Я продолжаю следить за дорогой сквозь застилающую глаза пелену слез. Даже не помню, когда Джорджиана в последний раз так меня отчитывала. Наверное, отчасти я это заслужила, но она разбередила старые раны. Мне очень больно.
Я еду по скоростной магистрали, направляясь к Среднему Манхэттену. Ветер бьет в лицо, и я не слышу ничего, кроме ветра.
Спустя несколько километров молчание между нами делается невыносимым.
– Мне жаль, – говорю я.
– Ничего тебе не жаль. – Джорджиана удерживает концы шарфа. – Ну и ладно. Я сказала то, что хотела.
Мой эгоизм – давний камень преткновения, но сейчас мне не хочется его обсуждать.
– Давай поужинаем в «Бёрдлэнде». Там подают сэндвичи и неплохую жареную курицу. Ты выпьешь какой-нибудь алкогольный коктейль, я – «Ширли Темпл».
Джорджиана посмеивается:
– На людях ты и сама звучишь как Ширли Темпл. Как маленькая девочка.
– Да ну тебя, Джорджиана. Я и дома так говорю.
– Да, но, когда ты поешь, твой голос звучит совсем иначе. На сцене ты хочешь, чтобы тебя заметили. А вне сцены пытаешься слиться с фоном.
– Ты рассердилась сильнее, чем я думала. – Я продолжаю следить за дорогой.
– Открывая ящик Пандоры, никогда заранее не знаешь, что из него выберется. – Джорджиана шарит в сумке. – Притормози, мне надо закурить.
Она достает пачку сигарет.
– Черт, совсем забыла. – Двумя пальцами она сжимает конверт. – Тебе письмо от Мэрилин.
Я бросаю на конверт беглый взгляд, пытаясь припомнить, что я написала Мэрилин в прошлый раз.
– Положи ко мне в сумку. Потом прочту.
Джорджиана поддевает печать на конверте.
– Я могу прочесть тебе вслух. В последнее время вы так активно переписываетесь. Что-то задумали?
– Просто убери его. И ничего мы не задумали. – Я поглядываю на Джорджиану краем глаза, пока она не сует письмо в сумку. – Мы ни разу не встречались вживую. Что мы можем замышлять?
– Это уже третье или четвертое письмо за месяц. Я думаю, скоро что-то случится.
– Ничего не случится. – Я выезжаю на Бродвей и направляюсь к 52-й улице. – Я написала ей про ателье «У Зельды». Мэрилин подумывает о том, чтобы тоже заказать там платье. Но у нее тоже есть любимый модельер. Какой-то Уильям Травилла.
– Вы что, собрались обменяться модельерами? Ужасная идея.
– Я этого не говорила. Мне не обмениваемся, просто обсуждаем. Боже. – Шины визжат от резкого поворота.
– Кажется, ты тоже рассердилась сильнее, чем думала. – Джорджиана указывает на вывеску: – О, сегодня играет Диззи Гиллеспи. Ты поэтому вышла из дома? Хотела поболтать с другом?
– Он и твой друг тоже. Не используй его в качестве аргумента в споре.
– Так ты признаёшь, что мы спорим?
Я паркуюсь и глушу мотор.
– У нас с Диззи общие вкусы. Мы любим обсуждать музыку. Мою любимую музыку, импровизированную, без репетиций. Ту, которая идет из сердца. – Я дотрагиваюсь до ее руки, и она ко мне поворачивается. – Ты это знаешь.
– Да.
– И ты знаешь меня всю мою жизнь.
– Верно.
– И за все это время я особо не изменилась, так?
Джорджиана смеется:
– Так. Я понимаю, о чем ты. – Она открывает дверцу машины. – Но мне это все равно не нравится.
Поужинав, послушав выступление Диззи и поболтав с ним, мы с Джорджианой, уставшие и переевшие, выходим из «Бёрдлэнда» около полуночи и садимся в кабриолет. Когда я подъезжаю к дому, Джорджиана уже давно спит на пассажирском сиденье. Неудивительно – она выпила два «Сингапурских слинга», поужинав перед этим жареной курицей с картофельным пюре. Я завидую тому, что у нее есть возможность поспать в дороге. Оказавшись дома, я намереваюсь немедленно раздеться и лечь.
Все планы моментально вылетают у меня из головы, когда я вижу, кто стоит на пороге моего дома в Куинсе.
Я расталкиваю Джорджиану, чтобы она тоже на это посмотрела:
– Просыпайся, вылезай и иди к себе в комнату. Не останавливайся. Ничего не говори. Я сама разберусь.
Сонная Джорджиана приоткрывает один глаз и не сразу понимает, в чем дело. Потом она резко выпрямляется:
– Господь всемогущий. Что Рэй здесь забыл?
– Именно об этом я и собираюсь его спросить.
Джорджиана открывает пассажирскую дверцу, а я вылезаю из машины с другой стороны. Потом мы синхронно захлопываем дверцы.
– Пообещай мне, Джорджиана. Иди сразу к себе. Ладно?
– Тебе точно не нужна помощь?
– Все будет нормально.
Она одаривает меня скептическим взглядом:
– Ни за что ему не уступай, слышишь? Мне все равно, чего он хочет. Не поддавайся. – Она морщит нос и содрогается. – И я не хочу видеть его на диване в гостиной завтра с утра.
Мы ведем этот разговор, направляясь по дорожке к крыльцу, и вовсе не шепотом. Так что Рэй Браун слышит каждое слово.
– Зачем ты приехал? – наверняка он ждет этого вопроса, и я задаю его, едва приблизившись.
– Я хочу повидаться с сыном и забрать кое-какие вещи.
Я прохожу мимо, открываю дверь и пропускаю вперед Джорджиану.
– Лучше бы ты позвонил или прислал телеграмму вместо того, чтобы являться без предупреждения. – Я захожу в дом вслед за Джорджианой. Наверно, я ответила слишком резко. Мы в разводе. Пора оставить боль и злость в прошлом. Я поворачиваюсь к Рэю:
– У тебя все хорошо? Ничего ведь не случилось?
– Неважно, случилось или нет! – кричит Джорджиана через всю гостиную и прихожую. – Ему следовало позвонить. Просто так приезжать невежливо.
– Джорджиана, я разберусь.
Продолжая ворчать, она бредет по коридору, ведущему в ее комнаты.
Рэй идет следом за мной в гостиную. Наверняка все в доме спят, кроме нас двоих (и Джорджианы, которая, скорее всего, притаилась неподалеку), но меня это особо не волнует. Я просто не хочу беспокоить Рэя-младшего и мою тетю.
– Я бы предпочла, чтобы ты уехал. Уже полночь, слишком поздно, чтобы будить Рэя-младшего.
– Если мне нельзя с ним увидеться и забрать вещи, могу я хотя бы с тобой поговорить?
– Нам не о чем разговаривать. Тем более в такой час. – Я иду к холодильнику.
– Мы по-прежнему друзья, разве нет?
Я открываю холодильник, пялюсь на заставленные едой и напитками полки, потом достаю пакет апельсинового сока. По привычке я чуть не предложила налить Рэю стакан, но тогда он еще дольше здесь проторчит. Это уж точно.
– Завтра утром тетя Вирджиния отвезет Рэя-младшего к тебе в отель. Только скажи название.
Он пожимает плечами.
– Я приехал сюда сразу из аэропорта. Рассчитывал переночевать у тебя.
– Ты пьян?
– Нет. Трезв, как пастор в воскресенье.
– Ты не можешь здесь остаться.
– Ну хватит, Элла. Я прожил в этом доме много лет. Он размером с дворец. Тебе даже не придется меня видеть.
Мне не под силу на него взглянуть. Мы разошлись полюбовно. Во время гастролей мы спокойно ужинаем вместе. Но внезапный визит напоминает мне вторжение. Он стоял у меня на пороге посреди ночи, будто имеет на это право.
– Что бы ты ни хотел мне сказать, выкладывай и убирайся. – Я захлопываю дверцу холодильника, шагаю к буфету и достаю стакан. – Давай. Что там у тебя?
– Я кое с кем встречаюсь, и я бы не хотел, чтобы ты узнала об этом из журнала Jet или из чьих-то досужих разговоров.
Апельсиновый сок выплескивается через край стакана. Звонит телефон. Я не уверена, что шокировало меня больше: слова Рэя или все остальное.
– Телефон звонит, ты слышал?
– Кто звонит тебе в такой час?
Я мотаю головой.
– Поверить не могу, что ты об этом спросил. – Я беру со столешницы тряпку и вытираю лужицу сока. – И поверить не могу, что ты заявился в такой час. Я не знаю, что мне чувствовать. Но плакать я не собираюсь. Новости ты сообщил. Можешь проваливать. – Телефон продолжает звонить.
– Кто-нибудь возьмет трубку?
– Пусть звонит! – кричу я.
– Элла, – пищит Джорджиана.
– Что такое? Я думала, ты уже спишь. – Я кривлю душой.
– Тебе звонят. – Она неторопливо заходит на кухню. – Твоя подруга, Мэрилин.
– О чем это она? – Рэю хватает наглости выразить недовольство. – Что еще за Мэрилин? Монро? Она звонит тебе? В такой час?
– В Лос-Анджелесе на три часа меньше, – поясняет Джорджиана. В одной руке она держит телефонную базу на длинном проводе, в другой – трубку, прикрывая микрофон ладонью.
– Мы заняты, – говорит Рэй.
– Ты рассказываешь ей про свою новую подружку. Как по мне, это непременно кончится ссорой. – Джорджиана смотрит ему прямо в глаза: – Элле такой разговор ни к чему.
Я подхожу к Джорджиане, и она, по-прежнему удерживая телефон, встает между мной и моим бывшим мужем.
– Доброй ночи, Рэй, – говорит Джорджиана с нажимом. – Кажется, тебе велели уходить.
– Я подожду, пока она не закончит говорить по телефону.
– Даже после двух «Сингапурских слингов» Джорджиана легко сможет вышвырнуть тебя из моего дома.
Он стоит не шелохнувшись, но я больше не могу на него смотреть. Я постепенно осознаю новость и начинаю чувствовать что-то, чего бы мне не хотелось. Боже, мне надо отвлечься.
– Давай сюда телефон, Джорджиана.
Матерь Божья, смилуйсяМэрилин
1953 год
Мэрилин сидит у себя на диване и накручивает на палец телефонный провод, стараясь запастись терпением. Из трубки доносятся приглушенные голоса. Они с Эллой переписываются уже некоторое время, но все же письма – это не то же самое, что телефонный разговор. И Мэрилин пока не уверена, будет ли он отличаться в лучшую или в худшую сторону.
– Вот и она, мисс Монро. – В трубке слышен шорох, а затем наступает тишина, но по звукам дыхания она понимает, что Элла наконец-то подошла к телефону.
– Алло. – Элла говорит с придыханием, ее голос намного мягче, чем на пластинках.
– Мисс Фицджеральд, как же я рада, – говорит Мэрилин с улыбкой. – Я уже не один десяток раз набирала ваш номер, а потом тут же вешала трубку. Я уже говорила об этом в письмах, но скажу еще раз: я всегда восхищалась вашим пением. Часами могла слушать ваши пластинки. У вас есть проигрыватель для пластинок? Ох, ну разумеется, есть. Что я несу? Поверьте, я так признательна, что вы ответили на мой звонок. – Из-за волнения она начинает тараторить, поэтому делает глубокий вдох, чтобы успокоиться. Сейчас она ощущает себя не Мэрилин, кинозвездой, а всего лишь Нормой Джин, маленькой девочкой, впервые повстречавшей своего кумира.