные отношения она вступила с Расселом. Они познакомились, когда Шарлотта была еще подростком, и расстались, когда ей было чуть за 20. Парень часто проявлял агрессию после того, как выпивал.

Расставшись с Расселом, она познакомилась с Натаниэлем, который тоже был склонен к жестокости. Он не раз ставил ей синяк под глазом. Затем женщина стала встречаться с Билли, злоупотреблявшим алкоголем. Социальные службы запрещали ему контактировать с детьми из-за серьезных проблем со спиртным.

Тем временем алкогольная зависимость самой Шарлотты усиливалась. Поскольку она пила по утрам, чтобы ослабить абстинентный синдром, ей предложили лечение в реабилитационном центре. Женщине позволили оставить младшего ребенка и ухаживать за ним под наблюдением, однако других детей временно отдали в приемные семьи.

Она отказалась от алкоголя и не пила полтора года… пока не встретила Ленни.

Шарлотте поставили диагноз «пограничное расстройство личности», который был распространен в Холлоуэй. Это состояние характеризуется напряженными отношениями, нестабильным самовосприятием, импульсивностью, повторяющимся суицидальным поведением, угрозами, аутоагрессией, а также быстро меняющимся настроением. Оно практически всегда является результатом жестокого обращения с человеком в детстве.

Пациенты с пограничным расстройством личности часто получают отказ в службах психиатрической помощи или признаются неизлечимыми (сегодня, однако, существует множество возможностей терапии). Получение помощи может быть затруднено, поскольку больные нередко вызывают у терапевтов негативную реакцию (иногда им даже отказывают в помощи). Эти люди с трудным детством привыкли ждать такой реакции от окружающих.

Нередко пациенты, которые в детстве подвергались жестокому обращению (мать не могла защитить ребенка от физического насилия) и сексуальному насилию (например, со стороны извращенного отчима), убеждают себя, что все остальные непременно их подведут или воспользуются ими. Поэтому они намеренно ведут себя так, чтобы вызывать худшую реакцию окружающих и оправдать свои пессимистические ожидания.

Судебному психиатру очень важно знать об этих особенностях. Как уже говорилось, я должен следить за своей реакцией на пациентов (это называется «контрперенос»). Если я, работая с больными, испытываю раздражение, возмущение или гнев, то мне следует задуматься, о чем это говорит, вместо того чтобы слепо поддаваться чувствам.

Эти особенности часто проявляются во время лечения. Если психотерапевт пациента с пограничным расстройством личности подводит его, например отменяет консультацию или уезжает в отпуск, то это может спровоцировать очернение образа врача, катастрофическое мышление, громкие возмущения и самоповреждение. Если вы хотите лечить эту группу больных, то должны быть последовательны и надежны, поскольку людям с пограничным расстройством личности часто трудно справляться с неожиданными событиями.

Психотерапевтам, работающим с преступниками, необходимо использовать эклектичный подход к психологическому лечению, позволяющий адаптироваться к индивидуальным потребностям каждого больного. Рандомизированные контролируемые исследования, считающиеся золотым стандартом, показали положительный эффект сочетания нескольких методов психологического лечения. Они помогают терапевту и пациенту заговорить на одном языке и поразмышлять о проблемных эмоциях и моделях поведения.

В когнитивно-поведенческой терапии обе стороны используют общую формулировку проблемы (гнев, самоповреждения, употребление наркотиков и так далее). Этот метод лечения имеет четкую структуру и предполагает выполнение домашнего задания. Его основная задача заключается в том, чтобы добиться изменений в психическом состоянии или поведении.

Для тех, кто имеет постоянную склонность к аутоагрессии, Марша Линехан разработала эффективную диалектическую поведенческую терапию, сочетающую спокойное принятие конфликтного поведения «таким, какое оно есть» с попытками изменить его с помощью методов решения проблем и практического обучения.

Альтернативным эффективным методом для пациентов с пограничным расстройством личности является терапия, основанная на ментализации[52]. Это разновидность психоанализа, разработанная Энтони Бейтманом и Питером Фонаги [43]. Такие симптомы, как агрессия и эмоциональные кризисы, имеют символическое и динамическое значение и используются пациентом как контрпродуктивный способ заглушить боль. Терапия, основанная на ментализации, объединяет эволюционное учение, психологию, нейробиологию и психотерапию посредством теории привязанности.

Предполагается, что слабая привязанность к родителям отрицательно сказывается на способности человека к самоанализу, а также его умении понимать желания, намерения и убеждения других людей. Сторонники этой теории утверждают, что она имеет нейробиологическую основу. Считается, что нарушение ранней привязанности сокращает использование префронтальной коры (с эволюционной точки зрения это социальный мозг, ответственный за планирование, работу, память и ожидание) и способствует применению задней теменной коры (более примитивной части мозга, связанной с бдительностью, реакцией «бей или беги» и избирательным вниманием). Любая последующая травма способна нарушить способность к ментализации и размышлению, а также вызывать чувство потрясенности и утраты контроля. Это может привести к нарушениям эмоционального состояния, насилию или импульсивному поведению.

Во время лечения терапевт стремится осторожно активировать систему привязанности, стимулировать любопытство и «титровать» любую эмоциональную близость, чтобы не загонять пациента обратно в режим «задней коры» или ощущение переполненности эмоциями.

Я понимаю, что все это звучит не очень понятно. Это кажется сложным даже мне, хотя я прошел обучение. Эти виды терапии являются попытками разработать воспроизводимые методы лечения пограничного расстройства личности с последовательными и измеримыми техниками.

Разговор о психологической терапии в контексте работы с преступниками был бы неполным без упоминания психоаналитической терапии, которую часто называют психодинамической, поскольку это термин с меньшей нагрузкой.

Вы можете спросить своего психиатра или психолога, верит ли он в бессознательное. Лично я поддерживаю эту теорию. Британская психиатрия в некоторой степени разделена на тех, кто верит в него (и, следовательно, открыт к психодинамическим идеям), и тех, кто не верит. Споры связаны с полнотой доказательной базы или ее отсутствием в принципе. Однако исследовательские данные поддерживают как нейробиологическую основу некоторых психоаналитических концепций, например роли переднего мозга в сновидениях, так и пользу лечения, эффект от которого в некоторых экспериментах был сравним с воздействием антидепрессантов.

Психодинамическая терапия исследует аспекты «я», которые еще не до конца известны, особенно в контексте отношений между разными видами лечения. Психоаналитическая психотерапия фокусируется на эмоциях пациента, саморазрушительном поведении, прошлом, например раннем опыте привязанности, и на том, как отношения с врачом могут помочь больному лучше понять, как он связан с другими людьми в реальной жизни [45].

Полноценная психодинамическая психотерапия, в которой используется интерпретация происходящего в отношениях между врачом и пациентом, может оказаться слишком сложной для многих преступников. Однако отдельные идеи, взятые из этого подхода, невероятно полезны для лечащих врачей, даже если полноценная психодинамическая терапия не применяется.

В Великобритании психиатры, назначающие препараты, не проводят разговорную терапию. Мы предпочитаем оставлять это психологам и психотерапевтам, которые сочетают ее с другими методами лечения. Хотя в США психотерапию теперь могут проводить не только специалисты с высшим медицинским образованием, лишь немногие амбулаторные психиатры до сих пор предлагают все и сразу, а именно назначают препараты и продлевают время, отведенное на консультацию, для разговорной терапии. В телесериале «Клан Сопрано» доктор Дженнифер Мелфи прописывает мафиози Тони Сопрано антидепрессант «Прозак», а также предлагает пройти психотерапию, чтобы лучше разобраться в причинах его панических атак.

По моему мнению, терпимость и интерес к пограничному расстройству личности и аутоагрессии в целом очень важны для судебного психиатра. Однако это не значит, что все психиатры или медицинский персонал думают так же.

До психиатрии, работая в отделении неотложной помощи, я заметил, что некоторые медицинские работники будто хотят наказать отдельных пациентов. Например, при передозировке применяются два первоначальных метода лечения: промывание желудка (его делают Элтону Джону в «Рокетмене»), который является наиболее эффективным, но довольно грязным и трудоемким для медсестер методом, и введение ипекакуаны[53], менее эффективного средства, вызывающего сильную болезненную и непроизвольную рвоту.

Днем, когда начальство было рядом, персонал предпочитал делать промывания желудка, однако, работая в ночную смену, небольшая группа опытных медсестер словно демонстрировала свое негативное отношение к пациентам с передозировкой и регулярно использовала ипекакуану, чтобы вызвать судорожную рвоту. Хотя это позволяло им избежать проведения неприятной процедуры промывания желудка, медперсонал, как мне кажется, неосознанно или даже сознательно наказывал больных за то, что они увеличивали загруженность отделения проблемами, в которых были виноваты сами.

В каком случае мы должны серьезно относиться к пациентам вроде Шарлотты, которые страдают пограничным расстройством личности и имеют склонность к повторяющейся аутоагрессии и суицидальным мыслям?

Что ж, одним из решающих факторов, которые необходимо учесть, является летальность выбранного способа самоубийства. Отношение к суициду не всегда однозначное: часто после попытки самоубийства человек жалеет о содеянном и меняет свое решение. Если он намеренно употребил слишком большую дозу наркотиков, то, в зависимости от выбранного вещества, вероятность выжить довольно велика при условии промывания желудка, приема активированного угля или введения антидота. Передозировка – это самый распространенный метод самоубийства среди людей, которые кричат о помощи.

Однако если человек выберет метод, при котором смерть наступает быстро, то возможности передумать уже не будет. Когда коксовый газ, быстро приводящий к смерти из-за отравления угарным газом, был заменен гораздо менее опасным природным, число самоубийств резко снизилось. В тюрьмах самым доступным способом покончить с собой является удушение, для которого требуется только полоска ткани, шнурок или пояс. Это приводит к быстрой потере сознания и замедлению сердечного ритма из-за стимуляции блуждающего нерва и асфиксии. В Холлоуэй удушения были настолько распространены, что всем надзирателям раздали резаки для рыбы (пластиковое приспособление с утопленным лезвием для быстрого разрезания петель на шее).

К сожалению, я слишком хорошо знаком с двойственным отношением к суициду. В детстве мне рассказали, что после совершенного в семье инфантицида и мертворождения младенца Дэвида моя бабушка впала в депрессию. Социальная стигматизация и психическое заболевание Джорджины отрицательно сказались на отношениях между бабушкой и дедушкой. Кроме того, у бабушки диагностировали рак груди. Кэтрин говорила, что это уже слишком, и, когда все стало совсем плохо, стала задумываться о том, чтобы включить газ (коксовый) и засунуть голову в духовку.

Такие истории могут быть очень полезны, если вы решаете стать психиатром. Если в вашей семье не было самоубийц и вы не сталкивались с ними в медицинской практике, то тема суицида может казаться вам неблизкой, несмотря на то что приблизительно пять людей, состоящих на учете у психиатра, ежедневно совершают самоубийства в Англии и Уэльсе. Существует также синдром ложной тревоги. Все молодые врачи видят так много несуицидальных самоповреждений и слабых передозировок в отделении неотложной помощи, что, когда кто-то все же совершает самоубийство, это воспринимается как пощечина.

Когда психиатры-стажеры приходили в Холлоуэй, чтобы получить опыт под моим руководством, я рекомендовал им оповещать службу психиатрической помощи о заключенных с суицидальными наклонностями, для которых лечение может оказаться эффективным.

У меня был один полный энтузиазма, но слишком самоуверенный старший стажер, который проводил оценку психиатрического состояния Арианны, молодой женщины с пограничным расстройством личности, которую направил к нам тюремный врач из-за аутоагрессии. Она ожидала решения суда по своему делу о нарушении общественного порядка и находилась в тюрьме всего несколько недель. Арианна прокомментировала неопытность своего психиатра: «Очевидно, что вы занимаетесь этим недавно… Вы совсем молоды, и не нужно это отрицать».

Он отметил, что у нее было неоднозначное отношение к суициду, но она вполне могла еще раз попытаться покончить с собой.

– Когда?

– Не знаю, мне плохо в тюрьме. Часть меня хочет умереть, а другая – нет. Если бы мне удалось вернуться на прежнюю работу, я бы не занималась глупыми вещами вроде ссор с полицией, резания рук и попыток повеситься…

Врач сделал предположение о том, какие препараты могли бы быть ей полезны, но ничего не назначил. Он решил не направлять пациентку в бристольскую службу психиатрической помощи, думая, что ее не переведут в больницу и что она все равно скоро выйдет из тюрьмы и сможет обратиться за помощью, если захочет.

Вскоре после освобождения она спрыгнула с Клифтонского подвесного моста в ущелье Эйвон, не оставив себе ни единого шанса на выживание.

Старший стажер, последний психиатр, говоривший с ней, пришел ко мне бледный как полотно. Он понимал, что ему придется объяснять свое решение в коронерском суде, глядя в глаза скорбящих родственников. Именно такой опыт формирует тебя как судебного психиатра.

19

Бедственное положение женщин, подвергшихся насилию со стороны партнеров, является предметом многих споров. Их часто считают жертвами мужчин, которые контролируют своих партнеров и доминируют над ними. Некоторым трудно уйти из-за финансовой зависимости, боязни мести, страха потерять контакт с детьми или «убийства чести».

Модель выученной беспомощности способна это объяснить. Это состояние впервые было замечено у лабораторных крыс, у которых возникали симптомы апатии, пассивности и утраты мотивации при неоднократном воздействии болезненных раздражителей и отсутствии возможности сбежать.

Правда ли, что женщины, которые подвергаются насилию и не могут порвать абьюзивные отношения, реагируют так же? Объясняет ли это ощущение беспомощности и безысходности, заниженную самооценку и пассивность?

Говорят, что синдром жестокого обращения состоит из ряда признаков, которые наблюдаются у женщин, подвергающихся насилию со стороны сексуального партнера. Депрессия и чувство беспомощности лишают их возможности вырваться из опасной ситуации. Действительно ли все так просто? Дональд Даунс, американский профессор политологии, написавший книгу об этом синдроме, считает, что логика этого расстройства «лишает женщин здравомыслия… усиливая их виктимизацию». Он утверждает, что они часто применяют «героические способы выживания, сохраняя точное и обоснованное восприятие [своих обидчиков]. Изображение женщин как иррациональных и лишенных воли существ делает самооборону бессмысленной, хотя это не так, и вредит женщинам в целом» [46].

Кто-то утверждает, что жертвы слишком «увлекаются» и вносят свой вклад в жестокие отношения, несмотря на неоднократные случаи насилия.

Женщины, которые пытаются дать отпор жестоким или деспотичным мужчинам, изображены в искусстве и литературе с сочувствием и осуждением в равной степени. Первоначально описанная в апокрифах мифическая история о том, как Юдифь обезглавила Олоферна, стала аллегорией победы слабого над сильным, силы жертвы в противостоянии угнетателю, а также отваги Флорентийской республики перед угрозой со стороны иностранных держав [47]. Иконический образ Юдифи использован на мрачной картине Караваджо, где кровь струится из глубокой раны на шее Олоферна (разумеется, художник не понаслышке знал, что такое убийство[54]). Однако другие женские персонажи, совершившие убийство, вызывают другую реакцию. В качестве примера можно привести «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» Томаса Харди. После того как главную героиню изнасиловал циничный и манипулятивный Алек, мужчина старше нее, жизнь девушки пошла под откос: безответная любовь, нежеланная беременность и смерть ребенка.

В конце истории Тэсс понимает, что Алек испортил ей жизнь, и убивает его. Фактический момент убийства не описан, однако рабочий, который находит тело, отмечает, что «рана была маленькая, но острие ножа задело сердце жертвы» (похоже на рану, которую нанесла Шарлотта Ленни). Есть мнение, что убийство представляет собой «трагический момент энергичности и героизма», однако оно также демонстрирует степень деградации Тэсс под влиянием Алека [48]. Один из выводов, которые следуют из этого викторианского романа, очевиден: благополучие женщины напрямую зависит от стабильного и счастливого брака. Харди считает, что служитель церкви не может ставить любовь выше викторианских общественных норм. Автор явно хочет, чтобы читатель испытал сочувствие к Тэсс и даже посчитал совершенное ей убийство оправданным, однако он не позволяет героине избежать последствий попытки сменить отведенную ей роль подчиненной. Вердикт – убийство, и Тэсс приговаривают к повешению.

Сегодня, в XXI веке, чем все закончится для Шарлотты? Какое решение по ее делу примет суд? Женщину посадят в тюрьму, отпустят на свободу или решение будет промежуточным?

Диагнозы Шарлотты? Депрессия, алкоголизм, пограничное расстройство личности, синдром жестокого обращения с женщиной.

В других странах, например США, в таких случаях может идти речь о причинении смерти по неосторожности. Иными словами, у окружного прокурора есть дискреционное право. Однако в Великобритании Шарлотте грозило обвинение в умышленном убийстве и пожизненное заключение, если, конечно, ей бы не удалось себя защитить. Во многих юрисдикциях история жестокого обращения не может уменьшить наказание, однако она может стать компонентом другого смягчающего обстоятельства.

Исследование законов, связанных с женщинами-убийцами, которые являлись жертвами жестокого обращения, выявило множество положений, принятых в разных уголках планеты. Например, в Виктории, Австралия, показания людей из окружения подсудимой могут использоваться для контекстуализации самообороны. В США домашнее насилие может быть принято во внимание при оценке оправданности самообороны. И оно влияет на решение проблемы о том, действительно ли подсудимая чувствовала, что «находится под угрозой смерти или причинения вреда здоровью».

Легко понять, как это могло относиться к Шарлотте, поскольку она действительно считала, что Ленни может снова ее избить. Но был ли удар ножом оправданной самообороной? В Гонконге провокация считается смягчающим обстоятельством, а в индийских судах учитывается «вялотекущая» провокация. В Польше история жестокого обращения может подкрепить такие смягчающие обстоятельства, как провокация и невменяемость. А в Бразилии приговор носит более дискреционный характер и прецедентное право допускает, чтобы «релевантные причины социального и морального характера», например домашнее насилие, уменьшали наказание. В Японии и Испании смягчение приговора в таких случаях является нормой, а в Новом Южном Уэльсе применяются меры без лишения свободы.

В Великобритании женщинам, убившим жестоких партнеров, сложно доказать, что это была самооборона (в случае успеха выносится оправдательный приговор). Как бы то ни было, Кевин, единственный свидетель, сказал, что Шарлотта нанесла Ленни удар ножом, когда он издевался над ней, а не избивал ее, поэтому убедить присяжных в самообороне было бы нелегко. Однако прецедентное право, связанное с провокацией в делах женщин-убийц, подвергавшихся насилию, является сложным и переменчивым. В 2001 году для того, чтобы обвинение в умышленном заменили решением о непреднамеренном убийстве, недостаточно было доказать, что покойный провоцировал Шарлотту словами или действиями. Она также должна была убедить присяжных, что у нее произошла внезапная и кратковременная потеря самоконтроля.

В конце 1990-х годов были совершены попытки доказать, что в случае женщин, которые подвергались жестокому обращению, возможна «вялотекущая» провокация, которая не вписывается в юридическое определение внезапной потери контроля. Мужчины убивают в пылу момента во время домашней ссоры, потому что могут это сделать: они сильнее. Однако женщина, которая регулярно подвергается жестокому обращению, не может одолеть своего обидчика, если, как это было с Шарлоттой, не нанесет ему удар прямо в сердце. Таким образом, убийца может терять контроль постепенно, но потом резко нанести удар. Это не месть, а постепенная утрата самообладания.

К счастью, у меня был опыт работы с подобным делом, когда я, будучи ординатором, только начал заниматься судебной психиатрией. Здесь применима старая медицинская поговорка «раз – послушай, два – сделай, три – научи другого». В 1996 году я с нетерпением ждал возможности наконец закрепиться где-то как судебный психиатр. До этого я провел полгода в Сиднее на программе профессионального обмена, где работал в психиатрическом отделении больницы Мэнли. Я снова привыкал к лондонской жизни и уже тосковал по белому песку Шелли-Бич и заплывам в бассейнах с морской водой после работы.

Моим начальником был доктор Джим Маккит, пионер судебной психиатрии, который создал судебно-психиатрическую службу в бетлемском отделении Денис-Хилл.

Доктор Маккит был не только вдумчивым и отзывчивым психиатром и наставником многих моих коллег, но и экспертом по отказам от признаний и судебным ошибкам. Он работал вместе с судебным психологом, членом городского магистрата и бывшим исландским детективом Гисли Гудьонссоном. В 1970-х годов признания было достаточно, чтобы человека сразу осудили за убийство. В некоторых громких делах, например «Гилфордской четверки» и «Бирмингемской шестерки», полиция добилась «признания» путем сильнейшего психологического давления. И, хотя подсудимые позднее отказались от своих слов, их все равно приговорили к пожизненному заключению [49]. Джим, Гисли и правозащитник Гарет Пирс путем неимоверных усилий смогли убедить суд в наличии судебных ошибок, хотя в Олд-Бейли в то время крайне скептически относились к экспертным заключениям психиатров.

Их работа в области отказов от признаний оказалась очень важной, и в 1984 году закон был изменен: аудиозапись допросов всех подозреваемых стала обязательной. Были приняты положения, которые улучшили представительство подозреваемых и ввели ограничения на содержание под стражей до предъявления обвинения. В 1996 году я присоединился к Оксфордскому коронному суду, чтобы наблюдать за повторным рассмотрением дела Сары Торнтон, которую первоначально осудили за убийство ее мужа Малкольма.

Малкольм Торнтон, злоупотреблявший алкоголем, неоднократно избивал Сару и угрожал ей. Полицию вызывали не раз, и его осудили за физическое насилие. В 1989 году, 14 июня, он напился и, когда Сара вернулась домой, назвал ее шлюхой и пригрозил, что убьет не только ее, но и дочь Фиону, когда та будет спать.

Испугавшись за ребенка, Сара схватилась за нож. Женщина пыталась заставить его лечь в постель и проспаться, но, когда угрозы продолжились, нанесла один удар ножом и сразу вызвала скорую помощь.

В тот день на станции «Паддингтон» мы встретились с Джимом, Гаретом, юристом-стажером, и вселяющим ужас адвокатом Майком Мэнсфилдом, а затем вместе сели в поезд. Я совершил ошибку, надев слишком яркий галстук: синий с красными тюльпанами. Я заметил раздраженный взгляд Мэнсфилда, однако его галстук, несомненно, выиграл соревнование. На нем был цветочный узор и кровавые апельсины, что явно свидетельствовало о независимости ума его обладателя. Этот галстук, однако, позднее оказался спрятан под черно-белым шелковым судебным одеянием королевского адвоката.

Сторона обвинения настаивала на том, что Торнтон была патологической лгуньей и что убийство было совершено из корыстных побуждений, поэтому о психиатрических смягчающих обстоятельствах речи не шло. На заседании присутствовало четыре старших психиатра, мнения которых различались. Благодаря резкой манере работы Мэнсфилда суд в итоге вынес Торнтон вердикт, за который команда защиты долго боролась, неоднократно подавая апелляции. В пятницу, 29 мая 1996 года, присяжные признали Сару Торнтон невиновной в умышленном убийстве. Вместо этого было вынесено решение о непреднамеренном убийстве, но не уточнилось, имела ли место провокация, ограниченная вменяемость или и то и другое (в данном случае сильным душевным волнением является пограничное расстройство личности).

Сара уже отсидела в тюрьме пять лет, поэтому судья формально приговорил ее к наказанию, которое она уже отбыла, и отпустил прямо из зала суда.

Вам может показаться, что это бред, но суды отказывались признавать вялотекущую провокацию. Несомненно, ее считали слишком схожей с местью, и такие дела не могли стать прецедентными.

Архетипическим случаем и основанием для подачи апелляции по делу Торнтон стал случай Киранджит Алувалии, женщины, которая сожгла своего мужа. Это дело привлекло международное внимание.

Она 10 лет терпела жестокое обращение в форме физического насилия, изнасилований и лишения пищи. Однажды вечером весной 1989 года муж попытался сломать ей лодыжки, чтобы она не убежала, и обжег лицо раскаленным утюгом. Позднее тем же вечером, пока он спал, Киранджит облила бензином и подожгла его постель.

Женщину осудили за умышленное убийство в декабре 1989 года. Тот факт, что она ждала, когда ее муж заснет, свидетельствовал о том, что у нее было время успокоиться и обдумать свои действия. Иными словами, ее поступок восприняли как месть, а не внезапную утрату самоконтроля.

Приговор Киранджит был отменен после рассмотрения апелляции в 1992 году, хотя заявление о вялотекущей провокации принято не было.

Статус жертв жестокого обращения неоднозначен. Как мы уже ранее говорили, восприятие женщин исключительно как жертв, которые не признают собственного, пусть иногда и неосознанного, агрессивного участия в абьюзивных отношениях, подразумевает, что они неспособны контролировать свои действия.

Эрин Пиззи, феминистка и основательница движения за создание женских приютов, предостерегает от четкого разделения на женщин-жертв и мужчин-угнетателей. Она напоминает, что во многих абьюзивных парах оба партнера словесно оскорбляют друг друга и что есть другие варианты, помимо убийства жестокого партнера. Некоторые специалисты утверждают, что в паре у обоих людей могут проявляться черты зависимости, агрессии и садомазохизма.

Не все женщины, убивающие партнеров, являются жертвами жесткого обращения, и это иллюстрирует случай, получивший широкую огласку, когда я завершал обучение. Жизель Андерсон, подрабатывавшая моделью, более 40 раз ударила ножом своего парня Оскара, водителя автобуса, после того как они начали ссориться и остановили автомобиль на обочине. Это произошло рано утром 1 декабря 1996 года.

Не было никаких данных о том, что Оскар был жестоким. Наоборот, его описывали как веселого молодого человека. На пресс-конференции через три дня после убийства Андерсон заявила, что «толстый пассажир» с выпученными глазами вышел из автомобиля Ford Sierra и убил ее парня в порыве ярости из-за конфликта на дороге. Позднее полиция обнаружила орудие убийства в бензобаке автомобиля, принадлежавшего паре. Подсудимую признали виновной в умышленном убийстве и приговорили к пожизненному заключению. Она провела в тюрьме 14 лет и призналась, что убила Оскара.

Андерсон, которой отказали в пожизненной защите анонимности, в тюрьме прошла курс управления гневом и освободилась условно-досрочно. Говорят, что сегодня она работает в парикмахерской в тихом городке на побережье.

20

В то время я делал первую черновую запись своих отчетов на аналоговые кассеты и, когда заключение нужно было подготовить в сжатые сроки, вечерами ездил домой к машинистке. Я понимал, что мой мозг работает быстрее, чем печатают пальцы. Вместе с материалами опроса и кратким содержанием свидетельских показаний отчет об убийстве обычно составлял 20 или более страниц мелким шрифтом. Теперь, когда я смотрю на вывод по делу Шарлотты, он кажется мне довольно расплывчатым, а содержание свидетельских показаний – слишком кратким.

Я также использовал Arial, скучный рубленый шрифт, который был предпочтителен для писем Национальной службе здравоохранения, но тяжел для восприятия в длинном отчете. Став опытнее, я переключился сначала на Garamond, а затем на Book Antiqua, который представлял собой написанные ручкой буквы в стиле итальянского Возрождения и легко читался даже при маленьком кегле.

Вам может показаться, что это мелочь, однако впечатление имеет значение, особенно мнение судей и королевских адвокатов. Предоставляя тщательный и детальный отчет, вы повышаете вероятность того, что ваше мнение учтут.

Отчет эксперта со стороны защиты был скудным (несмотря на крупный шрифт и дважды проведенный опрос) и содержал ряд вопиющих опечаток. Более того, мнение специалиста было разбросано по всему тексту, а не полно высказано в конце, а также было много гипербол, что затрудняло понимание того, что же эксперт хотел сказать. Стиль создавал впечатление (не знаю, правдивое или нет), что автор сделал выводы еще до того, как рассмотрел все доказательства. Казалось, он не был беспристрастным и занял сторону защиты.

Я сидел в свободной спальне, служившей мне кабинетом, и читал «Криминальную практику Блэкстоуна», которая обошлась мне в 200 фунтов стерлингов (более 20 тысяч рублей). Мы не юристы, однако должны хорошо знать некоторые правовые аспекты. Я ознакомился с делом Сары Торнтон, увековеченном в учебнике, и составил свое мнение о случае Шарлотты.

Пограничное расстройство личности было очевидно: аффективная нестабильность, импульсивность и попытки суицида. Алкогольная зависимость с острой интоксикацией тоже точно присутствовала. К воздействию алкоголя мы вернемся позднее, поскольку в рассматриваемом случае это был не ключевой вопрос. Однако синдром жестокого обращения до сих пор не является медицинским диагнозом. Выражения «ощущение беспомощности» и «ограниченная способность избегать жестокости», казалось, очень хорошо характеризовали Шарлотту, но была ли ограничена ее вменяемость? А что насчет провокации? Было ли «сказанных и сделанных» вещей достаточно, чтобы «разумный человек» утратил самоконтроль? Как бы вы поступили в этой ситуации?

Как можно иметь «ментальные отклонения», но при этом признаваться «разумным человеком»? Могут ли они в случае провокации привести к внезапной потере самоконтроля? Подобные сложные вопросы позднее были пересмотрены в прецедентном праве и законах, но в 2001 году эти взаимоисключающие понятия часто объединялись.

Королевская прокурорская служба явно была раздражена некачественным отчетом со стороны защиты, и меня попросили посетить совещание в адвокатской конторе Бедфорд-Роу в 17:30. Я прошел по Теобальдс-роуд мимо Джокис-филдс, и, когда оказался на месте, меня пригласили во внушительный конференц-зал с юридическими книгами в переплетах из марокканской кожи и отполированными длинными столами. Там было много людей: королевский адвокат, младший барристер[55], стажер, секретарь барристера, солиситор и его секретарь. На столе было два стакана с шариковыми ручками с логотипом адвокатской конторы, стопка блокнотов в линейку и подносы с чаем и печеньем.

Теперь все вопросы мне предельно ясны, но тогда я был еще неопытным и стеснялся высказывать свое мнение. Да, ментальные отклонения присутствовали. Я дал комментарии о пограничном расстройстве личности и синдроме жестокого обращения с женщиной. Однако считал, что вопрос о значительном уменьшении ответственности следовало оставить присяжным. Уголовная ответственность – это не медицинская сфера.

Мне было немного неловко, что все в зале, казалось, ловили каждое мое слово. По мере того как мой опыт работы с делами об убийствах становился все богаче, я стал привыкать к этому. Обычно в деле об убийстве все показания о человеке, в чьих руках был нож, имеют первостепенное значение. Все сводится к психическому состоянию, в котором подсудимый пребывал на момент совершения убийства, и, чтобы лучше разобраться в нем, требуется мое мнение. В тот момент, однако, мне было крайне некомфортно, словно на скамье подсудимых находился я. Точно помню, как королевский адвокат прочистила горло, прежде чем обратиться ко мне. Хотя она была «дружелюбной», я почувствовал, как капля пота щекочет мне линию роста волос. Я сглотнул и понадеялся, что мое волнение незаметно.

– Спасибо, доктор, – начала она. – Мы очень благодарны вам за работу по этому делу. Нам нужно уточнить лишь несколько моментов… Коронный суд должен рассмотреть заявление подсудимой о ее виновности в непреднамеренном убийстве. Уверена, вы все понимаете.

– Да, разумеется, – ответил я, стараясь звучать уверенно. – Чем я могу помочь?

– Вы встречались с подсудимой в Холлоуэй несколько раз, верно, доктор?

– Да. Впервые я увидел ее вскоре после ареста.

– И вы считаете, что она соответствует критериям для постановки диагноза «пограничное расстройство личности»?

– Да, – осторожно ответил я, гадая, куда она ведет.

– И вы поставили ей диагноз «синдром алкогольной зависимости», несмотря на то что она сейчас воздерживается от употребления спиртного и находится в защищенном окружении?

– Да.

– И вы согласились с тем, что по результатам теста на содержание алкоголя в крови, проведенного в изоляторе временного содержания, она находилась в состоянии алкогольного опьянения?

– Да, все верно.

– Но интоксикация была добровольной, и, следовательно, она не связана с ментальными отклонениями.

– Да, – сказал я. – У нее есть сильная потребность в выпивке, однако она сохраняет способность выбирать, пить или нет.

Королевский адвокат кивнула и посмотрела в записи.

– Ясно, благодарю вас, – сказала она. – А теперь не могли бы вы помочь нам понять, как пограничное расстройство личности связано с ментальными отклонениями?

– Что ж, по моему мнению, американские критерии здесь более уместны. Они подробнее… Если бы я взглянул на свой отчет, то отметил бы такие черты, как эмоциональная нестабильность, импульсивное поведение, резкие перемены настроения, необоснованная ярость или трудности с управлением гневом… частые проявления вспыльчивости.

Она набросилась на меня:

– Но, доктор, импульсивность и необоснованный гнев можно считать скорее недостатками характера, чем ментальными отклонениями, не так ли?

– Да, – пробормотал я. – Нет, но да…

Он меня перебила:

– Хорошо, предположим, что выделенные вами черты позволяют говорить о ментальных отклонениях… трудностях с управлением гневом и всем остальном. Считаете ли вы, что этого было достаточно, чтобы значительно сказаться на ее вменяемости?

– Что ж, позвольте мне предположить…

– Доктор Тейлор, вам, конечно, известно, что закон допускает исключения для случаев, когда вменяемость была нарушена более чем минимально.

– Что ж, – сказал я. – Думаю, что вопрос о вменяемости лучше оставить суду.

Она слегка улыбнулась.

– Да, доктор Тейлор, это, как вы верно заметили, решать суду. Однако вы должны понимать, что суд будет вполне обоснованно ждать от вас помощи присяжным с принятием решения. Как профессионал, вы должны высказать свое мнение, была ли вменяемость существенно нарушена. Давайте перейдем к синдрому жестокого обращения с женщиной. Вы высказываетесь об этом неоднозначно. Предполагаю, вы знакомы с работами профессора Даунса на эту тему?

– Да, знаком, – ответил я, стараясь быстро реагировать на ее вопросы и все еще чувствуя страх, – однако не существует четко согласованных психиатрических диагностических критериев синдрома жестокого обращения с женщиной. Кроме того, профессор Даунс ссылается на американские определения самообороны и невменяемости.

– Доктор, я уверена, вы знаете, что синдром жестокого обращения приравнивается к ментальному отклонению в случаях, когда женщина убивает жестокого мужчину… выученная беспомощность, неспособность разорвать абьюзивные отношения, нарушенное восприятие угрозы и так далее.

– Да, – сказал я. Я услышал в ее голосе нотки раздражения.

– Доктор, я уверена, вы понимаете, что судья, рассмотревший все доказательства, включая ваш отчет, очень обеспокоен этим делом. Он помнит, что четверо детей оказались разлучены с матерью…

Мне вдруг все стало ясно. Королевская прокурорская служба знала, какой ей нужен результат, однако требовались заключения экспертов, на которые она могла ссылаться. Поскольку отчет специалиста со стороны защиты был низкого качества, бремя ответственности легло на меня.

После дальнейших обсуждений адвокат сказала мне, что она в любом случае уведомит Королевскую прокурорскую службу о необходимости второго мнения психиатра.

В сложных случаях иногда приглашают четырех экспертов, по два с каждой стороны. Позднее я узнал, какого специалиста пригласила Королевская прокурорская служба. Это был опытный коллега, известный своим интересом и сочувствием к концепции синдрома жестокого обращения с женщиной. Это был еще один недвусмысленный намек и урок мне. Если вам требуется экспертное мнение, выбирайте специалиста тщательно.

Я должен пояснить, что здесь не идет речь о наемном эксперте, который будет лоббировать чьи-то интересы. Проблема в том, что, поскольку мы работаем на пересечении двух дисциплин с разными языками, а именно юриспруденции и психиатрии, обычно существует диапазон обоснованных и приемлемых экспертных заключений. Если вы выйдете за эти границы, то рискуете подвергнуться критике со стороны судей или коллег. Но, как известно, некоторые специалисты склонны к определенной позиции в сложных вопросах, таких как концепция синдрома жестокого обращения с женщиной или частая симуляция галлюцинаций заключенными, которые услышали о них в тюремном дворе.

Я узнал, что закон может не просто опираться на установленные критерии и прецеденты, чтобы прийти к окончательному решению, но также работать в консеквенциалистской[56] манере. Каким должно быть справедливое и обоснованное решение? Как можно использовать существующий закон, чтобы прийти к нему? Отнесется ли общество к подсудимому с сочувствием или же его следует посадить в камеру и выбросить ключ? Что требуется преступнику: лечение в психиатрической больнице или содержание в тюрьме?

Поскольку я должен был написать дополнительный отчет, Королевская прокурорская служба предоставила мне копии трех кассет с опросом. Ранее я читал расшифровку бесед, однако от меня требовалось проанализировать поведение Шарлотты сразу после ареста и самому послушать, что она говорила. На дерганом видео с тайм-кодами была женщина, которая трясущимися руками держала стакан с кофе и курила сигарету. Адвокат посоветовал ей дать показания, а не воздерживаться от комментариев.

«Толстый» намек номер два: если мы хотим изменить ваше мнение, то предоставим новые доказательства, чтобы дать место для маневра. Клерк вежливо вывел меня из зала, пока новые открытия устаканивались у меня в голове.

В то время почти наступила весна 2002 года, хотя воздух до сих пор был холодным. Я решил прочистить голову и направился в Сохо по Нью-Оксфорд-стрит. Точкой назначения были магазины на Брюэр-стрит с их сладковатым запахом итальянского сыра и свежих тальятелле[57]. Приятные ароматы и красочные витрины с баночками и пакетами итальянских продуктов были долгожданным обонятельным и зрительным противоядием от спертого воздуха внутри покрытых граффити стен тюрьмы Холлоуэй.

Мне нужен был простой ужин, поскольку я должен был завершить отчет об одном из стационарных пациентов, прежде чем лечь спать. Благодаря растущему опыту работать стало проще, если, конечно, не случался кризис, который нарушал тщательно спланированную неделю. Больной, оказавшийся в изоляторе, или повторное попадание пациента в тюрьму легко могли отнять у меня полдня.

Говорят, что требуется около пяти лет, чтобы стать врачом-консультантом. Проблема в том, что наше образование позволяет с уверенностью выполнять индивидуальные задания, однако консультант должен быть лидером, определять приоритеты, делегировать обязанности и предвидеть катастрофы. Я также страдал синдромом упущенной выгоды: если не возьмусь за это крайне неприятное дело, значит ли это, что другой случай мне уже не доверят? Я чувствовал вибрацию в кармане, но потом обнаруживал, что телефона там нет. Это называется тактильными, или телесными, галлюцинациями.

В психиатрии, как и в других сферах, умение вовремя сказать «нет» – это навык, который приобретается с опытом. Жизненные проблемы обычно наваливаются разом. Хотя психиатрическое обучение я прошел на южном берегу Темзы, мне пришлось переместиться на северный, чтобы стать консультантом. Таким образом, я оказался среди незнакомых людей. Практически все коллеги из нового коллектива вместе учились и были знакомы с особенностями характера других психиатров, которые направляли к нам пациентов. Это очень ценные знания, и мне приходилось набираться их с нуля. На прощание старший психиатр, которого я заменял, сказал мне с иронией: «Доктор Х постоянно тревожится. Он будет просить вас писать отчет о каждом пациенте. Если Y когда-нибудь направит к вам больного, то вам следует сразу перенаправить его в Бродмур».

Да, это был доктор Y, который позднее направил к нам Энтони Харди.

В том же году меня повысили до консультанта, и мы переехали в новый дом всего за четыре недели до рождения нашего первого сына. Нам едва хватило времени, чтобы собрать детскую кроватку IKEA.

Поскольку мы с женой оба работали, нам пришлось отдать сына в ясли, когда ему был всего год. Однажды осенью 2001 года, когда я читал лекцию будущим психиатрам в Университетском колледже Лондона, кто-то из аудитории прокричал, что самолет врезался во Всемирный торговый центр. Я отменил занятие и помчался домой, забрал сына из яслей и сел с ним перед телевизором, где по всем каналам шли выпуски новостей. Как и многие люди, я был уверен, что следующая цель – это Канэри-Уорф[58]. Тогда я об этом не знал, но теракт, произошедший 11 сентября, оказал серьезное воздействие на моих будущих пациентов. Как только шок после происшедшего ослаб и краткосрочные последствия отошли на второй план, нормальная жизнь возобновилась. В декабре родился наш второй сын, и я вернулся к рутинной работе.

Близилось время суда над Шарлоттой, и вот уже младшему исполнился год. Он был почти готов присоединиться к брату в яслях через дорогу. В воскресенье днем я решил засесть за дополнительный отчет по делу. Мне нужно было продолжать гнуть свою линию: синдром жестокого обращения с женщиной не является психиатрическим диагнозом, однако я признавал, что он мог объяснить поступок Шарлотты.

«Если бы суд признал синдром жестокого обращения с женщиной ментальным отклонением… то значительное нарушение вменяемости проявлялось бы как…» – и так далее.

Если говорить об этом отклонении, то повторение цикла насилия со временем могло подорвать веру Шарлотты в себя и привести ее в состояние выученной беспомощности. Она оказалась в смертельно опасной ситуации с Ленни, и, когда дала отпор, последствия были летальными.

О синдроме жестокого обращения с женщиной можно говорить лишь в том случае, если жертва прошла этот цикл хотя бы один раз и у нее появились следующие симптомы: низкая самооценка, привычка во всем винить себя, страх, подозрительное отношение и «утрата веры в возможность перемен».

В США уголовное право отличается в юрисдикциях разных штатов, однако обычно различают убийства разных уровней тяжести: первой степени, то есть умышленное и спланированное; второй степени, умышленное, но не спланированное; третьей степени, то есть любое неправомерное убийство, совершенное во время ненасильственного преступления, по неосторожности или в результате халатности; убийство при смягчающих вину обстоятельствах, которое не считается преступлением и часто совершается полицией (иногда это вызывает споры).

День суда был назначен, и случай Шарлотты отошел на второй план, пока я продолжал заниматься кучей других дел.

Затем у меня появилась возможность передохнуть. Мы с группой коллег поехали в Американскую академию психиатрии и на конференцию по юриспруденции в Ньюпорт-Бич, Калифорния.

Программа мероприятия показалась мне интересной, особенно выступления на следующие темы: «Роль психиатров в делах приговоренных к смертной казни», «Отцеубийство: описание 40 дел» и «Обновленная информация о химической кастрации сексуальных преступников».

Когда самолет набрал высоту и мы полетели над океаном, я понял, что у меня есть семь или восемь часов отдыха, когда меня никто не побеспокоит. На середине полета, однако, я успел отдохнуть и не хотел смотреть второй фильм. Поменявшись местами с другим пассажиром, я сел рядом с коллегой, и мы вместе стали просматривать отчет по делу заключенной из Холлоуэй.

Это было дело Кейтлин Маккласки, которую позднее окрестили Кембриджской черной вдовой. Ее обвинили в отравлении четырех героиновых наркоманов огромными дозами метадона, подмешанными в домашние коктейли. Одно убийство началось с домашней вечеринки в стиле «секс и наркотики». Ближе к концу расследования полиция обнаружила фотографии на непроявленной пленке. Достаточно будет сказать, что героиновая секс-тусовка, которая закончилась убийством, не самое приятное зрелище.

Вердикт: непреднамеренное убийство. Шесть лет лишения свободы.

Судебные психиатры много работают, но когда мы собираемся вместе один-два раза в год на конференциях, то отдыхаем на полную катушку. Не забывайте, что мы хирурги психиатрии (часто с соответствующим чувством юмора) и обожаем ставить диагнозы друг другу. «Он (она) психопат, нарцисс, шизоид… с аутизмом легкой степени». «Его отчеты бесконечны, он за деревьями леса не видит» (это значит, что перфекционизм человека мешает выполнять поставленные задачи).

В прошлом году мы передавали друг другу дела или скрещивали мечи в суде. Несмотря на горячие разногласия, вечер в баре отеля, где проходила конференция, был шансом применить черный юмор и обменяться байками. Думаю, что это форма долговременной релаксации, без которой судебным психиатрам не выжить. Я видел, как коллеги терпели неудачи или даже уходили из профессии, после того как пытались работать в изоляции от мнения окружающих. Коллеги не всегда будут с тобой соглашаться, но, как я уже говорил, принимать во внимание их точку зрения необходимо.

По возвращении в Великобританию я получил письмо от Королевской прокурорской службы, состоявшее из одной строчки. Меня поблагодарили за помощь. Служба приняла заявление подсудимой.

Шарлотту приговорили к пяти годам лишения свободы с возможностью условно-досрочного освобождения через два с половиной года. Позднее апелляционный суд сократил срок до трех лет, и она вышла на свободу.

Ли Уотсон получил 25 лет за убийство Кьяры Леонетти, а Шарлотта отсидела в тюрьме всего два года. Эти люди забрали чью-то жизнь при разных обстоятельствах, и разница в наказании оказалась существенной. Правы те, кто говорит, что наша система права неоднозначна.

В 2009 году закон изменился, и синдром жестокого обращения с женщиной перестал считаться ментальным отклонением, поскольку не являлся признанным медицинским заболеванием. В то же время было выделено новое состояние, «контроль через принуждение», которое прекрасно иллюстрирует пример Салли Челлен.

Женщина убила своего мужа Ричарда в 2010 году. Они познакомились, когда ей было 16 лет, а ему – 22 года. Сначала он был очаровательным, но позднее стал проявлять жестокость. Мужчина применял физическое и вербальное насилие и ограничивал общение Салли с друзьями, хотя сам имел любовниц и посещал бордели.

Она пыталась уйти от него, но была настолько эмоционально зависима, что вернулась. Вскоре после этого он выставил Салли из дома, чтобы она под дождем пошла покупать ему обед, а сам в то время назначал свидание другой женщине по телефону.

Вернувшись, она предъявила ему претензии, и они начали ссориться. Во время конфликта девушка несколько раз ударила мужа молотком. Салли признали виновной в умышленном убийстве и приговорили к пожизненному заключению с минимальным сроком исполнения наказания 22 года. Позднее в результате рассмотрения апелляции он был уменьшен до 18 лет.

Контроль через принуждение позднее был признан формой домашнего насилия, характеризующейся психологическим подавлением, унижением, манипулированием, а также контролем над занятиями и общением с друзьями, в результате чего человек становится изолированным от других людей и зависимым от своего абьюзера (звучит знакомо?).

В 2017 году феминистская организация Justicefor Women добилась права подать апелляцию при наличии отчета эксперта-психиатра о контроле через принуждение и провокации. Приговор Салли был пересмотрен, и, поскольку запланированное повторное слушание дела было отменено, ее освободили из зала суда в 2019 году.

Убийство – настолько эмоциональная тема, что иногда, похоже, приходится снова изобретать колесо.

В 2006 году мое время в Холлоуэй подошло к концу. В мире Национальной службы здравоохранения и ее соревнующихся подразделений было принято решение предоставить контракт на оказание психиатрической помощи соседнему тресту, где не было прямого доступа к больничным местам для пациентов-преступников. Нашу команду в Холлоуэй заменила служба с другой задачей: она старалась лечить женщин-заключенных в основном в тюрьме и по возможности не направлять их в другие местные службы психиатрической помощи.

Через несколько лет тюрьма подверглась критике после самоубийства женщины, страдавшей психозом, которая ждала перевода в психиатрическую больницу. Позднее до нас дошла поразительная новость о том, что Холлоуэй закрывается по инициативе Майкла Гоува, который тогда занимал пост министра юстиции. Несмотря на множество проблем, персонал был огорчен закрытием создававшихся годами программ, таких как визиты команды психотерапевтов, отделения для заключенных, приговоренных к пожизненному лишению свободы, а также блока для тех, кто проводил первую ночь в тюрьме. В Холлоуэй многие заключенные были из Лондона, и, поскольку их временно распределили по частным тюрьмам в Питерборо и районе Хитроу, детям и другим родственникам стало гораздо труднее до них добираться. Тюремные инспекторы часто говорили, что географическое положение – одно из главных преимуществ этого учреждения.

Сначала многие очень переживали, что большинство нововведений в Холлоуэй будет потеряно. Тюрьма Бронзфилд, заменившая ее, была возведена недавно, но кирпичи и строительный раствор проблемы не решают. При подходе «снести и построить заново» можно потерять весь накопленный опыт, особенно приобретенный в таком сложном и проблемном месте, как Холлоуэй.

В последние годы, к счастью, финансирование психиатрической помощи в Бронзфилд значительно улучшилось. Там были введены особые программы для тех, кто впервые оказался в тюрьме, кого приговорили к короткому сроку и кому предстояло провести в заточении всю жизнь. Бронзфилд стала самой крупной женской тюрьмой предварительного заключения в Европе, и с этим статусом пришли многие трудности, такие как распространенность аутоагрессии среди заключенных и пребывание в заключении матерей с детьми.

В 2006 году, когда я покинул Холлоуэй, произошла реформа психиатрической помощи в женских тюрьмах. Отделение в Бродмур, психиатрической больнице с усиленным наблюдением, было закрыто, и пациентов перевели в клиники с менее строгим режимом. Я немного написал о том, чему научился в Холлоуэй, в посвященной психиатрии главе книги «Тюрьмы: полное руководство» [50], и это был бесценный опыт, поскольку следующие 13 лет я работал с женщинами-преступницами в больнице с усиленным наблюдением.

Во время последнего визита в Холлоуэй я ударился головой о знак «парковка запрещена», под которым оставил машину. Это было комично, но очень больно. Медсестры из крыла С1 заклеили мне рану, после того как они увидели, что я промакиваю кровь на лбу салфеткой во время собрания. После всех сложных и драматичных дел, с которыми я столкнулся в Холлоуэй, больная и кровоточащая голова казалась подходящим прощанием.

Уходя, я размышлял о том, сколько пережил. Если вы хотите работать в психиатрии, у вас должен быть более чем мимолетный интерес к крайностям психического состояния человека. Нельзя было найти лучшего места для изучения подобных отклонений, чем Холлоуэй. Я часто проезжаю мимо нее и вижу стены и будку охраны, ожидающие сноса. Могу честно сказать, что в этих стенах узнал больше, чем в других местах работы, начиная с больницы Бродмур и заканчивая тюрьмой Брикстон.

Убийца, который забывает