После премьеры Джо, как они и договаривались, устраивает вечеринку в ресторане Тутса Шора, его любимом заведении недалеко от театра. Интерьер не представляет собой ничего особенного: красно-белые клетчатые скатерти и деревянные стулья с кожаными сиденьями. Вокруг царит полумрак. Стены обшиты деревянными панелями, за исключением огромного зеркала за барной стойкой, в котором Мэрилин видит свое отражение, проходя мимо. По-настоящему необычным это место делает атмосфера. Когда они сталкиваются с Тутсом, владельцем, тот приветствует Джо по имени.
– Тутс, – здоровается Джо.
– Рад тебя видеть, Джо, и вас, мисс Монро. Мы подготовили отдельную комнату, где вас никто не побеспокоит. Тутс гарантирует.
В ресторане уже собрались Фрэнк Синатра, Джеки Глисон и другие приятели Джо. Были приглашены все актеры из «Зуда седьмого года». Пришли также Милтон, Эми и еще один их общий друг, фотограф Сэм Шоу, работавший вместе с Мэрилин над рекламой фильма.
Ей в руку суют фужер с шампанским, а потом все собравшиеся поднимают бокалы и поют «С днем рождения тебя».
Мэрилин улыбается – ей очень приятно, что ее так балуют в этот день. Норма Джин тоже расплывается в улыбке, ведь столько дней рождения в ее жизни прошли совершенно непримечательно, даже в последние годы. Единственное, что могло бы сделать этот день еще лучше, – присутствие Артура. Но по крайней мере она знает наверняка, что в выходные у них будет своя вечеринка. Как удивятся ее друзья, когда войдут к ней в номер и увидят Артура! Может быть, он обнимет ее за талию. Поцелует. А может, даже останется на ночь.
Покончив с тостами и песнями, они садятся за стол, и жизнерадостная официантка приносит им креветок на закуску, а потом – лобстеров и стейки с фаршированным картофелем и стручковой фасолью. Еда отменная, а компания – развеселая. Все радостно пьют и поздравляют ее с днем рождения и с успехом фильма.
Несмотря на улыбку, Мэрилин страшно мучают нервы. Ее будто стягивает собственная кожа, и хочется сбежать из своего тела. Вечер кажется ей совершенно неправильным. Но это чувство ей знакомо – порой оно одолевает Мэрилин, даже когда она находится одна. Ей вдруг становится невыносима ее оболочка, ее бьющееся сердце. Перед премьерой она уже выпила таблетку, но, возможно, стоит отлучиться в туалет и принять еще одну.
Сэм Шоу восклицает с другого конца стола:
– Мэрилин, ты настоящая богиня. Я издам альбом с этими фотографиями.
– Какими фотографиями? – спрашивает Джо, и Мэрилин чувствует, как накаляется атмосфера. Ее дыхание сбивается. Пытаясь унять дрожь, она сжимает салфетку в кулаках. Ее начинает мутить, хоть она и съела совсем немного.
В отличие от Мэрилин, Сэм и все остальные не замечают, как переменилось настроение Джо. Она старается как можно незаметней от него отодвинуться.
– Теми, в белом платье. Черт побери, на афише это выглядело просто отлично. – Сэм смеется, и к нему присоединяется еще несколько человек.
Но Джо не смеется. Ударив по столу, он рывком бросается вперед, прямо через тарелки с едой и напитки, и хватает Сэма за галстук. По клетчатой скатерти разливаются коктейли и пиво. Гости вскакивают, пытаясь увернуться от потопа. На подол платья Мэрилин попадает водка с апельсиновым соком, прежде чем она успевает остановить ручеек салфеткой.
– Джо! Нет! Хватит! – выкрикивает она, охваченная неловкостью и печалью. Сегодня все должно было быть иначе, но Джо никогда не изменится.
Она хватает его за руку, и он резко дергает локтем, едва не попав ей в лицо. Она ударяется головой о спинку дивана, в последний момент уворачиваясь от его руки, – по крайней мере, не будет фингала под глазом. Но в ушах у нее немедленно начинает пульсировать кровь, а к глазам подступают слезы. Она торопливо моргает, не желая терять контроль перед всеми собравшимися.
У нее вполголоса спрашивают, не больно ли ей…
Кто-то хватает Джо за руки, друзья говорят ему успокоиться…
С нее хватит. Она все же ошиблась.
Мэрилин встает и швыряет салфетку на стол. Потом с натянутой улыбкой говорит растерянным гостям:
– Спасибо, что пришли на мой день рождения. – Подойдя к другому краю стола, она берет Сэма за локоть. – Мы уходим.
– Мэрилин, подожди, – рычит Джо. Его хватка наконец-то ослабевает, и Сэму удается вырваться и отступить.
– Я и так тебя долго ждала, Джо. Ты никогда не изменишься. – С этими словами она выходит из ресторана, рассерженная и грустная. Очередной день рождения коту под хвост.
С чего она вообще взяла, что ему можно будет довериться? Мэрилин читала про мужчин с нарциссизмом, про их вечную жажду обожания, про склонность унижать, оскорблять и попирать других. Все признаки налицо. Артур ни за что не отреагировал бы таким образом. Он бы начал задавать вопросы, чтобы во всем разобраться, вступил бы в разговор. Это одна из причин, по которой она так его любит. Рядом с ним она чувствует себя умной, чувствует себя человеком, а не просто телом, созданным для кого-то.
Стоит теплый вечер. По улице движется плотный поток машин, таксисты сигналят и обгоняют друг друга. У Мэрилин подкашиваются колени – отчасти от водки, но больше от нервов.
Она машет рукой, и рядом останавливается такси.
– Спокойной ночи, Сэм, – говорит она. – Прости, что так вышло с Джо.
– Не извиняйся за него. Он повел себя как скотина. Разреши тебя проводить, – отвечает Сэм. – Не могу же я допустить, чтобы ты осталась одна в свой день рождения.
– Я сразу лягу спать, но спасибо за предложение.
Уже поздно, почти полночь, и Мэрилин совсем выбилась из сил. Когда она доедет до отеля, ее день рождения уже подойдет к концу, и она этому рада. К чему продлевать очередной безрадостный год?
– «Уолдорф Астория», – говорит она водителю, откидываясь на мягкое черное сиденье. В общем-то, размышляет она, глядя на проплывающие мимо огни города, ей следовало догадаться, что это испытание Джо провалит. Они расстались именно из-за сцены в белом платье. Мэрилин насыпала соль на рану, заставив его снова столкнуться с причиной душевных терзаний и ревности. Но, может, поэтому она так и поступила.
Чтобы убедиться, что он и вправду изменился, она должна была поставить его в тяжелое положение. И Джо не справился. Теперь Мэрилин больше не придется гадать, могли бы они наладить отношения. Она знает, что ответ – нет.
Что ж, об этом больше можно не переживать. Если Джо снова придет и будет смотреть на нее с другой стороны улицы, Мэрилин ему не помашет. Если он постучится в дверь, она не ответит. Пока Мэрилин не будет уверена, что он в состоянии сдержать приступы гнева. Уж на это его любви должно хватить. Он любит ее так сильно, что готов ранить и ее, и других людей. Ей такую любовь не понять. А может быть, это и не любовь вовсе.
Блюз Пита КеллиЭлла
1955 год
Я думала, что никогда больше не услышу мелодию резиновых шин на каменистой дороге. На миг мне хочется окликнуть ребят через плечо и предложить им что-нибудь сымпровизировать. Мы делали так с Чиком Уэббом и его оркестром, когда колесили на автобусе по городам. Мы хватались за любой повод, чтобы устроить музыкальный джем-сейшн. Рев мотора, гудок поезда, шелест колоды карт.
Организуя гастроли «Джаза в филармонии», Норман устраивает все по высшему разряду. Даже выделяет нам деньги на карманные расходы. Но в этом году он сказал, что мотаться по Техасу от одного аэропорта к другому будет неудобно, так что я впервые за десять лет оказалась в автобусе вместе с ребятами из группы. Конечно, мой менеджер и Джорджиана тоже здесь. Но Джорджиана сейчас в хвосте, играет в ставочный вист, ну а я сижу в передней части автобуса и говорю с Норманом. Мы с ним по разные стороны прохода – нелепая метафора, описывающая мои чувства, когда наступает время принимать решения о карьере. Но все же я стараюсь сохранять дружелюбный тон.
– Норман, я не хочу ограничиваться одними лишь турами «Джаза в филармонии». Есть другие песни, которые я хочу спеть, и другие исполнители, с которыми я хочу выступить.
Пока что я говорю самыми общими словами. Никаких имен, никаких конкретных предложений, только намеки. Норман сидит, закинув ногу на ногу и опираясь о подлокотник. Во рту у него болтается зубочистка. Иными словами, живое воплощение пренебрежительного равнодушия. Глядя на это, я с каждой минутой завожусь все больше.
– Ты контролируешь каждую песню каждого выступления на каждой площадке. Ты основал Verve, свою звукозаписывающую компанию, и теперь хочешь, чтобы я порвала с Decca Records. А ведь я работала с ними больше двадцати лет. Verve еще толком не запущен. Я не хочу рисковать.
Он вытаскивает изо рта изгрызенную зубочистку.
– Decca застряла в прошлом. Со мной ты выступала в концертных залах, ночных клубах и на фестивалях. Скоро ты споешь в Голливуд-боул, а сейчас мы возвращаемся в Сан-Франциско из «Фламинго». Тебе нужно двигаться дальше вместе со звукозаписывающей компанией, которая будет выпускать альбомы столь же впечатляющие, как твои живые выступления.
– Но зачем ломать то, что работает? Мне нужна стабильность, Норман. Я уже много лет «двигалась дальше». Конечно, я хочу развивать свою карьеру, но почему я должна переделывать Эллу Фицджеральд из-за каждой твоей прихоти? – Я нервно впиваюсь ногтями в ладони. Норман привык получать то, чего он хочет.
– Прихоть? А «Блюз Пита Келли» не был прихотью? Это дрянной фильм. Ты певица. Не надо попусту растрачивать твой талант на кино. Лучше всего ты проявляешь себя в студии или на сцене. Оставь актерство своим голливудским приятелям.
Это камень в огород Мэрилин, и я прикусываю язык, чтобы не начать спорить. Тогда разговор станет еще более напряженным. В эту битву с Норманом мне ввязываться ни к чему. Я не стану жертвовать моей «голливудской приятельницей» только потому, что он верит всему, что видит в газетах или слышит от своих голливудских приятелей.
– Я как смог смягчил удар твоего кинодебюта, выпустив песни до того, как фильм вышел и с треском провалился в прокате. – Он снова сует зубочистку в рот.