Как она вообще здесь очутилась?
Она в очередной раз думала о самоубийстве, свесившись из окна, и тут ее застукала горничная. Но Мэрилин не прыгнула. Лина оттащила ее от окна, крича что-то по-итальянски, и сунула ей в руки телефон. В вызванном сильнодействующим лекарством полузабытьи она хотела сначала позвонить Элле, но не вынесла мысли о том, как та будет разочарована. Вместо этого Мэрилин набрала номер Джо. Она рассказала ему, что произошло, и попросила о помощи.
Они сохранили дружбу на протяжении прошлых лет и стали чаще общаться после того, как Мэрилин ушла от Артура. Без романтической подоплеки, просто поддерживая друг друга. Несмотря на все разногласия, Джо действительно о ней заботится и знает, что ей нужно. Им больше подходят платонические отношения, нежели романтические, и они оба это понимают. Он не раз говорил Мэрилин, что ей достаточно лишь позвонить, и он придет на помощь. Пока что он ее не подводил.
Элле это не нравится. Но у Эллы хватает своих забот, она не может бросить все, чтобы помочь Мэрилин. И та не хочет возлагать на подругу такую ношу.
Еще Мэрилин позвонила доктору Крис, с которой она встречалась почти ежедневно с тех пор, как скончался Кларк Гейбл и его стерва-жена обвинила в этом ее. У бедняги Кларка остановилось сердце – как заявила журналистам эта ужасная женщина, из-за того, что Мэрилин часто опаздывала на съемки «Неприкаянных». Лучше бы она присмотрелась к двум пачкам сигарет, которые Кларк выкуривал ежедневно. Этот мужчина, да будет Господь к нему милостив, не отличался крепким здоровьем. А из-за развода и страшных гадостей, которые наговорил ей Артур, Мэрилин просто… не выдержала.
Что удивительного в том, что она высунулась в окно, мечтая улететь?
Доктор Крис посоветовала лечь в психиатрическую клинику Пейна Уитни при Нью-Йоркской больнице.
Доктор Крис ее предала.
Она не сможет здесь отдохнуть. Не сможет избавиться от зависимостей. Ее просто заперли. Посадили под замок, как ее мать.
Я не Глэдис.
Здесь даже туалет заперт. Она может помочиться, только если санитары сами посадят ее на унитаз.
– Отоприте дверь! – кричит Мэрилин. – Выпустите меня. Это ошибка!
Но они не открывают. Просто проходят мимо, смотрят и осуждающе покачивают головами. Иногда останавливаются, чтобы рассмотреть ее получше. Им всем прекрасно известно, кто она такая. Они заинтригованы. И жестоки.
Мэрилин срывает сорочку, обнажая свое тело.
– Если вам так интересно – любуйтесь, черт возьми.
Почему доктор Крис так поступила?
Да, ей нужно слезть с таблеток. Да, она расстроена недавними событиями и впала в депрессию.
Но разве она похожа на безумцев, запертых в этой больнице? Нисколько. Они сумасшедшие. А у нее просто много проблем.
Мэрилин сидит на холодном полу, голая, пока все желающие пялятся на нее.
Потом дверь открывается.
– Ну наконец-то. – Она тянется за сорочкой.
Но, прежде чем она успевает одеться, ее окружают санитары и смотрят своими безжизненными глазами как на какую-то жалкую сумасшедшую. Мэрилин замирает, охваченная бесконтрольным ужасом. Инстинкт говорит ей бежать, и она бросается к двери. Но ее тут же хватают. Держат со всех сторон. Холодные грубые пальцы сжимают лодыжки и запястья.
Она сопротивляется. Пинается. Бьет кулаками. Кричит.
Ее переворачивают лицом вниз – слезы падают на блестящий пол – и несут на другой этаж. Там ее швыряют в крохотную белую ледяную палату и с грохотом захлопывают дверь.
В Мэрилин фейерверком взрывается злость. Она вскакивает, хватает стул и бьет им по стеклянной двери.
Стекло разбивается, и Мэрилин подбирает с пола осколок.
– Я порежу себя, если вы меня не выпустите, – предупреждает она, когда в палату снова вбегают медсестры и санитары. Но это ложь. Мэрилин не станет портить кожу, красоту, которую она так тщательно берегла. Ни за что.
– Тише, тише, – увещевает медсестра, вытянув руки. Стекло хрустит под ее мягкими, неуклюжими туфлями.
Мэрилин озирается, пытаясь сообразить, что задумала эта женщина и получится ли ускользнуть через открытую дверь. Но она не успевает принять решение: медсестра втыкает в нее шприц. Холодная жидкость вливается под кожу и, обернувшись огнем, растекается по венам. Все вокруг начинает расплываться, стены палаты пульсируют. Мэрилин пошатывается, и кто-то вырывает у нее из пальцев осколок стекла.
Ее укутывают и связывают так, что не пошевелиться, и она не может выговорить ни слова. Безмолвную, пускающую слюни, ее небрежно укладывают на койку. Мысленно Мэрилин кричит, но губы ее не слушаются, как бы она ни старалась.
На следующее утро ее мягко трясут за плечо, чтобы разбудить, и развязывают. Мэрилин потягивается, чтобы размять ноющие суставы.
– Доброе утро. – Санитар протягивает ей стакан воды и чашечку с таблетками.
Разве она здесь не для того, чтобы завязать с таблетками?
– Не хочу, – говорит она. – Они мне не нужны.
– Лучше выпей, а не то тебе сделают укол и заставят проглотить силой.
Мэрилин берет стаканчик и закидывает таблетки в рот. Потом санитар ведет ее в туалет и смотрит, как она справляет нужду.
Ее мутит. Собственное тело кажется чужим.
Они возвращаются к койке, и санитар снова собирается ее связать, но Мэрилин трясет головой и с трудом выговаривает:
– Пожалуйста, не надо. Я не стану сбегать.
Из глаз текут слезы, и санитар соглашается. Некоторое время спустя приходит медсестра.
– Можно мне позвонить друзьям? – просит Мэрилин.
Ей отвечают отказом. Ее заперли здесь от всего мира. От лекарств, которые ей дали, ее мучает слабость. Конечности кажутся неподъемными железными гирями.
Мэрилин не знает, сколько часов или минут проходит перед тем, как ей снова приносят таблетки. Она не хочет их пить, но боится, что бесцеремонный санитар применит силу или воткнет в нее шприц, и подчиняется. Потом, оставшись в палате одна, она сует себе пальцы в рот и тихо исторгает таблетки за койкой, надеясь, что никто ничего не заметит.
Она всегда с трудом справлялась с грустью и одиночеством. Но здесь ее заставляют чувствовать нечто совсем иное. Мэрилин всю жизнь гадала, похожа ли она на свою мать. Не попытается ли она в один прекрасный день пырнуть ножом лучшую подругу. Но самое страшное, что она сделала, это разбила стекло – и то лишь потому, что хотела сбежать из этой тюрьмы.
– Я не моя мать, – шепчет она в пустой, безрадостной палате. – Я не она.
Некоторое время спустя медсестра приносит ей воды и отводит в туалет.
– Вы не могли бы дать мне бумагу и ручку? Мне становится легче, когда я пишу. И я хочу написать друзьям, сказать, что у меня все хорошо. Они не знают, что я здесь, и будут волноваться.
Медсестра колеблется и кусает губы, но потом – Мэрилин это видит – все же решается помочь. Чуть позже она приносит бумагу с ручкой и наблюдает, как Мэрилин торопливо пишет записку Страсбергам.
Но ответа она не получает.
На следующий день к ней приходит врач и задает идиотские вопросы вроде «Почему вы продолжаете работать, находясь в депрессии?».
Мэрилин смотрит на него как на сумасшедшего.
– Если мне грустно, это еще не значит, что я не в состоянии зарабатывать себе на жизнь. Вы что, не ходите на работу в плохом настроении?
– Вы оказались здесь не потому, что вам грустно, мисс Монро.
Мэрилин прожигает его яростным взглядом. Она легла в лечебницу под именем Фэй Миллер. Врач нарушает все правила, называя ее мисс Монро. Почему не мисс Мортенсон, мисс Бейкер или какое-то другое имя, которое она использовала прежде? Или даже Зельда Зонк.
Этот человек совершенно не может взять в толк, что плохое самочувствие не причина всех подводить.
– Вы очень, очень больны, и уже давно, – говорит он.
Мэрилин шокирована. Она впервые видит этого врача. Откуда ему знать, что с ней и насколько давно? Карточка на его столе должна быть пуста. У него не может быть ее истории болезни.
– Я не единственная, кто переносит болезнь на ногах, – говорит Мэрилин и мысленно добавляет: «Недоумок».
Но она послушно отвечает на вопросы, потому что врач обещал ей телефонный звонок. В первую очередь она звонит Артуру – он в Нью-Йорке и, может быть, согласится за ней приехать. Но он отвечает отказом. Сердобольная медсестра разрешает ей попробовать снова, и на этот раз она звонит Джо, который тренирует бейсбольную команду во Флориде.
– Джо, помоги мне, умоляю. Они меня не отпускают, держат под замком, как ненормальную. Доктор Крис меня обманула. Это не место для отдыха. Меня даже связывают и вкалывают снотворное. Пожалуйста, помоги. Здесь мне становится только хуже, я сойду с ума по-настоящему, если меня не выпустят.
Джо изрыгает ругательства, и, прежде чем медсестра забирает у Мэрилин трубку, она успевает услышать слова, о которых мечтала последние четыре дня: помощь уже близко.
Несколько часов спустя до нее доносится знакомый голос, и Мэрилин дает волю слезам. Крики Джо эхом отдаются от стен лечебницы:
– Верните мою жену! Если вы ее не выпустите, я камня на камне не оставлю от этого места! Разнесу по кирпичику!
Мэрилин расслабляется, лежа на матрасе. Она испытывает облегчение.
Она почти на свободе.
Лечебница окружена журналистами. Джо выводит ее через заднюю дверь и сажает в лимузин. Они едут в неврологическое отделение в Медицинском центре Ирвингов Колумбийского университета, где Мэрилин кладут в одноместную палату и обещают самый лучший уход.
Джо сидит рядом с койкой, и Мэрилин не понимает, что за эмоции отражаются у него на лице. Она подскакивает от малейшего шороха за дверью, опасаясь, что ее снова запрут.
– Я каждый день буду с тобой, милая, обещаю, – заверяет Джо. – Я никому не позволю плохо с тобой обращаться.
В машине она прижалась к нему, вся в слезах, и рассказала о произошедшем. Джо крепко ее обнимает и даже предлагает послать кого-то к доктору Крис с «дружеским визитом», но Мэрилин отказывается. Она больше не хочет ни видеть эту женщину, ни думать о ней.