При этом также указывалось на то, что Союз признает коммунистическое правительство СССР антинациональным и действующим во вред России. Союз считал необходимым в случае вооруженного столкновения СССР с какой-либо державой усилить в единении с русским народом революционную борьбу с коммунистическим правительством, добиваясь всеми мерами создания Национальной России, Союз объединил в своих рядах ранее самостоятельные группы русской молодежи в странах Европы и на Дальнем Востоке. Штаб-квартира Союза располагалась в Белграде.
В 1931 году организация стала уделять внимание боевой антисоветской работе, опираясь на помощь старших коллег из Общевоинского союза (РОВС) и Братства русской правды (БРП). При этом руководителям РОВС как раз и не нравилась невероятная активность «нацмальчиков» – генерал Миллер приказывал делать все, чтобы ослабить влияние НСНП на эмигрантскую русскую молодежь. Этим занималась Внутренняя линия РОВС. Зато иноземные кураторы – спецслужбы Польши, Германии и Японии – были весьма довольны этой активностью.
Но главное отличие НСНП от РОВСа, мыслившего в военных категориях, заключалось в том, что молодежь видела в большевизме не только физическое завоевание России, но и идейное, считая, что эту духовную болезнь можно победить, лишь противопоставив ей здоровую идею. Вообще, не столько силой большевизма, сколько слабостью и разложением ведущего слоя нации обусловлена катастрофа России, – утверждал Георгиевский и подчepкивaл: «…следует всегда помнить, что революционная деятельность распадается на два неразделимых и взаимно друг друга дополняющих вида: физической и идеологической борьбы. Слабость или отсутствие одного из них – верный залог неуспеха дела».
Идеология Союза имела три составные части – «идеализм, национализм, активизм». Разные стороны ее привлекали в Союз разных людей. И еще привлекала идея самоотверженного служения России: «Преодоление зла начинается с очищения себя, с нового отбора людей, отбора “русского национального рыцарства”, верующего, любящего, одержимого, готового к смерти». «Да возвеличится Россия, да гибнут наши имена» – таков был девиз членов НСНП. И они вскоре доказали, что готовность к смерти была не только словами…
Поначалу конспиративная работа НСНП (походы в Россию) организовывалась через РОВС и «Братство русской правды», что окончилось трагически: в 1932 году в Россию пытались проникнуть шесть человек по каналам БРП, через Прибалтику – все погибли в результате предательства одного из руководителей БРП А. Кольберга. Гибнут и шедшие по каналам РОВСа: летом 1933 года через румынскую границу в СССР были направлены Пётр Ирошников и Михаил Флоровский. Оба они попали в чекистскую засаду и тоже погибли. Летом 1934 года по каналам РОВС границу перешел член НСНП Г.Е. Прилуцкий с напарником. Они с трудом избежали ловушки и были вынуждены вернуться в Финляндию, принося подозрения о наличии агентуры в РОВСе. В 1935 году перешли границу в Маньчжурии Иннокентий Кобылкин, Евлампий Перелядов и Борис Оленников. Они добрались до Москвы, провели там некоторое время, завязали контакты. Потом они отправились обратно через всю Сибирь. Уже у границы их опознал знавший их ранее в Харбине железнодорожник и выдал чекистам. Все трое были расстреляны в Иркутске.
С 1932 по 1940 год два десятка членов Национально-трудового союза (так с 1934 года стало называться НСНП) погибло при переходе границы, но десятку удалось закрепиться в стране, и с 1938 года НТС непрерывно в России присутствует.
Данные о возможной агентуре были предъявлены руководителям РОВСа, чему те не поверили. И совершенно зря! Впрочем, тогда еще никто не догадывался о том, что руку к этим провалам приложил член правления IV отдела РОВС в Белграде, одновременно и член правления самого НСНП – Леонид Линицкий.
По рекомендации тестя, Федора Ардальоновича Дракина, носившего в своей петлице значок с портретом убитого во Франции короля Александра, и с благословения руководителя IV отдела РОВС генерала Барбовича Леонид Линицкий в 1933 году вступает в Белградское отделение галлиполийцев. Барбович еще и попенял доктору Линицкому за то, что, столько лет живя в Югославии, до сих пор не удосужился вступить в ряды своих собратьев по лагерю в Галлиполи.
– Нельзя же так, молодой человек! Имея такого дядю и кузена, и такого активного тестя, – Иван Гаврилович дружески похлопал по плечу своего соседа по квартире, – так далеко отстраняться от дел русской эмиграции.
– Я был слишком растерян, господин генерал. К тому же многие успели эмигрировать с семьями или же пережениться в Галлиполи, а я оставался один, – винился Линицкий. – Да и потом, мне казалось, что на чужбине заниматься политикой – не самое благодарное дело.
– Господин Линицкий, – усмехнулся генерал, – политикой даже на родине занимаются либо идиоты, либо себялюбцы, либо прихлебатели…
Барбович сделал паузу и посмотрел на Линицкого, а тот удивленно смотрел на старого генерала, часто моргая. Довольный, что добился нужного эффекта, генерал улыбнулся еще шире, обнажив под усами два ряда желтых, но еще крепких зубов.
– А мы здесь не политикой занимаемся. Мы стремимся доказать миру, а в первую очередь себе самим, что мы искренне любим Россию и хотим вернуться в нее на белом коне Победы…
Он снова замолчал, затем уже вполне серьезно и даже грустно вздохнул.
– Хотя с каждым годом все больше убеждаемся в том, что это маловероятно.
– Тем не менее нужно бороться, Иван Григорьевич. Не сдаваться, – решительно произнес Линицкий. – В конце концов, если не мы, русские, то кто, кроме нас, будет бороться за Россию?
– Ну, у нас есть верные союзники – немцы, – вставил и свое слово Дракин. – Тем более, у нас с ними наладились неплохие контакты.
– Вы совершенно правы, Федор Ардальонович, – снова оживился Барбович. – Давайте так, Леонид. Завтра к 8.00 подходите в нашу канцелярию. Я дам команду моему секретарю ротмистру Комаровскому. Он вас внесет в список членов РОВС.
Барбович протянул руку Линицкому, и тот почувствовал, что у 59-летнего генерала рукопожатие еще вполне крепкое.
Канцелярия военного агента Базаревича служила одновременно и штабом генерала Барбовича, который находился в здании напротив королевского замка на улице Краля Милана.
3 мая 1933 года Линицкий явился в канцелярию, где его уже ждал предупрежденный Барбовичем ротмистр Комаровский.
– Приветствую вас, господин Линицкий, – улыбнулся Комаровский. – Иван Гаврилович меня уже обо всем предупредил. Посему перейдем сразу к делу. Вот вам бланк. Присаживайтесь, читайте и заполняйте.
Это был опросный лист для зачисления в члены Белградского отделения галлиполийцев. Линицкий понимал, что имея в родственниках дядю генерала, а в знакомых еще одного генерала – Барбовича, причем начальника самого Комаровского, последний никакой проверки и никаких лишних вопросов задавать не будет. В данном случае даже поручители не понадобились – два генерала были у него за спиной. К тому же и в Галлиполи Линицкий был на виду. Поэтому Леонид Леонидович и не испытывал никакого напряга, отвечая на вопросы анкеты. И он оказался прав – уже через две недели после официального вступления в общество галлиполийцев Линицкого пригласили на заседание правления Белградского отделения. А спустя чуть больше месяца, 21 июня, Линицкий был кооптирован в состав правления, 3 января же 1934 года становится действительным членом правления, в каковой должности и состоял вплоть до дня ареста.
Одновременно с быстрым продвижением в местный галлиполийский центр Линицкий сначала вступает в образованную подполковником Козубским группу по изучению СССР и для «разработки» тем заходит к ротмистру Комаровскому в канцелярию IV отдела, а после того как Комаровский отказался от делаемых им у галлиполийцев докладов, Линицкий его заменяет и под предлогом сбора для этих докладов сведений начинает чаще посещать Комаровского и даже брать у него материалы к себе на дом.
Высокий красавец Альбин Комаровский сразу почувствовал симпатию к Леониду Линицкому. Он увидел в нем, в своем ровеснике, родственную душу. Оба высокие, с аккуратно подстриженными усиками, вполне начитанные и грамотные люди. Правда, у кадрового офицера, ротмистра Комаровского выправка все же была получше, нежели у доктора Линицкого. Комаровский в первый же день пригласил Линицкого отобедать вместе.
– А вы где обедаете, Альбин Николаевич?
– О, здесь в глубине двора есть великолепная русская столовая господина Егорова. Там любит столоваться наш брат, русский. Там же можно и пообщаться спокойно, не боясь, что тебя выследят агенты Тайной полиции.
– А что, они интересуются членами РОВС? – поинтересовался Линицкий.
– У них такая работа. Напротив ведь королевский замок, а мы все же для них иностранцы, хотя и считаемся братьями по вере. Да вы не бойтесь, Леонид Леонидович. Пока прецедентов не было.
– Спасибо, успокоили.
Они вышли на улицу и вскоре очутились в довольной скромном по интерьеру, но уютном помещении столовой. Заказали котлеты по-киевски, овощной салат и двойную стопку сливовицы.
– За неимением русской водки приходится пить водку сербскую, – развел руки в сторону Комаровский.
– Сливовица – скорее самогон, – усмехнулся Линицкий. – Но такая же, зараза, крепкая, как и наша родная.
– Это не отнять! – засмеялся Комаровский, поднимая стопку чуть сизоватой жидкости. – Предлагаю выпить на брудершафт, доктор.
– Не возражаю, ротмистр!
Они чокнулись и перекрестили руки.
Комаровский нужен был Линицкому не только как важный сотрудник РОВСа, но и как член правления НСНП. Поэтому знакомство и завязавшаяся дружба с ним была выгодна советскому резиденту вдвойне. Тем временем Линицкий, став членом местного правления галлиполийцев и ярым «поклонником» РОВСа, включился в одну из ячеек конницы, в кадр 4-го гусарского Мариупольского полка.
Но уже пора было озаботиться и собственной командой агентов. Линицкий за столько лет уже накопил достаточно знакомств среди русской эмиграции, что мог почти безошибочно определить, кого можно завербовать без страха быть раскрытым, а с кем можно просто поддерживать тесное знакомство. Своим же заместителем Линицкий сделал капитана Ивана Андреевича Шклярова, с которым близко познакомился еще в Галлиполийском лагере, а в Белграде встретил