– Значит, это – не криминальное дело, – чем еще более удивил окончательно проснувшегося хозяина квартиры. Полицейский тем временем продолжал: – Вот что: от агента мы знаем, что сегодня днем будет ограблена ваша квартира, а завтра вечером квартира Марии Пепескул, когда она будет на балу. Уберите ваши ценные вещи и бумаги, предупредите госпожу Пепескул. Мы возьмем под наблюдение вашу и ее квартиры. – Подумав немного, полицейский спросил: – Скажите, не знаете ли вы, кто пригласил ее на бал?
Байдалаков лишь пожал плечами.
Мария Дмитриевна Пепескул в это время была казначеем Исполнительного бюро НСНП. Незадолго до событий Комаровский обратил свое благосклонное внимание на незамужнюю женщину. Встревоженный, Байдалаков не раз пытался убедить ее в опасности увлечения Комаровским, известным руководству НСНП как крупный агент Внутренней линии. Но все деликатные попытки отговорить ее от рискованной связи успехом не увенчались. С каждым новым днем крепли и углублялись ее отношения с Комаровским. Поэтому было решено на заседаниях Исполнительного бюро в ее присутствии ничего секретного не говорить.
Криминальный полицейский оказался прав. Днем 3 декабря налетчики проникли в квартиру Байдалакова. А в ночь с 4 на 5 декабря они пытались войти в квартиру Пепескул и были пойманы с поличным – дамской сумочкой, украденной у Пепескул на балу, с ключом от ее квартиры. Идя по следам налетчиков, полиция пришла к Линицкому, у которого были обнаружены вещи, похищенные у Байдалакова.
Линицкий неожиданно для себя получил приглашение на офицерский бал в Офицерском собрании: «Честь имеем пригласить на офицерский бал доктора Леонида Линицкого». И подпись: секретарь IV отдела РОВС ротмистр А. Комаровский.
Линицкий усмехнулся. Набрал номер Комаровского, когда тот снял трубку на другом конце провода, сразу заявил:
– Альбин, разумеется, я благодарен за приглашение на бал. Но ты же знаешь, я не танцую. Во-первых. А во-вторых, как ты себе представляешь: я буду веселиться, а моя супруга останется с двумя детьми на руках?
– И вовсе необязательно танцевать, – тут же ответил Комаровский. – Просто составишь компанию мне и Марии. Там будет весело, возможно, кто-то из наших артисток приедет: Карсавина, там, или даже Плевицкая. А что касается супруги, уверяю тебя, Катя не будет против.
Линицкий в ответ только хмыкнул. Но, когда он подошел к ней, чтобы поговорить об этом, ему показалось, что она уже была в курсе («Уж не Комаровский ли ее об этом и предуведомил», – подумал он), и тут же сказала:
– Конечно, сходи, Леня. А с детьми мне и мама, и тетя помогут.
Линицкий связался со Шкляровым, тот явился в медицинский кабинет доктора Линицкого буквально через полчаса.
– Иван Андреевич, я приглашен в субботу на офицерский бал. Я буду находиться за одним столиком с Комаровским и Пепескул. Ты должен быть там же. Когда Альбин со своей дамой пойдет танцевать, я останусь за столом охранять ее сумочку, – улыбнулся Линицкий. – Соответственно, ключи от ее квартиры неким образом окажутся у меня, а затем должны перекочевать к тебе. Что нужно делать дальше, надеюсь, объяснять не нужно?
– Задание понятно, Леонид Леонидович! Все будет сделано по высшему классу.
– Не сомневаюсь!
Вечер и в самом деле удался. Хотя обещанных актрис и не было, зато военный оркестр играл весь вечер. Музыка, шутки, обмен новостями, бокалы с вином и ракией – что еще нужно молодым людям, чтобы отдохнуть душой и телом?
Альбин Комаровский, как и всегда, проводил Пепескул до самого дома. Всю дорогу говорили о своих чувствах, скорой свадьбе и мечтали о том, что будет потом, после венчания. И лишь у самой двери подъезда, когда Комаровский, прощаясь, поцеловал ее руку, Мария обнаружила, что в ее сумочке нет ключа от квартиры.
– Вот дуреха! Впопыхах, наверное, оставила ключ дома. А может, и потеряла.
Она виновато посмотрела на Комаровского.
– И что же делать? – обескураженно спросил тот.
– Придется будить тетку, – пожала она плечами.
Комаровский прижал Пепескул к себе, поцеловал ее в губы и быстро зашагал по улице, а Мария нажала на кнопку звонка.
Виктор Михайлович Байдалаков направился в клуб НСНП, на Балканскую, 2, что в центре Белграда, напротив знаменитой гостиницы «Москва». Шестой этаж этого большого дома занимает НСНП. Большая прихожая, просторный зал на 80—100 мест, позади него комната для заседаний Исполбюро, напротив нее кабинет председателя, машинописное бюро, отдел пропаганды, гостиная, превращенная во временную спальню для «бездомных» и приезжих новопоколенцев, и, наконец, напротив прихожей большая кухня, туалет, ванная и в сторонке похожий на чулан кабинет контрразведки. Стены его уставлены полками, на них громоздятся папки под номерами. В углу несгораемый шкаф, где хранятся несколько пистолетов, в другом углу два стула и небольшой стол.
У лифта стояла Мария Пепескул – веселая, приветливая. Оба практически одновременно поприветствовали друг друга, вошли в лифт и стали подниматься на шестой этаж.
– Как выходные провели, Виктор Михайлович?
– В церковь ходил… – начал было Байдалаков, но Пепескул это было неинтересно, даже недослушав его, она защебетала про свое:
– А я в субботу до упаду танцевала в Офицерском собрании. Так было весело! До глубокой ночи! Подошли мы к дому, я открыла сумочку – а ключей ни от подъезда, ни от квартиры нет! Ха-ха-ха! Разиня! Наверно, потеряла, когда пудрилась в уборной!
– А может, украли? Кошелек на месте?
– Нет, никто не вытащил! Когда я танцевала с Альбиной, я оставляла сумочку на столе. С нами ведь был еще доктор Линицкий, а он не танцует. Пришлось будить бедную тетушку!
После недавнего разговора с Губаревым и Георгиевским эта «потеря» ключей в Офицерском собрании показалась Байдалакову подозрительной, и он решил поделиться своими сомнениями и, кстати, ближе познакомиться с Околовичем.
Георгий Сергеевич выслушал Байдалакова внимательно, чуть прищурившись, оценивающе измерил его своими зеленовато-карими глазами и, неторопливо проведя рукой по волосам, заметил:
– Мария Дмитриевна умная, интересная, волевая женщина, но она сейчас влюблена – значит, многого не замечает…
– Любовь зла, полюбишь и козла! – не удержался Байдалаков.
– Мне сдается, что вы ухватились за ниточку. Теперь надо ее не выпустить из рук, и, надеюсь, она приведет до чего-то весьма любопытного. Поможете мне, а?
– По мере сил! Вы ведь знаете, Георгий Сергеевич, что я работаю. Прихожу рано утром, перерыв на обед, и до вечера! После восьми вечера я к вашим услугам! Конечно, интересно, чем дело кончится, как распутать ниточку! Кстати, о ключах: Марии Дмитриевне придется заказывать новые или менять замок. Это учитывает, конечно, и ротмистр, и я полагаю, что он должен торопиться, – ответил Байдалаков.
Они оба зашли к Георгиевскому и все ему рассказали. Байдалаков и Георгиевский всполошились: ведь под подозрением был доктор Линицкий, один из взятых под наблюдение офицеров! Тень падала и на самого Комаровского. Исполбюро НСНП сообщило о случае пропажи писем и ключа белградской полиции, указав подозреваемых ими лиц.
Через неделю Околович узнал, что Пепескул и ее тетушка приглашены Комаровским на премьеру в русский театр, известил о том полицию, высказав предположение о возможной выемке секретных документов большевистскими агентами, и передал изготовленные заранее ключи.
Пепескул решили в операцию не включать, поскольку наблюдательный Комаровский может по ее поведению догадаться. К тому же они все-таки не были уверены до конца, что ключи взяты именно им.
– Я постараюсь узнать о планах Пепескул в ближайшие дни. Если вопрос идет о выемке, то нужно, чтобы отсутствовала и ее тетушка, – заметил Георгиевский.
В субботу Околович доложил Губареву, что ротмистр Комаровский пригласил в театр Марию Пепескул и ее тетушку. У начальника русского отдела полиции, видимо, были основания не доверять Комаровскому.
После ухода Пепескул у ее квартиры полиция устроила засаду. Около 10 часов три человека отперли дверь и вошли внутрь. А спустя несколько минут четверо здоровенных жандармов ворвались, сбили дубинками преступников с ног, надели наручники и повезли в знаменитую белградскую тюрьму Главнячу.
Иван Шкляров решил проявить инициативу. Он уже год с лишним работает с Линицким, многому у него научился, но до сих пор ни разу не действовал самостоятельно. Он все же не мальчик, кадровый военный, офицер в чине капитана Русской армии. В задуманную операцию он решил не посвящать Линицкого. Попросил Уроша, того самого высокого молодого серба, что помогал в ресторане с Вергуном, найти хорошего взломщика сейфов среди местных уголовников. Урош, разумеется, подсобил, нашел специалиста, но откуда же было ему знать, что этот «медвежатник» – работает на тайную полицию. И за день до посещения квартиры Пепескул Николай Губарев уже знал об этом визите. А пытать в Главняче умели – там люди либо сознаются во всем, либо остаются калеками.
Шкляров не выдержал пыток, но помимо фамилии Линицкого назвал и Комаровского. Тут же в квартире Комаровского был произведен обыск, который, впрочем, ничего не дал. Тем не менее начальник полиции, занявшийся этим делом лично, не мешкая, направил своих агентов в Русский дом за Комаровским. А те, не зная сути дела, арестовали его и со свойственной им грубостью его даму, которой оказалась Мария Пепескул.
Впрочем, быстро сообразив, что дама всего лишь оказалась не в нужном месте не в нужный час, начальник полиции, обругав агентов и извинившись перед Пепескул, велел отвезти Марию домой. Проведя бессонную ночь, обиженная недоверием руководства Союза, грубостью полиции, расстроенная вероломством жениха и не веря еще до конца всему происшедшему, она кинулась на другое же утро к Байдалакову. Но тот, зная ее бешеный нрав, предпочел не оказаться дома. Тогда она поехала к Георгиевскому в Земун, который в те годы был еще пригородом сербской столицы, на противоположной стороне Дуная. Профессор жил в собственном доме, на слабо освещенной улице Деспота Джурджа. Георгиевский постарался убедить ее в правильности действий исполнительного бюро, в том, что Комаровский и Линицкий – это агенты Москвы, и уговаривал выступить против них главным обвинителем и свидетелем.