Нас прерывает официантка с полным подносом еды. Расставляя тарелки, она спрашивает, не нужно ли нам что-то еще.
Мэрилин спрятала лицо за руками – кажется, чтобы скрыть слезы. Я отвечаю:
– Пока ничего.
Когда девушка уходит, я беру руку Мэрилин и отвожу от лица. К моему удивлению, она не плачет.
– Нам обеим известно, что это бред, Мэрилин. Ты потрясающе сыграла в фильме «В джазе только девушки». Серьезно, ты там просто бесподобна.
Она выпускает мою руку.
– Как скажешь. Но я считаю, для этой роли не требовалось особого мастерства. Я играла себя.
– Ты прекрасно знаешь, что это не так. Не сомневаюсь, Пола Страсберг или кто-то из «Актерской студии», кто сопровождал тебя во время съемок, говорил, как ты хороша. Не принижай себя.
Она хмурится и сердито фыркает. Сегодня Мэрилин настроена спорить, а не говорить откровенно, и это на нее совсем не похоже. Я меняю тему:
– Скоро начнутся съемки нового фильма со мной. Кажется, я тебе рассказывала. «Никто не напишет мне эпитафию». Там будут сниматься Бёрл Айвз, Шелли Уинтерс и Джеймс Даррен. Мой второй большой прорыв в кинематографе.
Мэрилин наклоняет голову набок.
– Я думала, твоим прорывом был «Блюз Пита Келли»?
– Говорю же, второй прорыв. И это совсем другой фильм. – Я отодвигаю тарелку. – Я пою, само собой, но еще у меня есть реплики, а у персонажа – имя.
– Как и до этого.
– Но раньше я не играла наркоманку.
Мэрилин тоже отодвигает тарелку. Мы обе потеряли аппетит.
– Значит, ты пригласила меня позавтракать, чтобы я дала тебе пару советов, как сыграть наркоманку?
У меня отвисает челюсть. Я прихожу в себя только через несколько секунд.
– О боже. Клянусь, я встану и уйду, если ты не прекратишь.
– Что не прекращу? Почему ты обо мне беспокоишься? Лучше подумай о себе, – предостерегает Мэрилин. – Не играй с огнем, а то обожжешься. Хорошенькой блондиночке простят испорченный фильм, ну или просто уволят ее. А вот тебя, леди Элла, растерзают, как праздничный окорок. И ты больше не будешь работать ни в одной голливудской студии.
Я хватаю сумку и перемещаюсь к краю дивана.
– Поговорим в воскресенье. Когда ты придешь в себя.
– Прости. Не уходи, – тихо говорит она и тянется к моей руке. – Я в паршивом настроении. Иногда я ничего не могу с этим поделать. Я не знаю, кто я такая. Умею только ужасно себя вести. – Она вновь пододвигает к себе тарелку и берет вилкой кусочек бекона. Я сажусь ровно и пытаюсь расслабить плечи. Потом тоже придвигаю тарелку.
– Какие еще у тебя новости, кроме съемок? – осторожно спрашивает Мэрилин.
– Норман переехал в Швейцарию, а в следующем году продаст Verve. Он заработал на этом лейбле кучу денег, и теперь ему скучно. Он не любит, когда дела идут слишком успешно. Ему так неинтересно.
– И что ты об этом думаешь? – спрашивает Мэрилин. – Ты расстроена, что Норман отходит от дел? Кажется, он наконец-то поступает правильно после той истории с Тором и больше не лезет в твою личную жизнь.
– Он не исчезнет совсем. Будет возвращаться ради важных сделок и больших туров. Но в моей личной жизни ему делать нечего. Руки прочь.
Мэрилин качает головой:
– Значит, ты просто будешь жить дальше. Простишь его и забудешь, что он сделал.
Я кладу вилку на край тарелки.
– Я его не простила.
– Не обманывай обманщицу, Элла. Он где-то отрыл ту женщину, чтобы опозорить Тора Ларсена и вынудить тебя солгать о ваших отношениях. Сколько месяцев Тору пришлось просидеть в тюрьме, четыре?
– Знаешь что? Я ухожу. Я не хочу говорить про Тора. С меня хватит. – Я привстаю, но Мэрилин меня опережает.
– Не стоит. – Она роется в сумке и достает несколько купюр. – Я сама уйду. Думаю, так будет лучше.
Вот и все. Она уходит, оставляя меня наедине с почти нетронутым завтраком, и я пытаюсь сообразить, что же с ней, черт побери, не так.
Принц и танцовщицаМэрилин
1959 год
Банкетный зал отеля набит битком, и Мэрилин смотрит на счастливые, улыбающиеся лица гостей. Видит надежду, искрящуюся в их глазах. Неудивительно. Это ведь вручение «Грэмми».
Мэрилин одета в воздушный наряд от Травиллы, ее любимого модельера. Она улыбается – привычно, будто натягивая перчатку по размеру, – сияет, болтает, хлопает ресницами.
Элла выиграла две статуэтки «Грэмми», и Мэрилин несказанно ею гордится.
Они даже говорят вскользь о возрождении альбома «Подруги», хотя брат Артура зарубил этот проект по его наводке. Артур хочет, чтобы Мэрилин сосредоточилась на съемках. После успеха «В джазе только девушки», выпущенного несколько месяцев назад, руководству Fox не терпится начать новый проект с ее участием. Они хотят, чтобы она сыграла в очередном дурацком фильме, который ей отвратителен.
Артур каким-то образом пролез в команду сценаристов, чтобы улучшить ее роль, но, откровенно говоря, Мэрилин ненавидит Аманду. Ей хочется кричать от одной только мысли, что придется играть эту героиню.
Вопреки их прошлогодним разногласиям Элла настроена тепло и приветливо. Элла всегда ее поддерживала, и Мэрилин очень за это благодарна. Есть что-то такое в честной дружбе между женщинами, чего не достичь любовникам и не понять фальшивым друзьям. Без честной дружбы миром завладело бы одиночество, а Мэрилин и без того одинока.
Элла говорит ей правду вне зависимости от того, хочет ли Мэрилин ее слышать. Правду, которую никому больше не хватает смелости сказать вслух. Правду, которую необходимо говорить друзьям, пусть многие об этом и забывают.
Теперь Мэрилин цепляется за своих друзей. Кажется, ничто, кроме дружбы, не может облегчить ее душевную боль.
Артур говорит, что Мэрилин сама виновата во всех своих проблемах. Возможно, он прав. Она сама загнала себя в эту ловушку, разве не так?
Их супружеская постель холодна. Они играют на публику – в конце концов, она актриса, а он, пусть и драматург по профессии, тоже отменный лицедей. Поэтому, пусть даже сгорая изнутри, на людях она старается изо всех сил. Устраивает головокружительное шоу. Как всегда.
Артур сует ей в руку очередной стакан с джин-тоником. Ему нравится, когда она пьяна, а вот другим больше не нравится. Наверное, затем он это и делает. Наедине он говорит ей, что хотел бы всем показать ее настоящую никчемную сущность.
Неужели он не знает, как его слова ранят?
Раньше, захмелев, она становилась душой компании. Теперь она лишь катится вниз по наклонной.
Все ниже.
И ниже.
Мир бесконтрольно вращается вокруг своей оси. Сейчас Мэрилин никто не узнал бы. Интересно, понимал ли ее Артур когда-нибудь? Или притворялся?
И просто хотел заполучить секс-символ себе в постель, себе в жены.
Мэрилин медленно пьет коктейль, стараясь не напиться прямо здесь, в отеле «Беверли Хилтон». Она не хочет ни с кем ругаться. Она смотрит, как Элла, получившая свои «Грэмми», радостно болтает с десятками людей. Элла не принимает наркотики – она ловит кайф по-другому. От аплодисментов.
Она подсела на выступления.
Мэрилин никогда ей этого не скажет – разве она может судить? Она сама зависима от алкоголя, таблеток, актерского искусства, похвалы, мужчин, собственного тела.
Что ни назови, Мэрилин непременно найдет способ хватить лишку, будто ребенок, впервые дорвавшийся до конфет или газировки.
Элла жестом подзывает ее ближе, и Мэрилин отставляет стакан в сторону по нескольким причинам. Она не хочет напиваться и не хочет портить эффект от таблетки, которую приняла в туалете, чтобы пережить этот вечер. Еще она не хочет расстраивать Эллу, которая и без того замечает ее расширенные зрачки.
Артур уходит, чтобы поговорить с кем-то. С хорошенькой женщиной. Мэрилин почти не сомневается, что он ей изменяет. Они уже несколько недель не занимались сексом, даже не пытались. Артур часто задерживается где-то допоздна и приходит домой, окутанный запахом чужого парфюма. Как-то раз на воротнике его рубашки остался след розовой помады. Мэрилин не носит такой оттенок.
Элла разговаривает с Синатрой, который сегодня тоже получил награду. В последние месяцы они с Эллой сдружились. В прошлом году она выступала на его передаче и через несколько дней выступит снова.
Мэрилин не расстроена, хоть Элла и знает, что Фрэнк хотел проломить ей дверь топором, и несколько лет назад они обе сидели в клубе и называли его козлом. Фрэнк с тех пор остепенился. И выразил сожаление о тех временах, которые они оба предпочли бы забыть. Мэрилин, в общем-то, не возражает против их дружбы, хотя знает, что крохотные семена ревности в ее душе легко прорастут, если дать им волю. Фрэнк напоминает ей о Джо. А вспоминая Джо, она сравнивает его с Артуром и, к своему собственному удивлению, размышляет, так ли плох был Джо.
Ну да, он дал ей пару затрещин, но он никогда не терзал ее душевно, как любит делать Артур. Артур вечно с ней соревнуется, пытаясь ее перещеголять, ставя под сомнение ее действия и слова. Он нисколько не радуется ее достижениям, только придирается и обесценивает. Если Мэрилин рассказывает, что у нее выдался отличный день и она хорошо проявила себя на пробах или съемках, Артур находит способ продемонстрировать, что она могла бы справиться и лучше. Если она указывает на это, он заявляет, что она не ценит его советов и не уважает его мнение. В конечном счете она всегда оказывается крайней.
Мэрилин каждый день спрашивает себя, почему она просто не уйдет от него.
Артур холоден и отстранен, и она все чаще ощущает себя паршивой овцой, которую он презирает.
Впрочем, она не единственная, кого задвинули в дальний угол, – он так же поступил и со своими детьми.
Но ее ужасает мысль о том, чтобы бросить его. Снова остаться одинокой. Потерянной. Может быть, несчастная любовь – это ее судьба. Ведь Артур, как ни крути, уже третий ее муж.
– Как жизнь? – спрашивает Синатра, и она гадает, что он расскажет о ней Джо; если расскажет – они, по слухам, рассорились.