Впрочем, до Сталинграда Леониду Линицкому пришлось принять участие еще в нескольких боях. И ему везло – пули свистели мимо, лишь однажды слегка зацепив плечо.
Остатки дивизии во главе с подполковником Пашининым наконец добрались до Сталинграда. Знамя дивизии осталось целым и невредимым. Саму дивизию сразу же включили в состав 62-й армии. Леонида Линицкого, которого уже считали погибшим, отправили в тыл, в Куйбышев, где уже находилась Екатерина Федоровна. Когда сообщили Судоплатову о том, что Линицкий участвовал в оборонительных боях и вернулся в Сталинград, тот был очень зол. Это была совершенная глупость – контрразведчику, готовому к заброске во вражеский тыл, подвергать себя опасности быть убитым.
– Слишком много времени и средств потратили на ваше обучение, товарищ Линицкий, чтобы с такой легкостью вы обращались со своей жизнью, – распинал по телефону Линицкого из Москвы Судоплатов.
– Виноват, Павел Анатольевич, – извинялся Линицкий.
– Конечно виноваты. И об этом будет доложено товарищу Берии. А пока возвращайтесь в Куйбышев и ждите дальнейших приказаний.
– Слушаюсь!
Возвращение в Куйбышев было двояким. С одной стороны, новая встреча с женой. С другой стороны, недовольство руководства проваленной операцией по забрасыванию за линию фронта. И хотя вина самого Линицкого была здесь минимальной, но факт, что практически год подготовки пошел насмарку, говорил уже сам за себя.
Приказано было ждать до особого распоряжения! А сколько ждать? То никому не ведомо.
Впрочем, время ожидания скрасило рождение 19 сентября 1942 года третьего ребенка, девочки, которую решили назвать Горданой. Если родившихся в Югославии обоих детей назвали русскими именами, то Гордана – результат небольшой ностальгии по Югославии, где прожили они несколько десятков лет, где встретились и полюбили друг друга.
Самого Линицкого в роддом не пустили, боялись инфекции. С женой общались только с помощью записок. Волнение и скука овладели Леонидом Леонидовичем. Чтобы хоть как-то развеяться, он сел писать открытку дочери Галочке, которая вместе с братом и бабушкой, Марией Николаевной, по-прежнему жила в Кемерове.
«Детишек поздравляю с сестренкой, а М.Н. с новой внучкой. Вчера в 23 ч. 30 м. у Катюши родилась девочка, которую решили назвать Горданой. Это тебе, Галочка, живая кукла, вместо безвременно погибшего пупса “Юрика”. Свою дочку я еще не видел, т. к. в роддом никого не пускают. Катюша пишет, что чудная – толстенькая, кругленькая и с черными волосиками по всей головке. О глазках ничего не пишет, по-видимому, не успела рассмотреть, т. к. ее после рождения еще не видела. На ручке у нее номерок и фамилия на кусочке клеенки.
Целуем Вас всех крепко. Линицкие Леонид, Катюша и Гордана».
Мария Николаевна, разумеется, рождению третьей внучки обрадовалась, но жизнь в Кемерово была трудной, не хватало денег. Работать она не могла, а дети были слишком малы, чтобы их приняли на какую-нибудь, даже самую легкую работу. Приходилось продавать вещи. И Линицкий писал теще, что пытается вытребовать из Москвы свои вещи: можно будет продать его валенки и ботинки. С другой стороны, при первой возможности он обязательно вышлет ей и детям деньги телеграфом.
Время шло, а по поводу Леонида Линицкого не было никакой команды. Наконец, из Москвы пришло решение: в связи с невозможностью в данный момент использовать майора Линицкого Леонида Леонидовича в контрразведывательной деятельности, предписать ему направиться в город Саратов в один из военных госпиталей и работать по основной специальности – врач.
Это был удар ниже пояса. Линицкий был сам не свой. Снова Родина не видит в нем необходимости. Екатерина Федоровна долго не могла его успокоить. Да ей и самой было обидно. Она ведь тоже вполне заслуженно считала себя частью системы.
В Саратове был создан комитет помощи по обслуживанию больных и раненых. К июлю 1942 года количество коек в 4 раза превысило первоначальные планы и составляло 48 тысяч коек.
После победы под Москвой часть госпиталей ушла ближе к фронту, а 77 госпиталей остались в Саратовской области. 31 госпиталь располагался в Саратове, а 46 в районах области. В саратовских госпиталях и до войны работали высококвалифицированные медики, профессора, опытные невропатологи и нейрохирурги. А с началом войны многих первоклассных медиков из Москвы, Ленинграда и других оккупированных городов и вовсе эвакуировали сюда. Поступали не только раненые, но и больные, и обмороженные, много было раненных в голову, шею, позвоночник. При создании госпиталей первой очереди был создан нейрохирургический госпиталь № 1676 и неврологическое отделение в госпитале № 360, в которых лечили раненых с тяжелой формой контузии в голову. С легкой формой контузии и ранением в голову лечили в общехирургических госпиталях. Там же лечили раненых с повреждением конечностей, а для протезирования ампутированных конечностей был создан госпиталь на 600 коек.
С августа 1942 года началась героическая оборона Сталинграда, и Саратовская область стала прифронтовой полосой, а Саратов превратился в огромный госпиталь. В этот период в основном выполнялась лечебная и сортировочно-эвакуационная работа. Госпитали были переполнены на 30–40 %. Количество раненых на одного врача доходило до 100–150 человек.
Для госпиталей нужно было подобрать необходимое число врачей, медицинских сестер, санитаров, сотрудников всех служб. Их нужно было подготовить и обучить в условиях военного времени. Госпиталям в период формирования нужно было 1237 врачей, а на начало июля 1942 года было только 1043 человека. Медиков не хватало в связи с тем, что часть госпиталей во втором полугодии 1942 года уходила на запад вслед за фронтом. Поэтому и не было ничего удивительного в том, что Линицкий оказался в Саратове, в Н-ском окружном госпитале. Ему сразу же выделили квартиру недалеко от госпиталя, которую он обживал вместе с женой и маленькой дочерью. Правда, ночевать чаще приходилось прямо в госпитале, лишь изредка вырываясь домой. Его назначили начальником 5-го отделения госпиталя, где лечились тяжелобольные солдаты и офицеры.
Леониду Леонидовичу быстро удалось наладить в отделении не только жесткую дисциплину среди медперсонала, но и уважительное отношение друг к другу и к больным. Последние и вовсе должны были чувствовать к себе материнскую заботу. Медицинские сестры отделения (Берстенева, Субботина, Шимеева, Мурская) проводили у изголовья больных бессонные ночи, делая все возможное, чтобы облегчить их страдания, помочь осилить недуг. Зато с каким удовольствием они читали приходящие с фронта письма от их бывших пациентов: «Дорогие сестрицы! Не знаю, как благодарить вас и врачей, так много сделавших, чтобы помочь мне навсегда избавиться от болезни. Я здоров и скоро вместе с моими товарищами отправляюсь на фронт. Большое спасибо всем вам!» – написал боец Михаил Скопцов.
Совсем молодой боец Евгений Кириллов, прикованный к постели тяжелым недугом, угасал у всех на глазах. Врачи не прекращали борьбы со смертью. Сам Леонид Леонидович ежедневно осматривал его, а ординатор Валентина Галямина по-матерински ухаживала за ним. И смерть отступила – как потом все радовались, когда Кириллов заразительно смеялся, читая веселую книгу или играя в волейбол.
Линицкий добился того, что за девять месяцев 1943 года в его отделении не было ни одного смертного случая, за что руководство госпиталя в шутку называло 5-е отделение «гвардейским».
Впрочем, руководство контрразведки не забыло про Линицкого. В начале 1944 года в Москве решили, что пора использовать Леонида Леонидовича там, где он и начинал свою разведывательную деятельность – в Югославии, где в то время в самом разгаре была партизанская борьба с фашистскими оккупантами, которую возглавлял секретарь компартии Югославии, ставший позднее маршалом Народно-освободительной армии Югославии Йосип Броз-Тито. Линицкого стали непосредственно готовить к заброске в тыл врага.
После специальной подготовки в июне 1944 года Леонид Леонидович был выброшен с парашютом на югославскую территорию для координации действий с коммунистическим движением Сопротивления. Накануне отправки в тыл противника Линицкий подчеркивал в рапорте на имя руководства разведки: «В отношении даваемых мне заданий хочу предупредить начальство, что с моей стороны оно не услышит отказа даже в том случае, если задание будет связано с неминуемой гибелью. С моей стороны могут быть те или иные возражения, та или иная борьба мнений, но там, где кончается обсуждение и начинается боевой приказ, – отказа не будет. Порукой в этом собственная моя жизненная философия, дело, которому я служу беззаветно.
…Имел случай испытать себя под пытками в условиях фашистского застенка и убедиться в том, что в состоянии через пытки пронести незапятнанными честь и достоинство гражданина и глубоко убежденного большевика».
И снова в Югославии
Во время Второй мировой войны в Югославии ситуация была, пожалуй, наиболее сложной после Советского Союза. Во-первых, двойная оккупация – Италией и Германией. Во-вторых, королевство было разделено на несколько частей: в Хорватии и, частично, в Боснии, Словении и Сербии было создано так называемое Независимое государство Хорватия, фашистское по своей идеологии, во главе которого встал близкий приятель итальянского дуче Муссолини Анте Павелич, несколько раз встречавшийся и с Адольфом Гитлером, в котором тон задавали усташи, если проводить какие-то аналогии, то, пожалуй, можно их назвать хорватскими эсэсовцами; в Сербии, частично в той же Боснии и Словении заправляли четники, во главе которых стоял сторонник эмигрировавшего в Лондон 17-летнего Петра II из династии Карагеоргиевичей и его правительства Драже Михайлович. Наконец, и в силу вышесказанного, ситуацию в Югославии можно охарактеризовать как одновременно и гражданскую, и народно-освободительную войну.
В начале 1941 года Гитлер, собираясь напасть на Грецию, хотел обеспечить вермахту надежный тыл и заставил регента югославского короля Павла примкнуть к «оси» Берлин – Рим – Токио. Правда, Павел выторговал у фюрера обещание, что Югославия не будет участвовать в этой войне, а после поражения Греции ей достанется город Салоники.