– Это не твоя заслуга. Пластинку выпустила Decca.
– После того, как я с ними поговорил. – Он выдыхает. – Хватит. Ни к чему это обсуждать.
– Не говори так, Норман.
– Я с тобой откровенен, дорогая. Карьера кинозвезды – не для тебя. Я это уже говорил. Твое место в студии, в концертном зале или ночном клубе, на сцене. И все.
– Я хочу выступать везде, где меня увидит и услышит аудитория. Я хочу быть в центре событий, а не прозябать на окраине славы. Я хочу быть на виду.
– И где, по-твоему, ты будешь на виду?
– Что насчет телевидения? Я могла бы выпускать свою передачу, как Нэт Кинг Коул, Дина Шор или Синатра. А Бродвей? Спела бы в мюзикле, как Перл Бэйли.
Он смотрит на меня, качая головой, и ничего не говорит.
Я что, разговариваю сама с собой?
– Это же у тебя куча идей и связей. Сам мне ответь.
– Элла, давай сосредоточимся на Verve и новых записях. Кроме того, у нас впереди потрясающий тур. Хьюстон и Даллас – это только начало. Для тебя я сделаю что угодно. Но некоторые твои желания… Давай еще немного подумаем. Ладно?
Как он смеет утешать меня, будто капризного ребенка? Меня охватывают злость и раздражение.
– Кстати говоря, – едко говорю я, – после наших октябрьских выступлений я бы хотела взять отпуск и вернуться к работе после Рождества. Я обещала малышу Рэю, что мы проведем вместе идеальные День благодарения и Рождество. Будет здорово, если ты сможешь все устроить, хоть я и не предупредила заранее.
8 ОКТЯБРЯ, 1955 Г.
МЭРИЛИН МОНРО
ОТЕЛЬ «УОЛДОРФ АСТОРИЯ»
ПАРК-АВЕНЮ, 301
НОМЕР 2728
ШТАТ НЬЮ-ЙОРК, ГОРОД НЬЮ-ЙОРК
Дорогая Мэрилин,
эта история тебе понравится. Да, это шутка. В общем, рассказываю.
Мы приехали в Хьюстон, чтобы выступить седьмого октября в Мьюзик-холле. Гранц будто чуял, что нас ждут неприятности. Ты не поверишь – он даже нанял полицейских в штатском, чтобы охраняли меня и группу.
Он и раньше так делал, но в этот раз я насчитала больше десятка человек (а не двоих-троих, как обычно), и за главного у них был шофер мэра лейтенант Сэм. Судя по их внимательному отношению и широким улыбкам, Норман отвалил им кругленькую сумму.
Как потом выяснилось, наши охранники были не единственными копами в Мьюзик-холле. В зале сидел отряд полиции нравов. Если не ошибаюсь, их было пятеро, и после выступления они отправились за кулисы.
Позже я узнала, что Гранц завел немало врагов в Хьюстоне и вообще на Юге. Неудивительно. Он всякий раз настаивал – или, скорее, требовал, – чтобы наша аудитория не была сегрегирована. Если руководство площадки не соглашалось, мы там не выступали.
Многим в Хьюстоне не понравились «либеральные» идеи Нормана, и полиция нравов искала, как бы испортить жизнь ему и группе.
Должна сказать, выступили мы превосходно, но вскоре после окончания в мою гримерку ворвались копы. Через час я уже сидела за решеткой из-за игры в кости. Я играла не на деньги. Я никогда не играю на деньги. Меня это не интересует.
Но дело было не в этом. Тебе известно, как хорошие события порой привлекают внимание к плохим. Верховный суд наконец-то принял верное решение по делу Брауна против Совета по образованию, признав раздельное обучение белых и чернокожих незаконным. И жители Хьюстона были недовольны.
Мы с тобой уже обсуждали американский расизм, весь этот бардак. Иногда я жалею, что мне не хватает смелости прямо заявить журналистам, что я думаю о несправедливости, с которой сталкиваются негры в этой стране. Но я следую указаниям менеджера. Делаю так, как мне велят. Южане тоже покупают мои пластинки. Им не нужно напоминать, что я негритянка. Достаточно взглянуть на меня. Впрочем, отчасти мне все равно хотелось бы, чтобы белые жители Юга не интересовались джазом.
Последние американские гастроли «Джаза в филармонии» выдались нелегкими. Белые южане так злятся из-за исхода дела, что совсем себя не контролируют. Нас донимают в каждом городе. Конечно, на Севере тоже хватает недовольных, но южане даже не пытаются скрыть свою ненависть. Они бросают оскорбления тебе в лицо, а потом швыряют тебя за решетку.
Надеюсь, у тебя все хорошо. Я много думала о случившемся и хотела тебе написать. Кстати, на праздники я возьму отпуск на несколько недель, чтобы провести время с малышом Рэем. Мой друг-викинг жалеет, что не сможет к нам присоединиться. Он хочет познакомиться с Рэем-младшим, но его не пустят в США без документов. Может быть, в следующем году я это исправлю.
До скорой встречи,
Часть третьяГармония1956–1959 годы
НиагараМэрилин
1956 год
Мэрилин стоит рядом с Милтоном Грином возле отеля «Уолдорф Астория» в морозный зимний день. Она кутается в шубу и надеется поскорее разделаться с этим интервью, пока ей не изменило самообладание. Последние несколько месяцев она чувствует себя просто ужасно. В ней все время бурлят эмоции. Она ходит на психотерапию пять дней в неделю, но после каждого сеанса ей становится еще хуже, хотя в это сложно поверить. Доктор Гогенберг вытаскивает на поверхность неприятные воспоминания, от которых тело Мэрилин слабеет, а разум будто погружается в грязь. Не успевает она разобраться в своих мыслях и восстановить силы, как оказывается в студии Страсбергов, где из глубин ее памяти вновь всплывает тьма.
Мэрилин снова начала писать стихи. Иногда она показывает их Элле, которая в последнее время смотрит на нее обеспокоенно. Элла говорит, что ей доводилось переживать нечто подобное и она не хочет, чтобы Мэрилин оказалась за рулем автомобиля, едущего в тупик. Они обе с трудом оправляются от ударов судьбы.
Не то чтобы Элла была неправа, но Мэрилин предпочитает не рассказывать, что она, кажется, уже в тупике. Помимо длинных, вдумчивых разговоров с Артуром ей помогают только таблетки. Устроившись у него на коленях, она может весь день слушать, как Артур рассуждает о писательстве, политике и философии. И он всегда прислушивается к ее мнению.
Врач прописал ей таблетки, которые помогают уснуть, и другие таблетки, которые помогают взбодриться и развеять туман в голове с утра. Есть еще одни таблетки – их она принимает днем, чтобы избавиться от ощущения, что ее замотали в целлофан. Иногда Мэрилин забывает, сколько таблеток успела выпить, и тогда ей становится плохо от передозировки.
– Мисс Монро, каково это – вновь вернуться в студию Fox?
– Я очень рада, что мы снова стали партнерами, – говорит она с улыбкой и бросает взгляд на Милтона. – И я верю, что мы снимем вместе немало отличных фильмов.
– Мы полны энтузиазма и очень признательны Fox за предложение, – добавляет Милтон.
Все эти слова нужны для того, чтобы умаслить руководство студии. Но Мэрилин и правда хочет, чтобы новое сотрудничество началось на позитивной ноте, хоть ей с Милтоном и стоило больших усилий уломать Fox на соглашение. Артур поддерживал ее на протяжении всех переговоров. Мэрилин сомневается, что смогла бы этого добиться без Артура и Милтона.
По-своему Джо тоже поддерживал ее в борьбе с Fox, но позже Мэрилин поняла, что он просто надеялся на ее увольнение. Хотел, чтобы она стала бывшей актрисой и занималась лишь работой по дому. А вот Артур поддерживает ее устремления. Он даже упоминал, что хочет написать для нее сценарий.
После многочисленных возражений, разносившихся от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка, Fox все же подписала контракт с «Мэрилин Монро Продакшен», по условиям которого Мэрилин будет получать не только более высокую зарплату, но и процент с прибыли каждого фильма. Для нее это был принципиальный вопрос, ведь за «Зуд седьмого года», собравший за первые выходные в прокате почти пятнадцать миллионов долларов, ей заплатили как приглашенной актрисе. Она получила лишь десятую долю процента от прибыли, хотя фильм стал успешен именно благодаря ей.
Но теперь игра будет вестись по-честному. Мэрилин получит справедливую оплату. А самое приятное – то, что теперь руководители Fox разрешили ей сотрудничать с другими студиями. Раньше они это запрещали, угрожая перестать выплачивать зарплату. И самое главное – Мэрилин может отказаться работать с любым сценарием, режиссером или оператором.
С этим условием руководители студии спорили ожесточенней всего. Они хотели, чтобы она подчинялась их указаниям. Это было очевидно еще много лет назад. До них очень долго доходило, что Мэрилин больше не будет это терпеть. Сколько бы раз она ни хлопала дверью, они никак не понимали намека. Слава богу, ей больше не придется об этом переживать.
Мэрилин улыбается журналистам, глядящим на нее с неослабевающим вниманием.
– У вас уже есть сценарий на примете? – спрашивает кто-то.
– Да, – отвечает Мэрилин.
По условиям нового контракта Мэрилин должна сняться в четырех фильмах за семь лет. График плотный, но она схватилась за это испытание обеими руками. До нее доносились слухи, что такова новая тенденция. Вскоре студиям придется дать актерам больше свободы и уважения. Особенно женщинам.
– Вы можете рассказать что-нибудь про предстоящие фильмы?
Мэрилин смотрит на Милтона и улыбается.
– Да, мы будем снимать «Принца и танцовщицу» в Лондоне. Лоренс Оливье будет режиссером и исполнит роль Регента, а я буду играть Элси. А до этого мы снимем фильм по пьесе Уильяма Инджа «Автобусная остановка». Я сыграю Шери. – Ей не терпится продемонстрировать свое актерское мастерство, и роль Шери будет отличной возможностью.
– Вы останетесь в Нью-Йорке?
– Только на обед с моей дорогой подругой Эллой Фицджеральд, – отвечает Мэрилин.
– А что насчет Артура Миллера?
Этот вопрос застает ее врасплох. Об их отношениях знают друзья, но не широкая публика.
– Он тоже мой близкий друг, – отвечает она уклончиво. Нет смысла отрицать связь между ними, раз о ней уже пронюхали. Протесты лишь раззадорят журналистов.