Выпив половину пузырька таблеток, она позировала, посылала в толпу воздушные поцелуи, обнималась с друзьями, поздравляла победителей и веселилась. Делала все то, что положено.
Она отличная актриса. С этим никто не сможет поспорить.
Сопровождавший ее Артур был зол из-за ссоры, которая произошла между ними в машине по пути на церемонию. Артур спросил, как прошла читка новой сцены, которую он написал для «Неприкаянных».
Из-за подобных вопросов и постоянных придирок она каждый день ходит к доктору Гринсону и принимает новую дозу таблеток до того, как успевает выветриться эффект предыдущей.
Хочу, чтоб любили,
Не могли оттолкнуть.
Беззаветно любили
Мою скрытую суть.
Доктор Гринсон советует ей записывать свои чувства – это всегда ее успокаивало. Дайте ей чистый лист бумаги, и вскоре он будет исписан.
Кто-то колотит в дверь гримерки.
Мэрилин вздрагивает и роняет блокнот. Хлипкая деревянная дверь содрогается от еще одного удара кулака. Мэрилин подбирает блокнот и записывает:
Помогите. Помогите.
Помогите.
Она так сильно сжимает карандаш, что на пальцах остаются следы. У нее шумит в ушах, сердце колотится в груди, а в горле лихорадочно бьется пульс.
Жизнь должна начаться.
Я рождена для полета, но хочу только лечь.
Помогите.
Я хочу
Умереть.
– Мэрилин. – Голос Артура. Он стоит за дверью, а за ним – съемочная площадка «Неприкаянных» в Неваде.
Она поклялась никогда не возвращаться в это место, полное ужасных воспоминаний. Ей не хочется здесь быть.
– Открывай дверь, – приказывает Артур.
Мэрилин закрывает блокнот, прячет под подушкой на стуле и встает. Она не готова к съемкам. У нее не уложены волосы, макияж размазался, а глаза покраснели и опухли от слез.
В этом фильме Артур издевается над ней. Ему прекрасно известно, что она мечтает стать уважаемой актрисой. Она приложила много усилий, чтобы сняться в серьезном фильме.
Артур разрушил все, ради чего она трудилась. Зашвырнул ее в дробилку, чтобы зрители могли полюбоваться ошметками ее растерзанного тела на большом экране.
Ее муж, автор «Смерти коммивояжера» и «Сурового испытания», серьезных и мрачных работ, сочинил сценарий, выставляющий ее на посмешище.
Он отобрал все то, что составляет ее сущность. Она перестала быть собой.
Некоторые ее реплики в этом фильме настолько правдивы, настолько близки к ее жизни, что Мэрилин не играла роль: она действительно плакала навзрыд, действительно смотрела в камеру в полной растерянности. Это не искусство, подражающее жизни, а наоборот, и Мэрилин с трудом различает вымысел и реальность.
Теперь ее никто не будет воспринимать всерьез.
– Я не готова, – говорит она надломленным голосом и трет мокрые глаза. На пальцах остаются черные следы от туши.
– Тебя ждут уже несколько часов, – Артур говорит нетерпеливо, раздраженно.
Мэрилин делает вдох и смотрит на свое отражение в зеркале. Ее невозможно узнать.
– Мне нездоровится, – говорит она. На туалетном столике выстроились пустые пузырьки из-под лекарств. Но в одном еще осталось несколько таблеток. Мэрилин открывает пузырек, закидывает таблетки в рот и запивает холодным черным кофе, оставшимся в чашке с утра.
Вместо того чтобы идти на очередной невыносимый прогон, она хочет вернуться в Лос-Анджелес хотя бы на пару дней и повидаться с Эллой. Рассказать ей все, что произошло. Спросить ее совета о том, что делать в этих обстоятельствах. Мэрилин жалеет, что в прошлый раз они поссорились. Элла всего лишь хотела помочь. Но Мэрилин не была готова излить свои печали. И даже не потому, что боялась показать Элле уродливую темную сторону души, а потому, что сама не хотела туда смотреть.
Мэрилин закуривает, пальцы дрожат. Ее не успокаивают ни алкоголь, ни сигареты, ни полдюжины таблеток, которые она только что проглотила. Словно одно только присутствие Артура сводит ее с ума. Ее корежит от его имени. Он больше не любит Мэрилин. Теперь она в этом убедилась. Ходят слухи о его изменах. Он отмахивается от нее, как от провинившегося ребенка.
С ним даже говорил доктор Гринсон, объяснял, как любить ее. Но Артур отбросил совет психиатра так же, как бросает в раздражении свою шляпу. Это плохой знак. Знак того, что теперь он даже не хочет ее любить. Но фильм – самый очевидный знак из всех.
Мэрилин глубоко затягивается, наполняет легкие дымом и размышляет, сможет ли она умереть от кислородного голодания, если надолго задержит дыхание. После смерти боль уйдет. Боль от того, что ее не любят. Используют и истязают. Унижают.
Был ли хоть кто-то, кто ее действительно любил?
Она уверена, что нет.
Мать трижды пыталась ее убить. Даже бабушка покушалась на ее жизнь.
Может, нужно завершить начатое.
– Мэрилин, открывай, черт побери. – Голос Артура скребет по нервам, как ржавые грабли в руках садовника, убирающего осенние листья с газона.
– Я скоро выйду. – Она тушит окурок трясущейся рукой и смотрит на свое отражение.
Раньше она часами сидела перед зеркалом – корчила рожицы, улыбалась, поднимала брови. Оттачивала каждое выражение лица, каждое движение плеч и шеи. Все было идеально отрепетировано.
Теперь из зеркала на нее смотрит незнакомка. Это не Норма Джин. И не Мэрилин. У этой женщины темные круги под глазами и опухшие щеки. Растрепанные, неухоженные волосы.
Когда она успела так себя запустить?
Как давно она в таком состоянии?
Сейчас, глядя на свое отражение, она узнает лишь одного человека: Глэдис.
Снова стук в дверь, но на этот раз потише.
– Мэрилин? – Это голос не Артура, а другой, более спокойный. Кларк Гейбл, ее партнер по съемочной площадке. Она не против, что он пришел к ее двери. Как-то раз он согласился с тем, что некоторые ее реплики и сцены чересчур жестоки.
В детстве она воображала, что Кларк Гейбл – ее отец. У мужчины на фото, ее настоящего отца, который, как утверждала мама, разбился в автокатастрофе, были такие же усы, как у Кларка. Она представляла, как он бросил ее мать со словами: «Честно говоря, моя дорогая, мне наплевать», совсем как Кларк в роли Ретта Батлера сказал Скарлетт О’Харе. Кстати, Вивьен Ли, сыгравшая Скарлетт в «Унесенных ветром», замужем за Лоренсом Оливье. Вечное актерское «все спят со всеми».
Но теперь Мэрилин знает наверняка, что ее отца зовут Чарльз Стэнли Гиффорд. Впрочем, ей все равно. Он всего лишь прислал ей пару открыток, на которых даже не удосужился правильно написать ее имя.
Забавно, что теперь она снимается вместе с Кларком Гейблом. Ведь когда-то, в детстве, она смотрела на радиовышку на логотипе RKO Pictures и мечтала стать актрисой.
– Секунду. – Мэрилин выдыхает, встает и открывает Кларку дверь, ничуть не заботясь о том, что он увидит ее в таком кошмарном состоянии. Пусть радуется, что она вообще ему открыла.
Он смотрит на нее с ужасом.
– Думаю, тебе надо отдохнуть.
Артур никогда бы так не сказал. Он бы закричал, что она его позорит. Будто это она неправильно себя ведет, она виновата в том, что его сценарий выставляет ее дурой. Он считает, что весь мир вертится вокруг него, его выдающегося интеллекта и великой гордыни.
Пожалуй, в чем-то он прав. Сейчас ей плохо именно из-за него.
– Я не очень хорошо себя чувствую, – говорит Мэрилин с нерешительной улыбкой на дрожащих губах. Она прекрасно умеет изображать ранимость, потому что хорошо знакома с этим чувством. Но сейчас она не притворяется. Она искренне и открыто говорит с человеком, которым восхищается и который всегда хорошо с ней обращался.
– Думаю, нам обоим не повредит перерыв, – говорит Кларк. – Я тоже не в лучшей форме. Все из-за погоды в этом захолустье. Тут слишком пыльно. Я поговорю с Миллером, хорошо?
– Спасибо, – тихо говорит Мэрилин и закрывает дверь. Потом поднимает телефонную трубку и набирает номер доктора Гринсона: – Я хочу прийти на прием вечером.
– Вы уже в Лос-Анджелесе? – обеспокоенно спрашивает Гринсон.
– Отправлюсь туда, как только выберусь из этого проклятого трейлера.
Затем она звонит Элле и договаривается о встрече.
Ей становится немного лучше, и она старается взять себя в руки. Артур даже не приходит с ней поговорить. Его помощница сообщает Мэрилин о перерыве в съемках. Помощница, с которой он наверняка спит. Но Мэрилин все равно. Пусть делают что угодно. Ей просто хочется отправиться домой и немного отдохнуть без надзора великого и могучего Артура. Как бы ей хотелось никогда больше его не видеть.
В аэропорт Лос-Анджелеса она выходит в черном парике и очках с крупными стеклами. Зельда Зонк – одна из ролей, которые она играет легко и непринужденно.
Ближе к ужину она лежит на кушетке в кабинете доктора Гринсона, глядя в потолок.
– Весь этот фильм – сплошное унижение. Моя героиня – настоящая стерва, а он говорит мне и всем вокруг, что списал ее с меня. Несколько реплик он взял из наших частных разговоров. Я не хочу заканчивать съемки.
– Это очень досадная ситуация, – говорит доктор Гринсон. – Что ответил Артур, когда вы рассказали о своих чувствах?
– Почти ничего. Он просто закатывает глаза и говорит, что я веду себя как избалованный ребенок, хуже, чем его собственные дети.
Доктор Гринсон внимательно слушает, пишет в блокноте, негромко подбадривает ее продолжать рассказ. Мэрилин всегда становится лучше, когда она говорит с ним. А потом еще лучше, в конце сеанса, когда он дает ей пузырьки, полные подавляющих эмоции таблеток.
– Я так больше не могу, – признается Мэрилин. – Чем дольше я живу с Артуром, тем хуже мне становится. Я думаю о смерти. О том, чтобы просто исчезнуть с лица земли, освободиться от него и от всего, что он мне внушает.
– Что именно?
– Что я ничего не значу. Что меня никто не любит. Он использует против меня все чувства, которые я испытывала в жизни. С ним я становлюсь напуганной, никому не нужной девочкой, над которой все смеются. А я поклялась, что больше никогда ею не буду.