Бесполезно спорить, когда она в таком настроении.
– Мне нужно вздремнуть перед выступлением.
– Хорошо, Элла, иди. Выспись хорошенько. Если ты встретишься с Мэрилин Монро, то я, вполне возможно, не увижу тебя до утра.
На кухню заходит мой одиннадцатилетний сын – судя по страдальческому выражению лица, в поисках еды.
Остановившись посреди комнаты, он прожигает меня взглядом, будто я – тварь из Черной Лагуны. Я прислоняюсь к кухонной стойке.
– Чего бы ты хотел на ланч? Я, конечно, готовить не буду, но здесь твоя тетушка. – Я улыбаюсь тете Вирджинии.
Он большой мальчик, вымахал выше меня. Характер у него мягкий, как зефирка, и обычно он предпочитает помалкивать. Но возраст его изменил. Сегодня он намерен меня удивить. Судя по уверенному взгляду, у него вполне может получиться.
Он хочет стать музыкантом – барабанщиком.
Поначалу меня переполняет гордость.
– Неужели у меня вырос новый Джин Крупа? – шучу я. Но его непонимающий взгляд явно означает «нет». Кажется, он не помнит Джина.
Мой сын не улыбается. Он хмурится еще сильнее.
– Нет. Я хочу играть рок-н-ролл, как Чабби Чекер. И я хочу жить с отцом.
Он будто вонзил барабанную палочку мне в грудь. Я бы отшатнулась, если бы не опиралась о стойку. Чабби Чекер меня не волнует. Все в мире хотят танцевать твист до упада. Но его последняя фраза меня ошеломила.
– И ты только сейчас мне об этом говоришь? Сегодня я пою в Голливуд-боуле, и я провела дома последние две недели. Ты мог бы сказать пораньше. Ты мог бы позвонить. Как долго ты тянул с тем, чтобы мне рассказать?
Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Увы, упреки не смирят его решимость и злость. Это одна из причин, по которой он хочет уйти из дома и переехать к отцу, – он сердится на меня.
Я столько лет потратила на переживания о том, кто меня любит, кто не любит, какой мужчина остался в моей жизни, а какой меня покинул. Тем временем этот юноша тосковал по моему вниманию, моим объятиям, моей любви. Я давала ему слишком мало. Сама виновата. Знаю. Просто я наивно надеялась, что он не заметит.
– Мне не хочется, чтобы ты уезжал, – признаюсь я. – Но, малыш Рэй, если ты хочешь жить с отцом и учиться на барабанщика, чтобы играть с Чабби Чекером – да, я знаю, кто такой Чабби Чекер, – то ради бога. Главное, чтобы ты учился лучше всех и был лучше всех. Это единственное, о чем я тебя прошу.
Я с большим удовольствием (и малой толикой стыда) смотрю на потрясенное лицо сына. Он думает, что знает меня, и готовился к тяжелой битве. Его замысел неплох, хоть он мне и не по душе.
– Ты хочешь стать музыкантом. Это здорово.
– Ты серьезно? – Он пытается скрыть шок, но у него не выходит.
– Совершенно серьезно. – Мне больно это признавать, но еще больнее другое: мой сын думал, что ему придется сражаться со мной за право следовать своей мечте и больше времени проводить с отцом.
Он вдруг переводит взгляд на двери. Я тоже смотрю в ту сторону и вижу Джорджиану с тетей Вирджинией. Должно быть, они стоят там уже несколько минут. Они неторопливо входят на кухню, притворяясь – безуспешно, вы только взгляните на их кислые лица, – будто не подслушали мой разговор с Рэем-младшим.
Тетя Вирджиния кладет на столешницу охапку продуктов из кладовки. Рэй-младший торопится ей помочь. Джорджиана идет к кухонному столу и с громким вздохом падает на стул.
– Как жарко. Я не понимаю, зачем мы приехали из Нью-Йорка в Лос-Анджелес, здесь же невозможно находиться летом.
Я смотрю на Рэя-младшего.
– Мы помирились?
Закончив помогать тете Вирджинии, он говорит:
– Да, мэм.
Выходя из кухни, он кажется еще выше, чем прежде. Он держит спину прямо и не опускает подбородок. «Какой счастливый юноша», – думаю я. Он выиграл битву с мамой. Но мне хотелось бы знать, заметил ли он, что биться не пришлось.
Баллада о Мэкки-НожеЭлла
1960 год
Я не раз имела дело со знаменитостями. Я и сама знаменитость.
Но есть что-то очень волнующее в том, чтобы сесть в один лимузин с кинозвездами Монтгомери Клифтом и Илаем Уоллаком, а также режиссером Джоном Хьюстоном. Да, Мэрилин тоже здесь и тоже знаменита, но она моя подруга. В общем, теплым вечером в конце июня мы вместе покидаем Голливуд-боул и отправляемся поужинать.
Мы с Мэрилин первыми садимся в лимузин мистера Клифта, и я с улыбкой наблюдаю, как мужчины один за другим втискиваются в оставшееся пространство.
Меня тут же располагает к себе Монти, который настаивает, чтобы я называла его уменьшительным именем.
– Только не «Монтгомери». – Он смеется.
– Ты серьезно? – спрашиваю я.
– Это имя разрушает дружбу. Слишком официальное. Слишком длинное.
– Спасибо вам, что пришли. – Я довольна своим выступлением и тем, что они его посетили. Еще я рада, что Артур не здесь и не портит Мэрилин настроение. Они все чаще и чаще проводят время порознь. – Поверить не могу, что вы прилетели из Рино на частном самолете ради меня. Ты сидел за штурвалом, Монти?
Он смотрит на меня с кривоватой улыбкой. Я вспоминаю рассказ Мэрилин об автомобильной аварии, в которую он попал несколько лет назад. Его лицо пришлось сшивать по кусочкам. Раньше его называли первым красавцем Голливуда, но после аварии, как сказала Мэрилин, внутри он изменился даже сильнее, чем снаружи. Он стал гораздо более печальным человеком.
– Самолет принадлежит мне, но я нанял пилота, – объясняет Монти. – Если б я сел за штурвал, нас бы здесь не было.
– Ты была поразительна, Элла, – говорит Илай Уоллак громко, будто не в силах сдержаться. – Для меня это всегда большая радость – услышать твое пение вживую. Спасибо, что согласилась с нами поужинать.
– Ты уже бывал на моих выступлениях?
Он кивает и облизывает губы.
– В клубах «Мокамбо» и «Тиффани» в Лос-Анджелесе. И еще в Нью-Йорке, в «Светском кафе» и в «Бэйсин-стрит-Ист».
– Ого. – Я расплываюсь в улыбке. – Я польщена. Ты преданный поклонник.
– Да, именно. – Он ухмыляется, глядя на других мужчин. Гордится, что я обратила на него внимание.
Какой славный, обычный мужчина, думаю я. А я-то представляла Илая похожим на его персонажа из «Линейки» – единственного фильма с его участием, который я смотрела. Там он сыграл наемного убийцу с наглой физиономией, мастерски втирающегося людям в доверие. Но в жизни он совсем другой. Мне неловко, и я рада, что он не может прочесть мои мысли.
– Спасибо, Илай.
Мне приятно познакомиться с коллегами Мэрилин, с актерами и режиссером фильма, в котором она снимается. Но также я подозреваю, что с ней что-то не так. Она молчит, никому не смотрит в глаза и выглядит измотанной.
Ее коллеги тоже это видят.
Все трое мужчин ловят взглядами каждое ее движение, словно она маленький ребенок, играющий у обрыва, и им нужно следить, чтобы она не упала.
Меня тревожит не только ее молчание, но и ее вид. Она источает усталость, практически как пот, а ее тело словно опухло – не поправилось, а отекло.
Она безвольно откинулась к окну машины. Под глазами у нее синяки, а кожа выглядит дряблой, будто Мэрилин уже очень давно не пила ничего, кроме мартини.
Когда они пригласили меня на поздний ужин, я согласилась, но хотела сперва выдвинуть одно условие – чтобы мы отвезли Мэрилин ко мне домой и она поспала несколько часов перед возвращением в Рино.
Но я промолчала. И теперь жалею об этом.
– Что ты пялишься на меня, Элла? – раздраженно спрашивает она, не улыбаясь, как обычно, а хмурясь. – На меня и так все время пялятся, ты же знаешь, что я этого не люблю.
Я пытаюсь объяснить, почему смотрю на нее, но она перебивает и меняет тему:
– Я уже рассказывала, что познакомилась с Илаем в Нью-Йорке, в «Актерской студии»? – Мэрилин скрещивает ноги и прижимается поближе к окну. – Он прекрасный театральный актер и в «Неприкаянных» играет великолепно.
Он похлопывает ее по колену с застенчивой улыбкой.
– Ты мне льстишь, дорогая. – Он тепло на нее смотрит, и он не персонаж в фильме.
– Мне всегда нравились твои фильмы. – Я улыбаюсь, надеясь ее подбодрить, но Мэрилин меня игнорирует. Делает вид, будто я ничего не говорила. Я огорчена.
Мы направляемся в кафе «Формоза» в Западном Голливуде, совсем недалеко от Голливуд-боула.
– Популярное местечко, туда захаживают многие голливудские звезды, – говорит Монти. – Там подают отличные китайские блюда – чоу-мейн и чоп-суи.
– Я ограничусь барной картой. Говорят, у них чудесные коктейли, – Мэрилин говорит тихим, бархатным голосом. Этот голос она использует в фильмах. Я редко слышу его во время наших встреч.
Я продолжаю смотреть на нее, наблюдать, но она это замечает и закатывает глаза.
– Хватит! – говорит она чересчур громко. – Хватит так смотреть. Все со мной в порядке.
Мне не хочется устраивать сцену, хотя Мэрилин, кажется, это не заботит.
Илай откашливается.
– Помимо широкого ассортимента алкогольных напитков, – он улыбается Мэрилин, – они также могут похвастаться лучшим джазовым дуэтом в городе. Пианист и певец, которые очень прилично свингуют.
– Я смотрю, ты разбираешься, – шучу я, чтобы разрядить обстановку.
– Спасибо. Спасибо. – Он наклоняет голову, потом щурится, глядя в окно. – Мы приехали.
Водитель лимузина останавливается перед кафе и поспешно выходит из машины, чтобы открыть для нас заднюю дверцу. Мы выбираемся наружу – сначала мужчины, потому что мы с Мэрилин сидим в самой глубине. Джон Хьюстон, который всю дорогу почти не говорил, выходит из машины прямо перед нами. Он отстраняет водителя и вместо него придерживает для нас дверь. Протягивает руку и помогает мне выбраться из лимузина, а потом, прежде чем Мэрилин успевает до него дотянуться, отпускает дверь и отходит в сторону.
К счастью, Монти вовремя подхватывает Мэрилин за запястье, потому что иначе она бы выпала из машины и впечаталась лицом в тротуар.
Не знаю, специально ли Хьюстон так поступил. Я кидаю на него недовольный взгляд, но он уже повернулся к нам спиной и прошел половину пути до входа в кафе.