Старший лейтенант Сергеев, сохраняя полное хладнокровие, умело руководил боем. Да и остальные дрались мужественно, самоотверженно. Как выяснилось потом, раненые не выпускали из рук оружия.
— Так, смотришь, вообще удержим высоту, — задумчиво сказал Добровольский. — Хорошо бы, большие выгоды дает она. Нужно будет подкрепление туда направить.
И это решение командира дивизии сыграло важную роль. Как только по направлению к высоте двинулись наши бойцы, нервы у фашистов не выдержали. Вражеская артиллерия и минометы открыли отсечный огонь, окаймивший высоту. А нам только этого и надо было. Десятки наблюдателей захлопотали над картами, поспешно нанося на них позиции гитлеровских батарей, места расположения молчавших до той поры пулеметных точек и дзотов.
Генерал Добровольский, радостно улыбаясь, крепко хлопнул меня по плечу:
— Ну, разведчик, наша взяла! А высоту мы им все-таки постараемся не отдать. Она и нам еще пригодится.
В тот же день разведку боем провели и на других участках. И всюду наши действия имели успех. Отряду, сформированному в 178-й стрелковой дивизии, например, удалось овладеть высотой 216,1, захватить 13 пленных и много документов, которые мы смогли использовать при составлении разведывательных сводок и донесений.
Спустя некоторое время штаб армии получил приказ командующего Калининским фронтом, в котором отмечались успешные действия войсковой разведки. В нем перечислялись населенные пункты, освобожденные в результате местных боев, подчеркивалось, что захвачено большое число пленных, трофеи, уничтожено до 500 гитлеровцев.
За отличные действия войсковой разведки и стрелковых подразделений в приказе объявлялась благодарность командующему 39-й армией генерал-лейтенанту А. И. Зыгину, начальнику штаба генерал-майору П. Ф. Ильиных, командирам и начальникам разведок дивизий, командирам разведывательных подразделений. Сорок шесть участия ков разведывательных рейдов были награждены орденами и медалями. Не скрою, приятно было увидеть среди награжденных и свою фамилию, тем более что перед ней стояло недавно присвоенное мне очередное воинское звание «подполковник». Как говорится, плох тот солдат, который не мечтает быть генералом!
Оценка, которую получил наш труд, радовала и вдохновляла. И тем не менее мы отлично понимали, что многое еще предстоит сделать, особенно для повышения эффективности войсковой разведки. Поэтому мы нередко собирались, чтобы сообща обсудить, что можно еще предпринять для этого. Именно в ходе одного из таких неофициальных совещаний возникла идея организовать разведку техническими средствами.
С помощью начальника связи армии генерал-майора А. П. Сорокина мы установили несколько радиоприемников, работавших в различных диапазонах волн. Используя их, мы стали контролировать радиопереговоры, ведущиеся открытым текстом. Разумеется, рядом с радистами у приемников дежурили и наши переводчики. Их к тому времени в разведотделе стало вдвое больше: вместо одного — два. Не пренебрегали мы и подслушиванием телефонных разговоров противника. Не вдаваясь в технические подробности, скажу, что это было нелегким и весьма опасным делом.
Старший лейтенант И. А. Сац, возглавлявший группу подслушивания, был уже далеко не молод. Еще в гражданскую войну ему довелось воевать в составе прославленного 1-го Богунского полка. После ранения он был уволен из Красной Армии и вообще спят с военного учета. Но как только началась Великая Отечественная война, он тут же явился в военкомат и потребовал, чтобы его направили на фронт. Так и воевал офицер рядом с теми, кто зачастую годился ему в сыновья. Сац добывал нам весьма интересные сведения. Так, однажды он установил номера частей и соединений противника. В другой раз он сообщил, что в батальоне фашистов, занимавшем оборону на одном из участков, насчитывается 270 человек.
— Откуда такие данные? — поинтересовался я.
— Это ж ясно как божий день! — воскликнул Сац. — Командир батальона докладывал наверх, что 90 бутылок вина им получено. А у них норма: бутылка на три человека.
Казалось бы, мелочь, а вывод важный. Еще большее значение имели сведения о фамилиях командиров рот, взводов. Иной раз два-три разговора, подслушанных разведчиками, позволяли судить о смене подразделений на переднем крае. Был случай, когда летчики наблюдали движение танков, которые, казалось, сосредоточивались для нанесения удара, а подслушанный телефонный разговор раскрыл истинную причину маневра: гитлеровцы решили дезинформировать нас, готовясь в действительности не к наступлению, а к отходу. Потому они и подсовывали танковые подразделения нашим воздушным наблюдателям.
Старший лейтенант Сац действовал умно, инициативно. Успеху содействовало еще и то, что он довольно свободно владел немецким разговорным языком, понимал различные диалекты, хорошо разбирался в тактике и оружии. Я говорю об этом для того, чтобы еще раз подчеркнуть, какими разносторонними знаниями должен обладать разведчик.
За успешное выполнение боевых заданий офицер был награжден орденами Отечественной войны II степени и Красной Звезды. В нашей армии он воевал до мая 1944 года, а затем получил новое назначение.
Части и соединения нашей армии накапливали силы для перехода в наступление. А что такое разведка при ведении наступательных операций, мы уже знали. Поэтому меня волновал такой вопрос: что можно практически предпринять для увеличения мобильности разведывательных групп?
В начале войны в стрелковых полках существовали взводы конной разведки. Потом их ликвидировали. Я, тщательно продумав все доводы, обратился к командующему армией с предложением восстановить такие подразделения. Он дал свое согласие.
Активное участие в формировании взводов конной разведки приняли и офицеры нашего отдела. Первое слово принадлежало здесь майору Антонову. Он, бывший кавалерист-разведчик, многое мог подсказать и деятельно помогал командирам частей в отборе и подготовке личного состава для действий в период наступления. Речь, разумеется, идет о разведчиках.
Формирование взводов конной разведки не обошлось и без курьезов. В одном из полков я случайно оказался свидетелем такого разговора двух солдат:
— Говорят, офицер в разведчики записывает. Будем как боги в седле ездить! Ни грязи тебе, пи сугробов.
— Седло-то при чем?
— Так ведь разведка конная!
— Ну да? А я конюх, всю жизнь при лошадях. Айда! Разумеется, таких мы в подразделения конной разведки не брали. Навыки в уходе за лошадьми — это хорошо. Но главное, чтобы человек правильно понимал зада и войсковой разведки, был готов к трудностям, которые ждут впереди.
Формирование взводов конной разведки вскоре было закончено. Личный состав этих подразделений каждый час использовал для овладения искусством ведения разведки в наступлении. Но прежде чем наступать, надо было как можно полнее вскрыть оборону противника. А эту задачу решала пешая разведка.
Каждый день уходили во вражеский тыл новые и новые разведывательные группы. Они выявляли резервы противника, дополнительные и вновь создаваемые оборонительные рубежи. Должен сказать, что именно глубинные рейды приобретали все больший удельный вес в нашей работе. Это и понятно. В 1943 году разговор шел уже не о частных наступательных операциях, а об общем наступлении, о полном изгнании захватчиков с нашей земли. Следовательно, мы обязаны были знать, что делается не только непосредственно на переднем крае и за ним, но на удалении 20–30 и более километров.
В июле 1943 года немецко-фашистским войскам было нанесено сокрушительное поражение на Курской дуге. Красная Армия продолжала наступление. А наша 39-я армия, находившаяся на левом крыле Калининского фронта, во взаимодействии с 43-й и 31-й армиями, готовилась к разгрому духовщинской группировки гитлеровцев и удару на Смоленск.
К этому времени мы уже имели достаточно полные данные о противнике. Нам было известно, что на духовщинском направлении гитлеровцы создали мощную, глубоко эшелонированную оборону.
Первая полоса представляла собой опорные пункты и узлы сопротивления, соединенные сплошной траншеей. Глубина первой полосы достигала 5–6, а на главном направлении 7–8 километров. Во многих местах разведчики обнаружили вкопанные в землю бронеколпаки с амбразурами для стрельбы. На десятки километров по фронту протянулись противотанковые рвы и эскарпы. Подходы к переднему краю прикрывались проволочными заграждениями, малозаметными препятствиями, спиралями Бруно, а также противопехотными и противотанковыми минными полями большой плотности.
За первой оборонительной полосой протекала извилистая река Царевич с заболоченной с нашей стороны поймой. Высокий и крутой противоположный берег противник также оборудовал тремя ярусами траншей и броневыми колпаками. Многочисленные селения, находившиеся за рекой, не говоря уже о самом городе Духовщина, были превращены в сильные опорные пункты. Таким образом, общая глубина обороны достигала 20 километров.
Накануне наступления мы провели разведку боем. А 13 августа на вражески^ позиции обрушился шквал артиллерийского огня. За огневым валом в атаку пошли танки и пехота. Но гитлеровцы сопротивлялись отчаянно. Фашистское командование спешно перебрасывало на этот участок фронта подкрепления. Из показаний пленных удалось установить, что в полосе нашей армии появились 18-я танковая и 25-я механизированная дивизии, 1-я моторизованная бригада СС.
За несколько дней ожесточенных боев наши войска вклинились в оборону противника всего лишь на 6–7 километров. Командующий фронтом ввел в бой свой резерв — 5-й гвардейский стрелковый корпус. Но решающего перелома достигнуть так и не удалось. Было решено прекратить наступление, произвести перегруппировку сил, пополнить боеприпасы.
Войсковые разведчики продолжали свою активную деятельность. Менее чем за две недели нам удалось захватить до 40 пленных. Они подтвердили, что против 39-й армии находятся части 197, 52 и 246-й пехотных дивизий, 25-я механизированная дивизия и 1-я моторизованная бригада СС. Все эти соединения были в первом эшелоне. 18-ю танков