ыполнивший задание, считал еще себя виноватым! Как же, не уберегли товарища!
Вскоре меня вызвали в штаб армии. А спустя несколько дней возвратились и другие офицеры, которым было поручено проверить, как на местах выполняются указания командования по организации разведки. Мы собрались в одной из землянок, для того чтобы обменяться мнениями.
Мерно постукивал где-то неподалеку движок, питавший электроэнергией наши штабные землянки и блиндажи. Временами ритм его сбивался, и тогда единственная лампочка, висевшая под потолком, начинала постепенно меркнуть. Потом, словно спохватившись, двигатель вновь набирал обороты, и чуть светящийся волосок опять накалялся. Бывало, что свет гас надолго, и тогда нас выручала коптилка. Это — простейшее приспособление: гильза, конец которой сплющен, и фитиль, изготовленный из теплой портянки или куска шинельного сукна. Горючее — керосин или даже бензин. Последний, правда, иногда взрывался. Но и тут выручала солдатская находчивость. Несколько щепоток обыкновенной соли делали его практически безопасным.
В тот вечер обошлось без коптилок. Движок тарахтел без перебоев. Мы, расположившись кто где сумел, докладывали о результатах проверки. Доклады были предельно короткими, но содержательными. И после каждого выступления становилось все яснее, что в частях и соединениях правильно поняли смысл приказа, ведут конкретную работу по воплощению его в жизнь.
А день спустя, утром 1 мая, в землянках и блиндажах появилась армейская газета с праздничным приказом Верховного Главнокомандующего. В этом приказе подводились итоги зимней кампании 1942/43 года, указывалось, что всем бойцам необходимо продолжать без устали совершенствовать свое боевое мастерство, точно выполнять приказы командиров, требования уставов и наставлений, свято блюсти дисциплину, соблюдать организованность и порядок.
Особенно волновали слова приказа, обращенные к нам, войсковым разведчикам: «Изучать противника, улучшать разведку — глаза и уши армии, помнить, что без этого нельзя бить врага наверняка»[1].
Мы внимательно читали приказ Верховного Главнокомандующего. Номер газеты переходил из рук в руки. И каждый из нас вновь и вновь мысленно прикидывал, что сделано и что еще предстоит сделать.
Оперативное значение Духовщины, которая лежала перед нашей армией, не вызывало сомнений. Здесь сходилось шесть важных дорог, по которым осуществлялось снабжение крупной группировки противника. Не случайно гитлеровское командование называло духовщинское направление воротами к Смоленску, а сам город Духовщина — ключом к ним.
И это действительно так. Полукольцом охватывает подступы к Смоленску с востока и юга Днепр. По обе стороны от него дремучие леса, болота. А севернее Смоленска — Духовщина, где местность изобилует не очень высокими, но очень удобными для сооружения оборонительных рубежей холмами. Гитлеровцы, насколько мы понимали, не замедлят воспользоваться этим.
По данным, полученным нами от партизан, фашисты начали подготовку духовщинского оборонительного рубежа еще осенью 1942 года. Для постройки инженерных сооружений были использованы армейские и фронтовые строительные батальоны. Но они выполняли, так сказать, квалифицированную работу. Для рытья окопов, траншей, землянок фашисты использовали местное население и военнопленных.
Ко времени подхода нашей армии противник успел создать достаточно мощные оборонительные рубежи, включающие опорные пункты. Правда, не все они были связаны между собой траншеями, но, как удалось установить, враг поспешно совершенствовал и улучшал свою оборону.
Из показаний пленных, по захваченным документам нам удалось сравнительно быстро выяснить, что на духовщинском рубеже закрепились части 52, 197, 246 и 256-й немецких пехотных дивизий. Но полный ли это перечень обороняющихся соединений противника? Это был первый вопрос, на который нам предстояло ответить. Какими средствами усиления располагает враг? Это была проблема номер два. Велики ли резервы, где они располагаются? Какова глубина вражеской обороны? Словом, я мог бы привести целый перечень вопросов, на которые надлежало найти ответ. Потому-то при относительном затишье на участке фронта разведчики вынуждены были трудиться с полной нагрузкой.
Я уже упоминал, что на ряде участков были проведены успешные поиски. Повсюду непрерывно велось наблюдение за передним краем противника. Однако тех данных, которые нам удавалось получить, явно было мало. Гитлеровцы, учитывая опыт прошлого, тщательно маскировали свои позиции, огневые точки, места расположения артиллерии и минометов.
Лучшим способом вынудить противника раскрыть систему огня, особенности своей обороны была, разумеется, разведка боем. И мы, тщательно взвесив все «за» и «против», внесли соответствующее предложение командующему армией. Он утвердил наш план и приказал командиру 134-й стрелковой дивизии генерал-майору Е. В. Добровольскому сформировать специальный разведотряд и провести разведку боем в районе высоты 260,1. Такой выбор был не случаен. Позиции, расположенные на высоте, являлись ключевыми для данного участка. Разведав их, мы получали крупный козырь.
Командир дивизии установил круглосуточное наблюдение за передним краем противника силами офицеров стрелкового полка. А сам вместе с сотрудниками штаба и командиром разведотряда старшим лейтенантом Г. В. Сергеевым провел тщательную рекогносцировку района предстоящих действий. В подготовке разведки боем участвовал и я.
Что из себя представлял разведотряд, сформированный по приказанию командующего армией? В его состав была выделена усиленная стрелковая рота и группа разведчиков. Последняя предназначалась исключительно для захвата пленных и документов.
Не буду останавливаться на частностях. Могу лишь заверить, что подготовка к разведке боем велась весьма тщательно. Несколько раз мы собирались у командира дивизии для того, чтобы обсудить детали, наметить такой вариант действий, который позволил бы выполнить поставленную задачу с минимальными потерями.
Ночью отряд скрытно разместили в окопах боевого охранения. Мы с командиром дивизии находились на выдвинутом вперед наблюдательном пункте — прекрасно оборудованном блиндаже. Над нами был надежный накат в пять бревен, так что только прямое попадание тяжелого снаряда могло угрожать нам. Сквозь узкую щель в сторону врага смотрела стереотруба. Конечно, хотелось бы расположиться где-то ближе к разведчикам, но у меня по этому поводу уже были неприятности.
…В августе 1942 года шла подготовка к поиску. По каким-то едва уловимым признакам я понял, что молодые разведчики, включенные в группу, чувствуют себя не очень уверенно. Желая ободрить их, я отправился вместе с группой к расположению противника. Расстались мы лишь у проволочных заграждений врага. Там я и дожидался возвращения разведчиков. Поиск завершился успешно.
О захвате пленных командир дивизии генерал-майор А. С. Люхтиков доложил утром по телефону командующему армией. При этом он упомянул, что в поиске принимал участие и майор Волошин.
— Разведчиков, добывших пленных, представить к награде, а Волошину передайте, что я объявляю ему выговор.
Мне было понятно, почему рассержен командарм. Существовал приказ, который запрещал офицерам нашего штаба выходить за линию боевого охранения. Я же в тот раз нарушил его. Слов нет, мной руководили интересы дела. И тем не менее факт оставался фактом. Так что обижаться можно было только на самого себя.
Возвратившись в штаб, я доложил генералу А. И. Зыгину о показаниях пленных. Упомянул о том, что у молодых разведчиков окрепла вера в свои силы.
— А в поиске я не был, товарищ командующий, — добавил в заключение я, пытаясь хоть как-то оправдаться. — Лишь проводил разведчиков до немецкой проволоки.
— Знали, что этого делать нельзя? — вскинул на меня взгляд генерал.
— Знал!
Командарм покачал головой, твердо очерченный рот его тронула чуть заметная улыбка.
— Ладно, выговор я с вас снимаю. Но больше за передний край — ни ногой. Сами понимаете почему, не мальчик…
Однако вернусь к разведке боем, которую проводил отряд 134-й стрелковой дивизии.
Ровно в четыре часа утра артиллерия и минометы открыли огонь по высоте. Используя кратковременное замешательство в стане врага, отряд тремя группами — одной с фронта, двумя с флангов — почти вплотную приблизился к траншеям противника. А когда огонь был перенесен в глубину вражеской обороны и на соседние участки, паши бойцы, забросав гранатами траншеи и блиндажи, стремительным броском ворвались в них. Закипел рукопашный бой.
Удар был настолько внезапным и стремительным, что фашисты, не оказав упорного сопротивления, стали разбегаться. Гитлеровские офицеры пытались остановить солдат, но из этого ничего не получилось. Выбив врага из опорного пункта, захватив пленных, отряд почти без потерь закрепился на высоте.
Казалось бы, можно радоваться успеху. Но ведь задача-то перед нами стояла иная. Главная цель заключалась в том, чтобы заставить заговорить огневые точки противника. А они, как назло, молчали. Лишь несколько пулеметов, о которых мы знали и раньше, остервенело строчили по высоте 260,1. Неужели наш план потерпит фиаско?
И командир дивизии, и я то и дело подходили к стереотрубе. И что парадоксально, оба мы мечтали только об одном: пусть враг откроет огонь по высоте, занятой нашими бойцами. Жестокое желание? И да, и нет. Ведь раскрытие системы огня сохранит жизнь десяткам, сотням солдат, сержантов и офицеров, которые, когда придет срок, пойдут в наступление. Таким образом, малые жертвы предотвратят большие. Можно ли тут раздумывать, сомневаться?
— Идут! — не отрываясь от окуляров, произнес генерал Добровольский.
— Сейчас начнется! — В бинокль мне тоже было видно, что фашисты изготовились к контратаке. И, хотя каждому было понятно, что никто из закрепившихся на высоте не услышит меня, я крикнул: — Держитесь, ребята!
Первую контратаку наши бойцы отбили огнем пулеметов и автоматов. Но вслед за этим фашисты предприняли вторую, третью…