– Здравствуй, мама! – зашептал он, закрывая за собой дверь.
– Андриян, мальчик мой! Как я рада тебя видеть живым и невредимым.
– Когда Даринка рассказала Бояну о твоем парашютисте, я попросился сопровождать его с доктором. Он не возражал.
– Вот и ладно! Боян хороший, ты его слушайся.
– Попробуй его не послушаться, – хмыкнул Андриян. – Сразу ощутишь на себе силу его кулачища.
Мать улыбнулась и, держа сына под руку, вернулась в комнату. А там уже доктор осматривал ногу Линицкого, а Боян, представившись, расспрашивал его о ситуации на Восточном и на Западном фронтах, о его дальнейших планах.
Закончив осмотр, доктор, сняв очки, неутешительно покачал головой.
– Что, так плохо?
– У вас, товарищ, закрытый перелом. Необходимо срочно наложить гипс, иначе кости могут неправильно срастись.
– Придется забрать его в отряд, – предложил Боян.
Но доктор снова покачал головой.
– В таком виде он нетраспортабельный. Если, разве что, шину наложить.
– Но придется это отложить до завтра, – заключил Боян. – Потерпите, товарищ?
– Придется.
– Я ему сейчас укол сделаю обезболивающий. Часов на пять хватит, – доктор разбил ампулу, набрал лекарство в шприц и смазал ягодицу Леонида Линицкого смоченной спиртом ваткой. Укол он сделал быстро да так, что Линицкий практически ничего не почувствовал.
– Оставь мне также ампулу и шприц, Мирослав, я могу сама ему потом еще один укол сделать, – предложила Катица.
– Вот и великолепно! Значит, дождется нашего прихода. А теперь, товарищ Леон, для вас главное – хорошо выспаться, организму вашему нужно спокойствие.
Впрочем, для немцев не осталось секретом, что в районе Толишницы был сброшен парашютист. И, когда следующим вечером в дом Катицы снова пришел доктор Мирослав, чтобы наложить на сломанную ногу Линицкого шину, в карауле во дворе остался Андриян. Было условлено так: русскому накладывают шину, а потом доктор с Андрияном и самой Катицей помогают ему добраться до леса, где его уже будет ждать телега с двумя партизанами, которые и доставят русского в отряд. Но все пошло не по плану, придуманному Бояном.
Едва доктор успел ощупать ногу Линицкого, чтобы окончательно определить место, где произошел разрыв, и уже, с помощью Катицы, приложил шину, чтобы стянуть ее бинтом, в дом вбежал раскрасневшийся от волнения Андриян.
– Немцы! Облава! – громким шепотом провозгласил он, будто боясь, что его выкрик будет услышан снаружи.
У Катицы едва сердце не оборвалось. Что делать? Если немцы найдут у нее русского парашютиста, никто из ее семьи не спасется. Андриян испуганно смотрел на доктора и Линицкого, как на старших товарщей в надежде, что им удастся найти какой-нибудь выход. Доктор продолжал соблюдать спокойствие, однако лоб его покрылся испариной, и он то и дело вытирал его салфеткой.
– Далеко ли немцы? – Линицкий понял, что пора ему брать инициативу на себя. Тем более что вся эта ситуация случилась именно из-за него.
– Начали зачистку с другого конца села.
– Тогда у нас есть еще некоторое время. Вы уверены, что меня никто не видел, когда мы шли сюда? – посмотрел он на Катицу. – Это я к тому, что не даст ли кто-нибудь из односельчан наводку на ваш дом?
– Тогда бы немцы были здесь намного раньше.
– Отлично! Тогда сделаем так. Андриян, быстро переоденься, чтобы никаких партизанских знаков на тебе не было, оружие также придется оставить. По твоему лицу ты вполне сойдешь за подростка. Бери козу и отгони ее куда-нибудь подальше, к лесу. Когда немцы подойдут ближе, начинай звать ее, будто бы она сбежала и ты ее ищешь. Даринка тебе будет помогать. Кричите погромче. Заодно и партизан предупредите. Когда же немцы будут совсем близко, возвращайтесь с козой домой, при этом ругайтесь, кричите друг на друга, вините один другого в том, что коза убежала. Загоните козу во двор, а сами продолжайте ругаться.
Линицкий, как настоящий русский, в данном случае поступил вполне авантюрно, понадеявшись на русский авось. Конечно, они с доктором укрылись в стоге сена за сараем, но вероятность того, что немцы окажутся здесь во дворе и будут шарить по всем углам и постройкам, была довольно велика. Однако Андриян с Даринкой оказались хорошими артистами: они так вошли в раж препирательства друг с другом, что даже начали махать руками и отвешивать друг другу подзатыльники. Катица, обливаясь потом, дрожа всем телом, смотрела на все это из окна дома. Немцы тоже остановились, сначала в недоумении, затем, похохатывая, стали подзадоривать брата с сестрой к еще большей ссоре под заливистый и злой лай немецких овчарок. А потом они прошли, миновав дом Катицы. Та облегченно вздохнула, Даринка от нервного перенапряжения зарыдала, Андриян в изнеможении сначала упал на кровать, а затем, чтобы успокоиться, попросил у матери стакан ракии.
Линицкого удалось переправить в лес, где ему наложили на сломанную ногу гипс. Но долго засиживаться в этом районе Леонид Леонидович не мог – ему нужно было пробираться в Белград, где его ждала встреча с агентами. И вот, едва ему сняли гипс, он тут же отправился в путь на выделенном ему партизанами коне.
Впрочем, почти сразу же на его след напали усташи, сообщившие немцам о появлении исчезнувшего было русского парашютиста. И началась погоня. Линицкий передвигался только по ночам, днем скрываясь либо в лесу или в горах, либо в домах крестьян, адресами которых его заблаговременно снабдили партизаны. Так, на лошадях, пешком, на мотоцикле, иногда завывая от боли в только что зажившей, но еще не до конца поправившейся ноге, Линицкий упрямо двигался по направлению к югославской столице городу Белграду.
Линицкий наконец-то добрался до Белграда. Полуразрушенный, наполовину опустевший город ничем не напоминал тот Белград, который Линицкий покинул почти девять лет назад. Он шел на заранее назначенную встречу со своим агентом на явочной квартире на Кнез Михайловой улице. Шел осторожно, не привлекая к себе внимания. Нога все еще побаливала, когда уставал, приходилось даже хромать. Но это и лучше – инвалид никому не интересен. Несколько раз едва не натыкался на немецкий патруль, но, заранее заметив его, благоразумно заходил либо в подъезд ближайшего дома, либо сворачивал за угол и переходил на другую улицу.
Вот и нужный адрес. Остановился, осмотрелся, вертя головой по сторонам. На всякий случай прошелся взад-вперед. Было чисто. Посмотрел в третье справа окно на втором этаже – никаких предупредительных знаков не было. По телу пробежала мелкая дрожь от скорой встречи со своим старым товарищем. Кто точно будет на явочной квартире, Линицкий не знал, но от этого встреча была только интересней. Он был доволен тем, что даже после его ареста и выезда из страны наработанные им связи не совсем порвались, его агенты залегли на дно и ждали его команды. И вот этот момент наступил.
На условный стук и вопрос-пароль дверь тут же отворилась – на пороге стояла… Мария Дараган. Сердце запрыгало от радости, как у восемнадцатилетнего мальчишки, который влюбился в красивую девчонку. Но проявление радости было возможно только после того, как дверь квартиры закрылась и они углубились в комнату. Мария прямо повисла у него на шее, по нескольку раз одарив жарким женским поцелуем каждую его щеку, а затем и губы.
– Леонид Леонидович!.. Лёня! Как я рада вас видеть живым и здоровым.
– Ну, не совсем здоровым, Мария! Ты бы не очень висела на мне, у меня гипс с ноги только неделю как сняли.
– Ой, простите, не знала. Ранены?
– Не совсем. Неудачно приземлился с парашютом.
Они прошли на кухню. Она разлила по чашкам специально только что заваренный и еще дымившийся кофе, поставила на стол сахарницу с колотым сахаром.
– Откуда такое богатство? – удивился Линицкий.
– Секрет фирмы, – в свою очередь улыбнулась и Мария.
– Хорошо, перейдем к новостям. Сначала расскажи о себе. Как мама, Николай?
– Мама, слава богу, жива. А вот Коля… В прошлом году его гестаповцы выследили и арестовали. Тогда почти все наше подполье арестовали… Я сама лишь чудом выскочила из облавы.
Глаза у Марии повлажнели. Линицкий глянул на нее, указательными пальцами обеих рук поймал слезинки, выкатившиеся из ее глаз, провел их к самому подбородку, затем кончиками пальцев приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.
– Где же наша выдержка, товарищ Дараган? На войне всегда люди гибнут, даже близкие и родные. Но мы должны при этом оставаться твердыми, чтобы отплатить убийцам сполна.
Он смотрел на нее еще пару минут и, лишь убедившись, что она успокоилась, опустил руки.
– Что с Урошем? – интересовался он дальше.
– О, Урош! – тут же оживилась Мария. – Он теперь капитан Народно-освободительной армии, командует отрядом. Сейчас где-то в районе Копаоника.
– Связь с ним поддерживаешь?
– Конечно! У нас есть связной.
– Отлично! Сообщи ему о моем прибытии. Он мне будет нужен.
– Хорошо!
– Рация у тебя где?
– Спрятана в надежном месте. На связь выхожу лишь по необходимости, немцы едва нас не запеленговали. Весь квадрат прошерстили, побоялись лишь заглянуть в полуподвал одного разрушенного сарая.
Они долго разговаривали – весь вечер и всю ночь. Мария делилась новостями и разведданными, добытыми белградскими подпольщиками, он их анализировал, оценивал, сравнивал с тем, что уже было известно ему.
– С нами сейчас работают даже некоторые энтээсовцы из оборонцев. Они оказались настоящими патриотами России. Они создали группу Союз советских патриотов и связались с Сопротивлением. До недавнего времени один из отрядов возглавлял Илья Одишелидзе, но где-то месяц назад он погиб в бою. Вместо него отряд возглавил Саша Липский. Да вы, наверное, их знаете, помните?
– Одишелидзе не помню, Липского не знаю.
– Ну, немудрено. Им лишь едва по тридцать исполнилось… Зато доктора Владимира Лебедева вы наверняка должны помнить. Он заканчивал тот же медицинский факультет, что и вы, Леонид Леонидович.