голодухи даже эта грубая пища показалась Григорию настоящим лакомством, достойным стола королей.
Быстро проглотив свою порцию, один из парней неожиданно спросил:
– Кто-нибудь знает, что такое спарринг-партнер?
– Это напарник, с которым ты проходишь обучение, – пояснил другой боец, судя по виду, бывший спортсмен. – Например, твой противник в боксе или борьбе. – Он немного помолчал и тихо добавил: – Наверное, диверсанты будут на нас боевые приемы отрабатывать.
После этих слов все сильно приуныли, но делать было нечего, приходилось обживаться на новом месте.
Глава 11. Спарринг-партнер для немецких служащих
Однако эрудированный парень очень сильно ошибся, эсэсовский комендант говорил вовсе не об обычных парашютистах и диверсантах. Так что все было значительно хуже, чем они предполагали. Реальная действительность оказалась намного ужасней, чем они могли себе представить даже в самых страшных своих кошмарах.
Насколько знал Григорий, весь лагерь был разбит на две почти равные зоны, разделенные высокой стеной из колючей проволоки. В одной части размещался обширный плац и кирпичный барак для пленных. В другой находились жилые помещения охраны. Кроме того, там имелись склады и еще какие-то странные приземистые сооружения.
Увидев впервые такое великое множество зарешеченных дверей, Григорий сильно удивился. Все входы были расположены в длинной стене одного из зданий непонятного предназначения. «Что это такое? – размышлял озадаченный боец: – То ли небольшие птичники, то ли отдельные хлева для мелкого рогатого скота? Интересно, зачем они здесь?»
Вдобавок ко всем несуразицам лагеря, на плацу стояли дощатые щиты и деревянные брусья. Все это сильно походило на полосу препятствий в солдатской учебке. В начале своей службы Григорий, как и каждый боец тогдашней Красной армии, тоже прошел курс подготовки в подобном заведении. Но там все было понятно, а зачем они здесь, в польском лесу? Естественно, что эти вопросы остались без ответов, и парень решил, что со временем все разъяснится само собой. Так оно и вышло, и намного скорее, чем он ожидал.
На следующий день, ближе к полудню, Григорий вышел из барака и прошелся вдоль забора. Как всегда, там уже слонялись без дела несколько парней из его команды. Обещанные комендантом таинственные тренировки пока не начались, и заключенные были предоставлены сами себе. Отсыпались, латали старое обмундирование и бесцельно бродили по плацу. Как ни странно, но администрация лагеря этому совершенно не препятствовала.
В это время наружные ворота открылись, и на территорию вертухаев медленно вползли несколько крытых военных грузовиков. Григорий повернулся и увидел, как брезентовые тенты над задними бортами быстро откинулись. Потом из кузовов на землю стали спрыгивать молодые ловкие немцы. Прибывшие гитлеровцы сильно отличались от подразделения охраны, которое в основном состояло из сильно разъевшихся пожилых увальней. Все повадки фашистов говорили о том, что это сильные и прекрасно тренированные солдаты.
«Ну, вот и спарринг-партнеры пожаловали по нашу душу, – подумал парень, и неприятный холодок сжал его сердце. – Не убьют кулаком, так финкой зарежут. Как пить дать».
Некоторое время диверсанты энергично двигались и делали какие-то спортивные упражнения. Похоже, что фашисты приехали из достаточно удаленных мест. Поэтому теперь старались поскорее размять руки и ноги, затекшие от долгого сидения на неудобных лавках. Затем солдаты дружно принялись вытаскивать из машин продолговатые проволочные клетки.
Когда Григорий осознал, что в переносных вольерах находятся огромные немецкие овчарки, он буквально остолбенел от страха. Сильный, по-настоящему животный ужас заполнил все его существо. Драться с людьми ему доводилось довольно-таки часто, поэтому он хорошо умел постоять за себя, а вот сражаться с такими крупными зверюгами еще не приходилось.
Фрицы аккуратно ставили тяжелые контейнеры на землю и осторожно открывали проволочные дверцы. Поспешно брали бойцовых собак на короткий поводок и выводили наружу. Едва удерживая беснующихся зверей возле себя, инструкторы с огромным трудом вели их в сторону приземистых бараков.
Матерые псы так и норовили сорваться с привязи и сцепиться друг с другом. Поднялся оглушительный, злобный собачий лай. Проводники всеми силами успокаивали своих разъяренных подопечных. Подводили к низким дверям. Открывали створки и силком вталкивали питомцев внутрь тесных помещений. Спущенные с поводка овчарки остервенело бросались на зарешеченные стенки своих вольеров.
Остальные красноармейцы тоже услышали невообразимый шум, поднявшийся на территории охраны. Они высыпали из барака и подбежали к забору, отделяющему плац от питомника. Бойцы увидели, кого привезли автомобили, и в страхе застыли возле колючей проволоки. Всех заключенных охватила сильная, неудержимая паника. Округлившимися от ужаса глазами они смотрели на своих будущих спарринг-партнеров и не знали, что сказать. Вдобавок ко всему, собаки почуяли несвежий запах узников и разъярились еще больше. Овчарки всеми силами пытались вырваться из своих клеток и броситься на пленных красноармейцев.
– Ну, вот и пожаловали немецкие служащие, которых мы будем тренировать! – удрученно вымолвил кто-то. В ответ никто не смог выдавить ни единого слова.
На следующее утро комендант лагеря вновь появился на половине заключенных. Неторопливо прошелся перед строем и совершенно спокойным голосом сообщил:
– Наш учебный лагерь находится в самой сердцевине огромного польского леса. Кроме дороги, по которой вы пришли, отсюда ведут еще три неширокие просеки. Итого четыре пути на все четыре стороны света.
Ближайшее жилье находится возле железнодорожной станции, на которой вас выгрузили из вагонов. Вы сами убедились, что до этого места несколько часов пешего ходу. Остальные поселки расположены еще дальше. Да никто и не поможет вам ни одеждой, ни едой. Приют вам тоже никто не даст. Так что бежать я вам не советую. Некуда.
С сегодняшнего утра мы начинаем ежедневные тренировки. Каждого из вас будут по одному выпускать из лагеря и направлять на какую-нибудь из дорог. Вы можете двигаться куда захотите. Можете бежать по дороге или ломиться прямо через густой лес. Через тридцать минут по вашему следу будет пущена овчарка. Когда собака вас догонит, она на вас нападет!
Комендант сделал короткую паузу. Немного подождал, чтобы до всех дошло только что им сказанное, и заговорил дальше:
– Того, кто залезет на дерево, ждет немедленный расстрел на месте! Того, кто ударит собаку кулаком, ногой, палкой или камнем – ждет немедленный расстрел на месте! Того, кто что-то сломает собаке, лапу, челюсть или ребро – ждет немедленный расстрел на месте! – офицер опять замолчал.
Эсэсовец достал из нагрудного кармана френча золотой портсигар. Щелкнул отполированной до зеркального блеска крышкой. Достал сигарету и сунул ее в свои узкие, кривящиеся губы. Никуда не торопясь, выудил из черных галифе изящную зажигалку. Зажег длинный огонек и с удовольствием прикурил. Сильно, со вкусом, затянулся и замер, наслаждаясь ароматом душистого табака.
Выпустил дым из тонких, четко очерченных ноздрей и равнодушно добавил:
– Пока к собаке не подойдет инструктор, вы можете ее удерживать. Если сможете. Когда проводник возьмет ее на поводок, вы должны вернуться в лагерь вместе с ним. Того, кто не выполнит приказ инструктора, – ждет немедленный расстрел на месте! Того, кто нападет на проводника, – ждет немедленный расстрел на месте!
Комендант вновь прервал свою длинную речь. Немного помолчал для того, чтобы его слова в полной мере могли осознать все пленные, и равнодушно закончил:
– Номера, с первого по двадцатый включительно, два шага вперед! Шагом марш!
Первая группа заключенных неохотно выполнила команду. К ним подошли немецкие солдаты и увели их с собой. Остальных узников накормили скудным завтраком и предоставили самим себе. Как и многие другие, Григорий не находил себе места от волнения. Бродил по плацу и не мог думать ни о чем другом, кроме как о том времени, когда придет его очередь бежать через незнакомый лес.
Через пару часов в барак вернулся один из красноармейцев, входивших в первую двадцатку. Он шумно ввалился в казарму и подскочил к баку, стоящему возле дверей умывальной. Зачерпнул полную кружку воды и жадно напился. Все пленные сгрудились вокруг запыхавшегося бойца и молча ждали его рассказа. Парень сел на нары, перевел дух и с трудом начал говорить:
– Меня вывели за ворота и указали на просеку. Толкнули карабином в спину и приказали: «Форвард! Шнель! Шнель!»
Сначала я помчался прямо по дороге, потом немного подумал и свернул в лес. Топаю на север и через какое-то время слышу – за спиной раздался громкий лай. Я прекрасно знаю, что собака бегает гораздо быстрее человека, так что от нее не убежишь. Я и не стал стараться. Зачем без толку силы тратить? Остановился на небольшой полянке и принялся ждать. Овчарка выскочила из леса и бросилась ко мне. Я слегка пригнулся и жду, что будет дальше?
Когда до меня осталось около трех метров, она оттолкнулась от земли и прыгнула. Причем старалась вцепиться прямо в горло – тварь! Сам не знаю, как, но я умудрился перехватить ее на лету. Вцепился двумя руками в ошейник. А она тяжелая, сука, хорошо откормленная! Врезалась в меня со всего маху. Сбила с ног, и мы кубарем покатились по земле. Но ошейник я так и не выпустил. Сжал его как можно крепче, она и захрипела. Тогда я чуть-чуть отпустил, чтобы не задохнулась. Так и держал, пока немец с поляками не прискакали.
Кто-то из слушателей недоверчиво хмыкнул:
– Тебе удалось удержать такую огромную зверюгу?
– Да я в своей деревне кузнецом был! – шумно возмутился рассказчик. – Как-то по пьяни я поспорил, что свалю с ног трехлетнего быка. И свалил! Врезал кулаком ему в лоб. Он и упал. Поэтому, если бы было можно, я бы эту собаку двумя пальцами задушил. А так, пришлось ее держать очень бережно, можно сказать, нежно. Да только эта неблагодарная тварь не поняла своего счастья. Она махала своими лапами во все стороны и порвала мне гимнастерку и штаны. – Он указал на большие прорехи в одежде. Сквозь них хорошо просматривались глубокие царапины от толстых собачьих когтей.