Разведчик от бога — страница 10 из 34

Он давно уже потерял счет времени, но продолжал медленно и настойчиво бороться за свою жизнь. Уверенно выбрасывая вперед руки, он подтягивался, иногда утешающе хваля себя за хорошую физическую подготовку.

Девятилетним мальчиком Егор когда-то пришел в первый класс деревенской начальной школы в соседней деревне. Во дворе он увидел турник, на котором ребята постарше хвастались друг перед другом умением делать всевозможные гимнастические упражнения и силовые элементы. Завораживающее зрелище переросло для парня в любимое, после чтения книг, увлечение. В тот же день он попросил отца сделать такой же турник во дворе возле дома. С того дня он буквально не мог пройти мимо домашнего спортивного снаряда, не сделав десять-пятнадцать подтягиваний или несколько подъемов переворотом. Мать с насмешкой как-то заметила, что Егорка, даже идя в туалет, не минует свой любимый турник.

Выработанное упорными тренировками умение десятки раз подтягиваться и выполнять другие, более сложные элементы, помогло ему достичь уважения в мальчишеской среде. Да и огромное желание быть сильным при совсем небольшом росте подталкивало юношу развиваться физически.

Егор с удовольствием наблюдал за реакцией ребят в техникуме, когда на уроке физкультуры, у всех на глазах, он легко и непринужденно показал на турнике сложное физическое упражнение. Тем самым он вновь укрепил свою репутацию, необходимую для успешного выживания вдали от родного дома…

В очередной раз, решив отдохнуть, Егор поднял глаза, вспомнив о том, что должен сориентироваться. Он напряг зрение и увидел впереди полосу высоких деревьев, которые были замечены им еще до атаки, с исходного рубежа. Он понял, что невольно уполз куда-то левее, причем довольно намного.

Аккуратно повернувшись так, чтобы избежать новых болевых ощущений, он снова и снова стал упорно передвигаться, но при этом выбрав новую тактику. Теперь Егор не выкидывал вперед обе руки. Поворачиваясь на месте, он заметил, что ему гораздо легче далось поочередное выставление рук вперед. Так он полз, пока не задел раненой ногой что-то твердое под слоем снега. От резкой боли он громко вскрикнул, остановился и уткнулся лицом в снег.

Егор стал упрекать себя за рано наступившую беспечность, появившуюся от ощущения удачно выбранного пути спасения. Он почувствовал, как возле раны начинает накапливаться новая порция влаги. Это его испугало. Возможная потеря сознания от кровотечения заставила его понервничать. Тело стало покрываться липким потом. Озноб волной прокатился по спине. Его затрясло. Нетвердой рукой Егор схватил пригоршню снега и закинул в рот, пытаясь компенсировать потерю влаги и одновременно утолить жажду.

С потерей сил и надежды на спасение он вдруг стал равнодушным к себе. Ухмыльнувшись своему незавидному положению, он поднял голову так высоко, как только мог. Тем самым он попытался обнаружить себя и сделать видимым для врага. Но, поняв, что уполз уже далеко и благодаря темноте стал недосягаем для гитлеровских пулеметчиков, он опустил голову. Придя в себя и одумавшись, он вновь пополз.

– Эй! Ты кто? – услышал он в стороне.

Егор остановился и стал вглядываться в темноту, пытаясь заметить того, кто его позвал.

– Эй, слышишь? Кто ты? Назови себя, – вновь послышалось в темноте.

– А ты кто? – ответил Егор, сразу поняв, что сказал это очень тихо, из-за переохлаждения мышц лица.

– Младший лейтенант Кочергин! – раздалось в темноте.

– Красноармеец Щукин! – стараясь сказать как можно громче, ответил Егор. – Из первого взвода, товарищ младший лейтенант.

– Ползи ко мне, боец Щукин. Поможешь раненого дотащить.

Обрадованный присутствием своего командира, Егор попытался двинуться в его сторону, но тут же вспомнил о своей беде и уже заметно потерянных силах, которых ему едва хватало, чтобы перемещаться ползком по заснеженному полю.

– Сейчас, товарищ младший лейтенант. – Он все же решился выполнить просьбу ротного и стал как можно быстрее переставлять руки и тянуть тело.

– Ну, чего ты там копаешься, Щукин? – упрекнул бойца Кочергин.

– Да ранен я, товарищ младший лейтенант. Ногу задело. Идти не могу, – оправдывался Егор, не переставая двигаться в сторону командира.

Ответа не последовало. Он уже подполз к ротному, рядом с которым лежал на спине раненый боец, которого из-за темноты было не узнать. Кочергин, сначала обрадованный неожиданному появлению помощи, от досады ткнулся лбом в плечо раненого бойца. Вытаскивать с поля боя двоих он был уже не в силах.

Нервное потрясение от очередной неудачной попытки атаковать гитлеровские укрепления не давало ему совладать с собой. Он обессилел и чувствовал себя окончательно потерянным. Ему уже было совсем не жалко себя. Приставь сейчас к его виску холодный ствол пистолета, предъяви обвинение в бесконтрольном расходовании человеческих ресурсов, он спокойно принял бы приговор, считая его вполне заслуженным.

Кочергин поднял голову. Сквозь темноту он попытался посмотреть на Щукина. Потом отвел взгляд в сторону, стесняясь выступивших на глазах слез, словно не было темноты. Он перевел дыхание и сказал, стараясь не сорваться на плач:

– Красноармеец Щукин, оставайтесь здесь. Охраняйте раненого бойца Пшеничникова. А я быстро, перебежками доберусь до наших траншей, приведу санитаров на помощь.

– Слушаюсь! – негромко, почти шепотом, ответил Егор.

Как только младший лейтенант, ловко двигаясь, ползком направился в темноту, Щукин приподнялся на руках над лежащим рядом с ним неподвижным телом. Он стал внимательно вглядываться в лицо, насколько это позволяла нависшая над полем темень.

Это был друг его детства, житель соседней деревни, которая находилась совсем не далеко от этого места. Той деревни, которую тоже безжалостно сожгли гитлеровцы, жестоко расправившись с ее жителями.

С Сергеем Пшеничниковым они вместе учились в начальной школе. И хоть друзьями не стали, но всегда прекрасно относились друг к другу, никогда не враждовали и даже ни разу не повздорили и не подрались.

Егор вспомнил соломенного цвета волосы Сергея, его невероятно белую кожу, которая под солнцем становилась не загорелой, я красной. Вспомнил всегда добрые светлые глаза, подтверждающие чистый, простой и добрый характер этого человека. Казалось, Пшеничников вообще не способен на злобу и хитрость. Никто и никогда не слышал от него плохого слова, крика или выражения неприязни к кому-либо. Даже когда он сильно обижался, его гнев был недолгим и выражался только коротким всхлипыванием, сопровождаемым беспорядочно бегающим взглядом.

«Как такого вообще могли взять в армию?» – подумал Егор.

Он пытался вглядеться в лицо лежащего.

– Серега, слышишь меня? – спросил он.

– Слышу, Щукин, слышу, – медленно и тихо проговорил Пшеничников. – Худо мне, брат. Не пожалел меня фриц. В грудь попал. Помираю, наверно.

Егор от неожиданности дернулся на месте:

– Ты что? Что задумал-то? Ты это, подожди! Не умирай! Слышь! – Егор заметно заволновался, искренне опасаясь за жизнь одноклассника.

Он начал легонько трясти товарища.

– Мамку мою фашист загубил, – так же тихо и медленно проговорил Пшеничников, – убило ее. Когда обстрел начался, один снаряд возле нашего дома взорвался. Ее и накрыло. Почти сразу померла.

Повисла короткая пауза. В темноте были слышно только глубокое дыхание обоих раненых.

– Нет у меня больше мамки, – продолжил Пшеничников, – нет больше.

Егор склонился над ним, потом отвел взгляд в сторону, понимая, что товарищ его совсем не видит. Но по-другому он сделать сейчас не мог и вел себя так, как будто их полный печали разговор проходит при свете.

Невдалеке послышались быстрые шаги, в их сторону торопились люди. По силуэтам Егор безошибочно определил приближавшихся к ним Кочергина и еще одного человека, которого он не знал.

В воздухе, неожиданно для всех, зашипела и засветилась очередная немецкая ракета. Оба бегущих мгновенно залегли на месте. Как только свет вспышки угас, они быстро поднялись и подбежали к лежащим на снегу красноармейцам.

– Щукин, мы с санитаром потащим Пшеничникова, а ты сам давай за нами, – сказал ротный и начал просовывать руки под беспомощного бойца.

– По нашим следам двигайся, парень, – проговорил санитар, повторяя действия младшего лейтенанта, – ориентируйся правее вон тех деревьев, видишь макушки на фоне неба?

– И винтовку его возьми! – добавил Кочергин, уже потянувший за собой Пшеничникова.

Егор придвинул к себе оружие товарища. Обернулся на вражеские позиции. Потом взглядом нашел ориентир, указанный санитаром, и, напрягая последние силы, стал ползком преодолевать оставшиеся две сотни метров.

От передвижения ползком он попытался перейти на шаг с помощью рук и колена здоровой ноги. Но первые же попытки оказались неудачными. Мешала длинная пола шинели. Егор решил ее заправить за ремень, но при этом неловко повернулся, отчего вес тела переместился на рану. Он вскрикнул от пронизывающей боли, стал ругать себя за досадную оплошность.

Осознание того, что он остался наедине с самим собой, привело Егора в чувство. Он взял себя в руки. Отдышался, снова перевернулся на живот, подтянул к себе обе винтовки и уже привычными для себя движениями пополз на ориентир.

Ему оставалось совсем не много, когда он почувствовал, как кто-то берет его за рукава шинели и тащит. Егор приподнял голову и увидел в темноте очертания высокой фигуры своего ротного. Тот подтащил его к брустверу и спрыгнул в траншею.

– Перетаскивайте его! – прозвучал голос Кочергина.

– Куда? В траншею опускаем? – ответил кто-то.

– Нет! Здесь мы с ним не развернемся. Давай через бруствер, на другую сторону, – послышались совсем близко разъяснения санитара.

Чьи-то руки снова подхватили Егора за ворот и рукава шинели и поволокли через траншею. Кто-то нечаянно задел его раненую, затекшую ногу. Он хрипло вскрикнул от боли и негромко застонал.

– Терпи! – ответил ему санитар. – Недолго осталось. Сейчас рану осмотрим, перевяжем как надо. Потерпи еще немного.