Офицеры информационного отделения изучили и обработали поступившие из соединений материалы о противнике. Дополнив их информацией от смежных объединений, мы получили довольно ясную картину о вражеской группировке. И мой очередной доклад командующему прозвучал уверенно.
28 июля 1944 года 39-я армия, действуя на правом крыле 3-го Белорусского фронта, получила приказ развивать наступление в обход города Каунас с севера. В первый день операции фашисты оборонялись весьма упорно. Примерно через сутки их сопротивление в основном было сломлено. В ходе наступления разведчики вновь были впереди. Они уточняли группировку противостоящих фашистских войск, захватывали пленных, предупреждали о возможных контратаках, следили за перемещениями частей и подразделений противника.
В памяти сохранился любопытный, на мой взгляд, эпизод, имевший место в ходе этого наступления. И интересен он не потому, что разведчики добились каких-то особых, из ряда вон выходящих результатов. Просто он в определенной мере характеризует растерянность, царившую в стане врага.
А дело было так. Группа бойцов из разведроты 91-й гвардейской дивизии, возглавляемая уже известным читателю гвардии лейтенантом Алексеем Щербаковым, находилась во вражеском тылу неподалеку от населенного пункта Кульма. Установив, что гитлеровцы отходят на запад и передав эти сведения по радио в штаб, Щербаков в конце дня решил организовать засаду с целью захвата «языка».
Замысел его был прост и вместе с тем оригинален. Гвардии старшину Е. Попова переодели в немецкую форму. Перед ним стояла задача: пристроиться к колонне вражеских солдат в момент нападения на нее разведчиков и, пользуясь суматохой, захватить пленного.
— А меня не зацепите? — на всякий случай спросил он.
— Ты в хвосте будь. А как стрельбу откроем, хватай фрица — ив кювет. Мы поначалу голову колонны обстреляем.
Разведчики затаились в кустах по обе стороны дороги. А вскоре показалась и вражеская колонна численностью до роты. Уже смеркалось, когда гитлеровцы миновали дерево, за которым скрывался гвардии старшина Попов. Ворча, похлопывая себя по сапогу, будто только что перемотал портянку, он начал догонять строй, чтобы присоединиться к нему. Но тут произошло непредвиденное. Наш старшина увидел немецкого солдата, который отстал от колонны, чтобы поправить ранец. То ли ремешок оборвался, то ли еще что, но только он оказался рядом с Поповым.
В этот момент разведчики открыли огонь по колонне, которая поравнялась с ними. Часть гитлеровцев была уничтожена, некоторые разбежались. Гвардии старшина Попов без особого труда обезоружил вражеского солдата, который, оцепенев от неожиданности, смотрел на него ошалелыми глазами.
Пленного доставили на наблюдательный пункт. Я тут же допросил его. Он рассказал о составе и направлении отхода своего полка, дал другие ценные показания. Но говорил немец очень сбивчиво, ежесекундно замолкая. Во взгляде его застыла, казалось навсегда, растерянность. Да, именно растерянность, а не страх. Чем вызвана она? Я попросил переводчика выяснить это.
— Он говорит, что не может понять, почему солдат его же роты взял его в плен и привел к русским.
— Скажите, что это был наш старшина.
Пленный и переводчик обменялись несколькими фразами.
— Ну, что он там лепечет? — спросил я.
— Сначала сказал, что этого не может быть. А потом согласился, что настало такое время, когда ничему не нужно удивляться.
Да, фашистские солдаты многому перестали удивляться. Когда-то им внушали, что русские могут наступать только зимой, при содействии и покровительстве «генерала мороза», а теперь они наступали на пятки в разгар лета. Когда-то солдатам говорили, что Красная Армия разгромлена, что ни танков, ни самолетов, ни пушек у противника больше нет. Теперь же стальная лавина неудержимым потоком двигалась на запад. Русские самолеты с ревом пикировали на переправы, дороги. Вполне можно понять состояние солдат, которые своими глазами видели все это.
А наступление наших войск в Литве набирало силу. Уже 31 июля наша армия нависла над Каунасом с севера, а 5-я армия завязала уличные бои в самом городе. Днем позже мы слушали по радио приказ Верховного Главнокомандующего, в котором сообщалось, что войска 3-го Белорусского фронта, сломив сопротивление противника, штурмом овладели городом и крепостью Каунас — важным узлом коммуникаций и мощным опорным пунктом обороны немецко-фашистских оккупантов, прикрывавшим подступы к Водосточной Пруссии.
Развивая наступление севернее реки Неман, 39-я армия и взаимодействующие с нею 43-я и 5-я армии за первую неделю августа продвинулись вперед до 80 километров. Всего одна строчка в сводке была занята этим сообщением. Но для меня те дни наполнены глубоким содержанием. И опять потому, что в жестоких боях веское слово сказали войсковые разведчики.
В ходе преследования отступающего противника майор Ю. В. Трошин со взводом разведроты 192-й дивизии сумел опередить отступающие фашистские подразделения. Было решено, используя фактор внезапности, захватить пленного. И снова разведчики пошли на хитрость. Среди них был Яков Синельщиков, который достаточно хорошо знал немецкий язык. Его переодели в немецкую форму. Замысел был таков: Синельщиков, увидев автомашину, выходит на дорогу и пытается остановить ее, размахивая руками и крича, что впереди русские. Если же его попытка не увенчается успехом, то разведчики, укрывшиеся неподалеку, совершают на машину нападение.
Зачем такие ухищрения? Не проще ли бросить гранату, открыть огонь из автоматов? Быть может, и проще. Но какая гарантия, что кто-то из фашистов останется жив? А кроме того, стоит ли поднимать шум во вражеском тылу, если есть хотя бы малейшая возможность обойтись без него? Риск? Да, но он всегда шагает рядом с разведчиками.
Колонну машин, показавшуюся на дороге, пропустили. Силы были явно не равны. Потом вдали показался легковой автомобиль. Синелыциков выбежал на дорогу. Жестикулировал он настолько энергично, что машина остановилась. Разведчики мигом окружили ее. Водитель и офицер молча подняли руки.
Допрос пленного продолжался долго. И причина этого заключалась в том, что у офицера оказалась закодированная карта. Он уверял, что карта эта учебная, что он случайно прихватил, ее с собой, возвращаясь с курсов в часть. Но искусно задаваемые вопросы в конце концов заставили его признаться: он вез командиру дивизии приказ, оформленный графически на карте. На ней было указано, какое подразделение и до какого времени должно удерживать занимаемые позиции, куда затем отходить, какие мосты или другие сооружения взрывать при отходе.
Стоит ли говорить, что карта эта очень пригодилась нам. Если читатель помнит, в самом начале книги я рассказывал о методах сбора разведывательной информации и упоминал о тех редких случаях, когда в руки разведчиков попадают готовые документы, оперативные карты противника; Так вот этот случай был именно таким.
Да, карта очень пригодилась. Но разумеется, она не могла сказать нам все, что было нужно. Поэтому в период боев на расейняйских позициях деятельность разведчиков соединений и частей не прекращалась ни на час. Группы уходили в поиски, устраивали засады. Иной раз возникали очень сложные ситуации.
14 августа помощник начальника разведки 158-й дивизии капитан П. П. Рассохин обеспечивал переход разведывательной группы старшего сержанта М. В. Явлинского во вражеский тыл в районе самого города Расейняй. Едва успели выполнить эту задачу, как фашисты крупными силами пехоты и танков предприняли ожесточенные контратаки с флангов и окружили город. Рассохин с небольшой группой бойцов отошел в здание церкви.
Двенадцать раз гитлеровцы пытались захватить это здание. Но все атаки отбивались с большими для врага потерями. Однако положение разведчиков становилось все более и более критическим: кончались боеприпасы. На исходе ночи, когда, казалось, не было уже никакой надежды на спасение, капитан Рассохин обнаружил участок, откуда огонь велся реже. Через окно удалось незаметно покинуть церковь. Затем последовал стремительный бросок. Вслед за ним — короткая схватка. Вся группа вырвалась из осады.
Тем временем разведчики во главе со старшим сержантом Яглинским, даже не предполагая, что их товарищи попали в такую переделку, изучали берега реки Митва, находившейся за линией фронта. Удалось установить, что на западном берегу подготовлены окопы. Значит, именно здесь противник предполагает организовать оборону. А какие еще у него планы? Явлинский рассудил, что для получения ответа на этот вопрос лучше всего попытаться захватить пленного.
На рассвете подкрались к какому-то хутору и стали наблюдать за домом. Долгое время ничто не нарушало тишины. Потом послышался скрип двери. Кто-то вышел на улицу. Присмотрелись — гитлеровский солдат. Но сколько их еще осталось в помещении? Не зная этого, было рискованно поднимать шум.
— Будем брать тихо, — скомандовал Яглипский.
Один из разведчиков обогнул дом, неожиданно выскочил из-за угла и схватил немца за горло. Мгновенно подбежали еще двое. Через полминуты солдат был уже в кустах. Рот заткнут, руки связаны. Удача? Нет! Точный расчет, безукоризненное понимание друг друга, профессиональное мастерство, если хотите. Таков был старший сержант Михаил Яглинский! Его хорошо знали пе только в своей дивизии, но и во всей 39-й армии.
Как-то, беседуя с начальником разведки дивизии майором Д. С. Кравчуком, я высказал мнение, что Яглинский заслуживает представления к присвоению звания Героя Советского Союза. Дмитрий Семенович сразу же согласился со мной. Пошли к начальнику штаба дивизии.
— Я и сам хотел об этом говорить с начальством, — оживился он. — Но как-то не решался. Ведь Яглинский— разведчик. Значит, первое слово за вами.
Однако вскоре 158-я стрелковая дивизия вместе с ее разведротой, в которой служил Михаил Яглинский, была передана от нас другому объединению, даже другому фронту. При прощании я напомнил майору Кравчуку о нашем разговоре.