— Готовьте приказ, ударим в лоб! Хитрый немец, а мы его перехитрим.
Ранним утром 26 сентября я был уже на наблюдательном пункте командующего армией. Еще раньше наши части под покровом темноты заняли исходное положение для атаки. Волновался я, как никогда. Ведь вскоре будет подведен итог нашей работе, которой мы занимались несколько недель. Смогут наши подразделения без особых потерь преодолеть оборону гитлеровцев и развить успех — честь и хвала разведчикам. Не сумели мы нащупать уязвимые места — не миновать напрасных жертв.
Мне живо представились бойцы и командиры, притаившиеся в окопах перед решительным броском. Прозвучит команда — и они, повинуясь ей, побегут навстречу пулям, разрывам снарядов и мин. Кто-то добежит, а кто-то останется лежать на мокрой траве. Останется навсегда. Таков суровый закон войны, здесь ничего не поделаешь. Но сделать так, чтобы как можно меньше неподвижных тел осталось на поле брани, — святая обязанность каждого командира. Непременно выполнить боевую задачу с минимальными потерями — в этом его первейший долг.
Я знал, что точно так же напряжены сейчас нервы у всех, кто находится рядом. Знал, что любой из нас готов занять место в атакующих цепях. Наверное, было бы легче идти рядом со всеми, рисковать своей, но не чужими жизнями, которые доверены тебе. Но таков удел командиров, поднявшихся на определенную ступень служебной лестницы.
Ровно в десять часов началась артиллерийская подготовка. Загудела, застонала земля. Огненными стрелами пронзили небо реактивные снаряды «катюш». В бинокль было хорошо видно, что разрывы ложатся точно по переднему краю. В воздух взлетали обломки бревен, какие-то бесформенные предметы. Рыжее пламя взметнулось там, где рвались «гостинцы» гвардейских минометов. Судя по всему, такая же буря бушевала на артиллерийских позициях гитлеровцев. Все впереди окуталось дымом. А снаряды летели и летели в стан врага.
Захваченный этим зрелищем, я даже не заметил, когда двинулась вперед пехота. Фигурки красноармейцев вдруг оказались у самых вражеских окопов. И вот уже они перевалили через первую траншею, движутся дальше. А сердце все сильнее стучит в груди. Смогут ли наши подразделения развить успех? Сейчас это имеет первостепенное значение.
Доклады, поступающие к нам, говорят о том, что наступление развивается успешно. Фашисты, ожидавшие нашего удара на флангах, сбиты с занимаемых позиций, начинают отходить. И я вижу, что на лицах тех, кто находится на наблюдательном пункте, появляются улыбки.
Но радоваться, судя по всему, еще рано. В воздухе появляются «юнкерсы». Сейчас они выстроятся в круг — и начнется обычная карусель. Один за другим станут они пикировать на цель и, освободившись от смертоносного груза, взмывать вверх. Однако и такой вариант был предусмотрен. В грохот боя вплетаются сухие короткие очереди малокалиберных зенитных пушек. Огонь не слишком плотный, тем не менее строй бомбардировщиков ломается.
Одна из машин, оставляя за собой шлейф темного дыма, скрывается где-то за лесом.
Наступательный порыв все возрастал. На отдельных участках отход фашистов превратился в бегство. Нашим артиллеристам удалось разрушить переправы через Волгу. Это поставило гитлеровцев в особенно тяжелое положение. Целые подразделения вынуждены были переправляться через реку на подручных средствах, а то и просто вплавь. И все это — под метким огнем наших бойцов. Потери врага возрастали с каждым часом.
27 сентября соединения и части 39-й армии полностью очистили от гитлеровцев северный берег Волги и, таким образом, ликвидировали один из опасных плацдармов. В ходе боев было освобождено 25 населенных пунктов. Хоть и не велика была эта цифра, но факт оставался фактом — мы наступали, освобождали родную землю. И это поднимало настроение, боевой дух бойцов и командиров.
Помню, во второй день боев встретился я с ранеными красноармейцами. У одного рука перевязана, у другого на голове бинты. И оба улыбаются. Казалось бы, до улыбок ли здесь?
— Обидно, товарищ майор, что зацепило, — пожаловался тот, что постарше. — Только ведь пуля, которую в наступлении подцепил, не так больно жалит.
— Точно! — подхватил другой. — Вот когда в августе сорок первого я осколок принял, слезы сами из глаз потекли. Не от боли, от обиды: по своей же землице отступаем, да еще нас же ранят и убивают. А теперь ништо, враз заживет.
Сразу же после выхода к Волге наши части начали закрепляться на занятых рубежах. Враг мог предпринять попытки восстановить положение. Поэтому разведчики вели за ним непрерывное наблюдение, захватывали «языки». Но основная нагрузка в эти дни легла на наше отделение информации. Предстояло в кратчайший срок разобрать и «переварить» документы, захваченные у противника в ходе наступления. А их было немало. Я не говорю о солдатских книжках, письмах, которые были изъяты у убитых гитлеровцев. В наши руки попали интересные документы штабов, оперативные карты.
Так, например, танкисты в ходе наступления в одной из деревень разгромили штаб немецкого пехотного полка.
Все документы, которые удалось захватить, были немедленно доставлены в разведотдел армии. Среди них, помнится, был довольно любопытный приказ командира 87-й пехотной дивизии. Генерал-лейтенант Штутниц писал: «Наша дивизия побывала в Париже и промаршировала до Ржева. Я уверен, что она будет и впредь жить и побеждать». Что ж, одно можно сказать: плохим пророком оказался фашистский генерал!
Положение нашей армии на левом крыле значительно упрочилось. На очереди стояла новая задача: нанести удар по 206-й немецкой пехотной дивизии и овладеть шоссейной дорогой, соединявшей деревню Молодой Туд с населенными пунктами Урдом и Зайцево. Успешное осуществление этой частной наступательной операции окончательно ликвидировало бы выступ, направленный своим острием в глубину нашей обороны.
Мы усилили визуальную разведку на предполагаемом участке прорыва, установили круглосуточное наблюдение силами командиров. Дело было вовсе не в том, что мы не доверяли информации, которую собирали красноармейцы-наблюдатели. Они по-прежнему несли свою службу. Но участие в этом командиров обогащало разведывательные данные. А кроме того, они, лично изучая передний край противника, получали возможность использовать результаты наблюдения при руководстве подчиненными в ходе наступления.
Разведчики частей и соединений армии умело сопоставляли данные дневного и ночного наблюдений. Благодаря этому удалось точно установить местонахождение многих, если не сказать большинства, вражеских огневых точек. Почему я веду речь о сопоставлении данных? Да потому, что обнаружить огневую точку днем не так-то просто, даже в том случае, когда она ведет огонь. Совсем иное дело ночью: вспышки выстрелов, следы трассирующих пуль. Направление засечь уже легче. Увидев вспышки, разведчики вбивали в землю небольшие колышки, которыми фиксировалась линия, ведущая к огневой точке. А с рассветом, используя бинокль, стереотрубу, перископ, они исследовали каждый бугорок, каждый кустик, ориентируясь на эти самые колышки. И как правило, от внимательных глаз не укрывались даже тщательно замаскированные объекты.
Чтобы дополнить данные визуальной разведки, как и прежде, организовывались поиски. Хочу заметить, что допросы захваченных пленных существенно обогащали наши сведения о противнике. Причем происходило это не только за счет того, что мы получали в свое распоряжение солдатские книжки, в которых имелись номера частей, что пленные рассказывали кое-что о своей дивизии. Мы научились делать важные выводы по косвенным деталям.
Большое значение, скажем, придавалось тому, кто был пленный, из каких мест он родом. Немцы с территории самой Германии, или, как их называли, «имперские немцы», пользовались полным доверим фашистского командования. Ими укомплектовывались части, которым поручались наиболее ответственные задания. Австрийцы же, например, использовались на второстепенных участках. Их, насколько нам было известно, реже брали в танковые, авиационные подразделения. Словом, гитлеровцы всех фольксдойче считали людьми второго сорта.
Отсюда и тянулась ниточка. Если выяснялось, что пленный взят из подразделения, где служат «имперские немцы», то можно было сделать вывод: это направление фашистское командование считает основным или, во всяком случае, важным. Когда же в наши руки попадал австриец или немец из Судетской области Чехословакии, мы могли предположить, что данный участок считается второстепенным.
В период подготовки наступательных операций по приказу командующего армией мы организовали разведку боем. Для разработки плана действий я выехал в 279-й стрелковый полк, которым командовал майор К. А. Томин. Ему и было поручено руководить подготовкой и проведением разведки боем.
Я позволю себе кратко остановиться на сущности этого способа ведения разведки.
Разведка боем, как правило, предусматривает активные действия, имеющие своей целью полное раскрытие системы огня противника, уточнение особенностей оборонительных сооружений на данном участке. Можно ли эти данные получить в ходе повседневного наблюдения? Можно, однако они чаще всего носят неполный характер. Дело в том, что обороняющаяся сторона стремится до поры до времени не раскрывать своих секретов. Поэтому часть огневых средств в условиях стабильной обороны «замораживается». Этим средствам запрещается вести огонь по мелким группам, по одиночным бойцам. Они вводятся в действие лишь с началом наступления противоборствующей стороны. И тогда внезапно оживают тщательно замаскированные пулеметы, пушки, минометы. Именно они, как правило, и наносят максимальный урон атакующим.
Что же можно противопоставить такой хитрости? Свою хитрость: имитацию наступления. Задача заключается в том, чтобы заставить противника поверить в реальность наступательной операции, ввести в действие все огневые средства, а может быть, и подтянуть резервы. Добившись этого, подразделение, ведущее разведку боем, отходит на ранее занимаемые позиции.
Исходя из этих принципов, мы с майором Томиным и начали разработку плана. Было решено, имитируя общее наступление, тремя группами бойцов блокировать один из дзотов фашистов, расположенный на высотке. При этом две группы должны были двигаться в обход с флангов, а третья, самая многочисленная, атаковать фашистов с фронта. Задача — уничтожить гарнизон дзота, захватить, если представится такая возможность, пленных, документы.