Странное название. Прилив. Он не помнил, когда впервые начал называть так свой дар, но слово хорошо подходило. Скрытые псайкерские способности нередко встречались в Восьмом легионе — или любых других легионах, — но его дар оставался источником тайной гордости. Кирион не был рожден псайкером, или его шестое чувство изначально было настолько слабым, что осталось незамеченным после многоступенчатого тестирования при вступлении в легион. Оно проявилось со временем, за годы, проведенные ими в Оке Ужаса. Его ясновидение расцвело, как цветок, открывающийся лучам солнца.
Невнятный шепот ночь за ночью раздавался на самой границе слышимости. Вскоре он научился улавливать смысл в этих шипящих фразах — слово здесь, предложение там. Их роднило одно: их наполнял страх, невысказанный, но все же слышимый, пульсирующий в крови его жертв.
Поначалу он просто посчитал это забавным — возможность слышать последние жалобные слова тех, кого он убивал.
— Не понимаю, почему это тебя так веселит, — упрекал его Талос. — Око изменяет тебя.
— Есть те, кто мечен проклятиями похуже моего, — со значением отвечал Кирион.
Талос тогда оставил эту тему и больше ни разу к ней не возвращался. Реакция Ксарла была куда менее сдержанной. Чем сильнее становился дар, тем меньше Кириону хотелось его прятать, и тем омерзительнее его общество становилось Ксарлу. Ксарл называл это «скверной». Он никогда не доверял псайкерам, даже если подчинявшиеся им силы были к нему благосклонны.
— Кирион!
Имя вернуло его в настоящее, к маслянистой вони металлических стен и свежих трупов.
— В чем дело? — огрызнулся он в вокс.
— В Малкарионе, — прозвучало в ответ. — Он… Он пробудился.
— Это что, розыгрыш? — Кирион, закряхтев, с усилием поднялся на ноги. — Делтриан клялся, что пока ничего не получается.
— Просто подымайся сюда. Талос предупреждал тебя: никакой охоты в недрах корабля, пока мы не закончили работу.
— Иногда ты такой же зануда, как он. Малкарион заговорил?
— Не совсем, — ответил Меркуций и оборвал связь.
Кирион двинулся в путь, оставив тела позади. Никто не заплачет по той швали с нижних палуб, что валялась кровавыми кусками у него за спиной. Охота на глубинных уровнях «Эха» была простительным грехом, в отличие от периодических припадков Узаса, когда тот на Черном рынке и офицерских палубах уничтожал самых ценных членов команды.
— Привет, — произнес тихий и спокойный голос неподалеку.
Слишком низкий, чтобы принадлежать человеку, но неузнаваемый из-за искажений вокса.
Кирион взглянул вверх. Там, на железных потолочных балках, скрючился в позе горгульи один из Кровоточащих Глаз. Кирион почувствовал, как по коже бегут мурашки — редкое для него ощущение.
— Люкориф.
— Кирион, — прозвучало в ответ. — Я тут думал.
— И, судя по всему, следовал за мной.
Клювастая маска раптора дернулась в кивке.
— Да. И это тоже. Скажи мне, маленький лорд-насмешник, почему ты так часто спускаешься сюда, чтобы продышаться от нечистой вони страха?
— Это наши охотничьи угодья, — отозвался Кирион. — Талос и сам проводит тут немало времени.
— Возможно.
Голова раптора дернулась — то ли подвели системы доспеха, то ли его собственный извращенный варпом генетический код.
— Но он убивает ради того, чтобы расслабиться, ради удовольствия, ради щекотки адреналина в венах. Он рожден убийцей, поэтому и убивает. А ты охотишься для того, чтобы приглушить иной голод. Голод, который расцвел в тебе постепенно, потому что ты не был с ним рожден. Я нахожу это любопытным. О да.
— Можешь думать как тебе угодно.
Скошенные к вискам, удлиненные глазные линзы отразили уменьшенную копию Кириона.
— Мы наблюдали за тобой, Кирион. Кровоточащие Глаза видят все. Мы знаем твои секреты. Да, знаем.
— У меня нет секретов, брат.
— Нет?
Смех Люкорифа прозвучал как нечто среднее между фырканьем и карканьем вороны.
— Ложь не становится правдой лишь оттого, что ты произносишь ее вслух.
Кирион промолчал. На какую-то секунду он подумал: а не вытащить ли болтер? Должно быть, его пальцы дрогнули, потому что Люкориф снова расхохотался.
— Попробуй, Кирион. Просто попытайся.
— Скажи, к чему ты ведешь.
Люкориф ухмыльнулся.
— А что, беседа между братьями непременно должна к чему-то вести? Полагаешь, что все мы такие же предатели, как ты? Кровоточащие Глаза следят за Талосом из-за древнейшей из аксиом: где он, там неприятности. Примарх уделял ему особое внимание, и даже по прошествии веков это остается любопытным. У него есть предназначение, то или иное. И я хочу стать свидетелем того, как это предназначение исполнится. Ты, однако, представляешь собой потенциальную проблему. Как давно ты питаешься человеческим страхом?
Перед тем как ответить, Кирион медленно перевел дыхание, подавляя дразнящий приток химических стимуляторов, хлынувших в кровь из инжекторов на запястьях и в позвоночнике.
— Давно. Уже десятилетия. Я никогда не считал.
— Весьма убогая форма псайкерского паразитизма. — Раптор выдохнул из решетки вокабулятора тонкую струйку пара. — Но не мне брать под сомнение дары варпа.
— Тогда зачем весь этот допрос?
Он понял свою ошибку в ту же секунду, когда вопрос сорвался с его губ. Промедление стоило ему упущенной возможности. Из того коридора, откуда он пришел, на четвереньках выполз еще один раптор и загородил проход.
— Кирион, — сказал он, с трудом справляясь с членораздельной речью. — Да-да.
— Вораша, — ответил воин.
Его не удивило, когда из коридора впереди показались еще три раптора. Их скошенные демонические маски немигающе уставились на него.
— Мы допрашиваем тебя, — просипел Люкориф, — потому что, хотя я никогда не стану возражать против изменений, дарованных варпом, я куда менее терпелив, когда дело касается предательства настолько близко к пророку. Сейчас нам жизненно важна стабильность. Он планирует что-то секретное, что-то, чем не хочет поделиться. Мы все чувствуем это как… как электрическое напряжение в воздухе. Мы живем в предчувствии шторма.
— Мы доверяем ему, — сказал второй раптор.
— Мы не доверяем тебе, — заключил третий.
В голосе Люкорифа послышалась улыбка.
— Стабильность, Кирион. Запомни это слово. А теперь отправляйся куда велено и полюбуйся на ущербное воскрешение военного теоретика. И запомни этот разговор. Кровоточащие Глаза видят все.
Рапторы снова рассыпались по туннелям, ползком пробираясь в глубь корабля.
— Это нехорошо, — сказал сам себе Кирион в безмолвном мраке.
Он прибыл последним, войдя в Зал Раздумий через тридцать минут после первого вызова. Обычная бурная активность, царившая в зале, замерла, и все застыло в странной неподвижности. Ни один из сервиторов не занимался своими обязанностями. Десятки адептов Механикум низкой степени посвящения столпились в относительном молчании. Если они общались друг с другом, то так, что легионер не мог услышать их разговор.
Кирион подошел к Первому Когтю. Те выстроились у круглого люка, ведущего в один из атриумов. Сам люк был открыт, и за ним виднелось стазис-помещение. Кирион уловил что-то на самой границе слышимости, словно громовой рокот за горизонтом. Он переключил несколько режимом аудиодатчиков, но на всех частотах обнаружил все тот же инфразвуковой гул.
— Ты это слышишь? — спросил он Талоса.
Пророк, стоявший рядом с Меркуцием и Узасом, ничего не ответил. Вариил и Делтриан приглушенно совещались о чем-то у центральных столов управления.
— Что случилось? — поинтересовался Кирион.
Талос обернул к нему череполикий наличник шлема.
— Мы пока не знаем.
— Но Малкарион пробудился?
Талос провел его в стазис-помещение. Эхо их шагов отражалось от железных стен. Саркофаг Малкариона оставался на своем мраморном пьедестале, прикованный цепями и опутанный сотнями медных проводов, силовых кабелей и трубок системы жизнеобеспечения. На саркофаге в мельчайших деталях была изображена триумфальная смерть Малкариона: золото, адамантин и бронза сплелись, воздавая честь торжествующему Повелителю Ночи, который, закинув голову, оглашал звездные небеса победным криком. В одной руке его был шлем воина Белых Шрамов, увенчанный конским хвостом; в другой — шлем чемпиона Имперских Кулаков. И наконец, его ботинок вдавливал в терранскую грязь горделивый шлем лорда-капитана Кровавых Ангелов.
— Стазисное поле отключено, — заметил Кирион.
— Так и есть, — кивнул Талос, подходя к одной из дополнительных консолей, окружавших центральный постамент.
Его пальцы простучали по нескольким пластэковым клавишам. Как только он нажал на последнюю клавишу, зал огласился мучительными воплями, живыми и человеческими, но с примесью металлического лязга, треска и жужжания.
Крики были настолько громкими, что Кирион вздрогнул. Его шлему потребовалось несколько секунд, чтобы приглушить звуки до терпимого уровня. Насчет источника криков у воина сомнений не возникло.
— Что мы с ним сделали? — охнул он.
Крики затихли, когда Талос отключил связь саркофага с внешними колонками.
— Как раз это сейчас и пытаются выяснить Вариил и Делтриан. Похоже, раны, полученные Малкарионом на Крите, необратимо повредили его рассудок. Невозможно предсказать, что он сделает, если мы подключим его к ходовой части дредноута. Насколько я могу судить, накинется на нас.
Кирион очень тщательно обдумал следующие свои слова.
— Брат…
Талос повернулся к нему.
— Говори.
— Я ведь поддерживал тебя, так? Ты носишь мантию нашего командира, но она тебе не совсем подходит.
Пророк кивнул.
— У меня нет и желания быть вождем. Я этого и не скрываю. Разве ты не видишь, что я делаю все, чтобы возродить нашего настоящего капитана?
— Я понимаю, брат. Ты живое воплощение фразы «не в том месте не в то время». Но ты справляешься. Рейд на Тсагуальсу прошел отлично, и мы обратили Саламандр в бегство на Вайконе. Мне плевать, что ты планируешь. Остальные либо готовы доверять тебе, либо предаются излишествам по мере сил. Но это…