Мэрилин хочет потереть глаза, но потом останавливается, чтобы не размазать макияж. Как иронично, думает она, что весь мир считает ее иконой, вожделеет ее, а мужчина, за которого она вышла замуж, ее не выносит.
– М-м-м, – отзывается доктор Гринсон. – Что вы собираетесь делать?
– Как вы думаете, любовь существует? Любовь между мужчиной и женщиной? Я не уверена, что любила хоть кого-то по-настоящему.
– Я думаю, существует.
– Тогда почему я не могу ее найти?
– Может быть, вы пока не встретили нужного мужчину.
– Хм-м-м. – Мэрилин вспоминает всех мужчин, которых, как ей казалось, она любила. Их было немало. – Каждому из них нравится что-то во мне. Но, когда я не оправдываю их ожиданий, они меняются. И я снова становлюсь Нормой Джин, смотрю, как меня бросает мама. Бросает Грейс. Бросают все, кто обещал любить меня и заботиться.
– Вы думаете, Артур собирается вас бросить?
– Вы разве не слушали? Он уже меня бросил. Мне осталось только уйти от него.
– А что насчет фильма?
– Со съемок мне тоже хотелось бы уйти.
– У вас есть друг, с которым вы можете поговорить, или человек, кому вы доверяете?
Мэрилин кивает.
– Да, моя подруга Элла. Я встречусь с ней, пока я в городе.
Займемся любовьюМэрилин
1960 год
На кофейном столике между Эллой и Мэрилин стоит корзинка с фруктами. Ее принесла Элла в качестве подарка. Полуприкрытыми глазами Мэрилин смотрит на расплывающиеся цветные пятна – апельсины, яблоки, виноград, – а потом на подругу.
– В детстве я воровала фрукты с рынка, – говорит Мэрилин слегка заплетающимся языком. – Мне ужасно хотелось есть.
– Я тоже, – признается Элла. Кажется, она хочет засмеяться, но ее глаза прищурены.
Мэрилин берет портсигар и достает самокрутку, но, прежде чем успевает закурить, Элла останавливает ее рукой:
– Мои легкие и так пропитались дымом из-за выступлений в ночных клубах. Ты же знаешь, я не выношу сигареты.
– Знаю.
– Тогда почему пытаешься закурить? – Она фыркает. – Тебе и самой вредно курить. От этого страдает голос.
Мэрилин пытается сунуть сигарету обратно, но та падает на пол. У Мэрилин не хватит сил, чтобы наклониться и подобрать ее. Остается надеяться, что она не забудет сделать это позже и не растопчет табак по ковру.
– Боже, девочка, возьми себя в руки. – В голосе Эллы звенит раздражение, которое подчеркивают ее нервные жесты. – Ты под кайфом.
– И пьяна тоже, – признается Мэрилин, указывая на пустые бутылки из-под водки и вина на столе.
– В сотый раз тебе повторяю: ты погибнешь, если не придешь в норму. А без тебя альбом «Подруги» так и не состоится.
– Я хочу записать альбом. Но Артур мне запрещает, – Мэрилин едва ворочает языком. Она выпила слишком много снотворного – ей нужен стимулятор, чтобы проснуться.
– Черт бы его побрал, – ворчит Элла.
– Я уйду от него. – Кажется, будто эти слова произнес кто-то за спиной у Мэрилин. Она оборачивается, но видит лишь свое отражение в зеркале на стене. Точнее, сразу три отражения. Три бледных Мэрилин с красными губами смотрят прямо на нее. Эту фразу произнесла она. А может быть, одна из них.
Мэрилин снова смотрит вперед.
– Да, я уйду от него.
– Серьезно? – Элла наклоняется ближе и смотрит Мэрилин прямо в глаза. Та пытается сфокусировать взгляд.
– Я пока не сказала ему об этом. Пытаюсь набраться смелости, чтобы вернуться к съемкам.
Элла снова хмурится. Ее лицо двоится перед глазами Мэрилин.
– Зачем? Ты же говорила, его фильм тебя унижает.
– Да. Но Кларк сказал, что не сможет закончить без меня. – Мэрилин пожимает плечами и заваливается набок. Выпрямиться ей не под силу, так что она просто расслабляется.
– Без тебя никто не сможет закончить.
Мэрилин наигранно стонет:
– Ладно уж. Этот фильм станет прощальным подарком моему мужу номер три.
Элла качает головой.
– Кроме того… – Мэрилин снова пытается выпрямиться, опираясь на стол, но корзинка с фруктами начинает шататься. – Я не хочу попасть в черный список. «Займемся любовью» не оправдал ожиданий. Моя кинокомпания потерпела крах и будет ликвидирована, но этот фильм, с Кларком Гейблом, вполне может стать успешным. Мне необходимо работать, Элла, как бы несчастна я ни была.
Элла хмыкает и складывает руки на груди.
– Ну и когда ты собираешься сказать ему, что все кончено?
Мэрилин через силу улыбается.
– После окончания съемок. Если скажу слишком рано, он мне отомстит. Перепишет реплики, чтобы заставить меня сказать что-то еще более мерзкое и унизительное.
– Артур умеет тебя мучить.
Мэрилин кивает:
– Потому я и под кайфом. Иначе мне не хватит смелости, чтобы вернуться.
Элла хмурится.
– От таблеток ты теряешь концентрацию. А тебе надо мыслить ясно.
Это было бы совершенно разумно, говори Элла с кем угодно, кроме Мэрилин.
– Я не знаю, как жить без… Без всего этого.
– «Всего этого»?
– Я еще подростком пила и глотала таблетки, Элла. – Мэрилин мотает головой, и ее начинает подташнивать. – Где бы я ни жила, достать алкоголь было несложно. А таблетки, ну, они помогают моделям справляться с голодом.
– Я уже видела, как ты завязывала. Ты сможешь завязать снова.
Мэрилин пожимает плечами:
– Завязав, я начинаю все чувствовать. И я чувствую слишком сильно. Я этого не хочу.
– Я знаю, каково это – когда тебе все безразлично и одновременно так больно, что ты хочешь спрятаться от всего мира за песней, тарелкой лазаньи, новым автомобилем, норковой шубой. Или за платиновыми волосами и фирменным вилянием. – Элла печально улыбается. – Но избавиться от чувств невозможно. Жизнь идет своим чередом. И ты не сможешь с ней справиться, если будешь вечно глотать таблетки. Жить нелегко. Особенно в том извращенном мире, в котором родились мы с тобой. Сиротские приюты, никчемные отцы, пропавшие мамы и, само собой, щедрая порция ненависти к себе – все это тяжело вынести. Но, чтобы выжить, некоторые чувства нужно впустить в себя. – Она смеется. – У меня не получается петь блюз. Знаешь почему? Он слишком эмоционален. Но я пробую снова и снова. Я стараюсь наполнить чувствами все песни, которые пою, как ты хочешь вдохнуть жизнь в персонажей, которых играешь. Ты не сможешь это сделать, если не будешь ничего чувствовать.
Мэрилин хочет наклонить голову набок, но вместо этого тяжело роняет ее на плечо и не может поднять.
– Ты сейчас со стула свалишься, – ворчит Элла по-доброму.
Мэрилин улыбается.
– Ты меня любишь.
– Естественно. Думаешь, я бы смотрела, как ты пускаешь слюни, если бы не любила тебя? – Элла встает и наливает стакан воды из-под крана. Она ставит его на стол перед Мэрилин, но потом передумывает и подносит к ее губам, помогая сделать глоток. – Тебе нужно встряхнуться. Не появляйся на съемочной площадке в таком виде. Ты лишь сыграешь на руку этому типу. Вложи в фильм все, что можешь, и спаси себя.
– Да, мамочка.
– Я тебе не мать. Но я – твоя подруга. Которая силой затащит тебя в клинику, если ты сама не бросишь.
Мэрилин хихикает, а потом прижимается к Элле и крепко ее обнимает.
– Спасибо, что веришь в меня.
Элла качает головой, словно сама не знает, почему верит в Мэрилин. Но для Мэрилин это неважно. Важно лишь то, что Элла говорит правду и ей можно доверять.
– Ты должна сама в себя поверить, – говорит Элла.
– Я пытаюсь, но иногда думаю, что лучше бы меня вовсе не было. – Навернувшиеся слезы удивляют ее и щиплют глаза. Ей казалось, она давно все выплакала.
Элла трясет ее за плечи, пока Мэрилин не поднимает взгляд, пытаясь сосредоточиться.
– Не говори так. Если тебе покажется, что ты собираешься что-то сделать, что-то подобное, немедленно позвони мне.
Мэрилин удается выговорить непослушным языком, выдавить через застрявший в горле комок:
– Позвоню.
– Обещаешь?
Мэрилин кивает. У нее многие просили такого же обещания. Люди хотят, чтобы она жила. Но почему? Норман Ростен, Ли Страсберг. Одним больше, одним меньше.
В конце концов, никто из них не сможет ее остановить, если она всерьез решит со всем покончить.
Между дьяволом и морской пучинойЭлла
1961 год
Синатра передо мной в долгу.
Я двадцать часов проторчала в самолете из Австралии в Вашингтон. Было неудобно, я страшно устала, но пропускать инаугурацию было нельзя. Не только из-за просьбы (точнее, требования) Фрэнка, но и потому, что мне нравится Кеннеди – прошу прощения, президент Джон Кеннеди – и продвигаемая им политика. Не нравятся лишь его супружеские измены. Я бы предпочла, чтобы некоторые люди не были с ним столь близки. В особенности одна конкретная женщина. Впрочем, это не мое дело, и ее все равно не пригласили.
Когда-то наши с Мэрилин взгляды на мужчин совпадали – мы обе считали, что карьера важнее. Я по-прежнему добиваюсь того, чего хочу, но раньше меня мучили сожаления и угрызения совести. К счастью, теперь это не так. Я изменилась. Но и Мэрилин тоже изменилась.
Теперь, влюбившись, я не скрываю это от тех, кто хочет знать правду. Но легче всего я влюбляюсь по дороге. Мужчина, которого я люблю сейчас, ждет меня в Копенгагене, в купленном мной доме в районе Клампенборг. В Лос-Анджелесе я тоже приобрела новый дом. Мне по-прежнему нужен опорный пункт в США, но, пока малыш Рэй живет с отцом, я провожу время в Дании. И сейчас я направлюсь туда прямиком из Вашингтона.
Но сначала мне предстоит пятиминутное выступление в Оружейной палате Национальной гвардии, где собрались сливки индустрии развлечений.
Состав участников поражает воображение. Я будто очутилась внутри кинохроники о величайших знаменитостях Голливуда. На инаугурации присутствуют Фрэнк Синатра, Нэт Кинг Коул, Джин Келли и Гарри Белафонте… И не меньше сотни других звезд со всех уголков страны, желающих принять участие в этом историческом событии.