— Ну, это было более десяти лет назад, он давно отошел от них, работает в Академии наук и, как партиец, человек порядочный. Но ревнив, груб, отвратителен мне.
— Как же думаешь жить дальше?
— Пока отдыхаю, но кое-какой проблеск появился.
— Об этом забудь. У нас другие планы.
— Как это?..
— А вот так. Ты член партии? Польский язык знаешь? Обстановку представляешь? Понимаешь, что сейчас не время для сантиментов? Поедешь в Польшу в качестве жены и напарницы нашего сотрудника.
— Как же так? Я его не видела, не знаю, не люблю…
— Ничего, стерпится — слюбится.
— Но ведь насильно мил не будешь.
— Ничего, партия прикажет, и насильно мил будешь!
— У меня отец тяжело болен.
— Мы ему поможем. Все. Можешь идти, готовься к поездке, составляй задание.
В тот же день родилось полное отчаяния письмо:
«Заместителю наркома внутренних дел тов. Меркулову В. Н.
(только лично)
Сегодня я получила от т. Судоплатова П. А. предложение перейти на закордонную работу.
Убедительно прошу оставить на той, на которой нахожусь в настоящее время.
Помимо того, что я люблю свою работу, прошу не посылать за кордон, так как это разобьет мою личную жизнь. Из-за неудачного замужества десять лет никакой личной жизни. В прошлом году я разошлась с мужем, и моя личная жизнь только фактически начинается. Очень прошу учесть эту мою большую просьбу».
Резолюция на письме:
«Тов. Фитину, тов. Журавлеву».
И чья-то закорючка:
«Выдать восемьсот рублей на экипировку».
12 декабря 1940 года начальник разведки Фитин утвердил задание, подписанное Марией (так теперь звалась Елена Модржинская) и Судоплатовым. Задание носило взвешенный и осторожный характер.
От Марии не требовалось восстанавливать связь с агентурой, в крайнем случае, только с санкции Центра. Ей рекомендовалось вести себя естественно, не избегать знакомств, бывая в гостях и приглашая немцев, поляков, украинцев, закреплять знакомства Ивана, создать у немцев представление, как о человеке, дружески к ним настроенном, который верит в наличие дружбы между СССР и германским правительством.
Новой точке присваивалось название «Иван да Марья».
На рапорте о командировании Марьи в Варшаву резолюция:
«Оформить. Но перед отъездом пусть зайдет. Л. Б.».
Лаврентий Павлович внимательно оглядел вошедшего к нему лейтенанта госбезопасности.
— Мне сказали, что в вас есть польская дворянская кровь? — поинтересовался он.
— Да, мой дед, до ссылки в 1863 году после восстания в Польше, был дворянином. Но его лишили всех прав, и таким образом мой отец уже не имел дворянского звания.
— А я вас ни в чем не упрекаю. Многие дворяне честно служили и служат Родине. Но это помогло бы вам в установлении связей с поляками. Хотя не перегните. Положение у вас будет очень щекотливое. Исходите из того, что вы будете в тылу врага и, находясь на легальном положении, ведите нелегальную работу.
Берия встал, пожал Елене руку и до самых дверей проводил ее внимательным взглядом.
Поезд Москва — Берлин шел через Варшаву. Елене описали ее будущего «мужа» и показали фотографию, где-то в душе шевелилось сомнение: «А вдруг не узнаю».
Но встречающих было мало, и Петра Ильича, стоявшего на перроне, несмотря на декабрьскую стужу, с большим букетом цветов, нельзя было не узнать.
Они сразу понравились друг другу и сразу нашли общий язык. Их фиктивный брак очень скоро стал настоящим, и взаимная любовь сопровождала их до последних дней жизни.
Но любовь — любовью, а надо было заниматься делом. Сейчас трудно отделить заслуги Ивана от заслуг Марьи, так тесно переплеталась их оперативная деятельность.
Они завели широкие связи среди поляков, украинцев, русских эмигрантов, были и немногие немцы. Далеко не все из них стали полезными: одни были просто болтунами — передатчиками необоснованных слухов, другие — паникерами, третьи — наверняка гестаповскими агентами.
«За указанный период времени Иваном и Марьей приобретены несколько доверенных связей из числа польских граждан и русской эмиграции, через которых собиралась и направлялась в Центр информация о подготовке военного нападения Германии на СССР… о переброске немецких военных частей к советским границам, о строительстве дорог, аэродромов, военных сооружений… и о хождении упорных слухов о нападении Германии на СССР».
Марья вышла на некоторых агентов, с которыми ранее была потеряна связь. Проведенное ею изучение этих людей и тщательный анализ их поведения показали, что восстановление с ними связи не только бесполезно, но и не безопасно. Центр согласился с ней.
Обстановка в Варшаве и во всем Генерал-губернаторстве становилась все более напряженной. Мария со свойственными ей скурпулезностью и умением анализировать подготовила обобщенный материал, с которым Иван выехал в Москву и был принят наркомом госбезопасности В. Н. Меркуловым. Выслушав разведчика, тот заметил:
— Вы сильно преувеличиваете. Все это необходимо еще раз проверить.
Однако сведения, сообщенные Иваном, были направлены Сталину, Берии и Тимошенко.
В мае 1941 года Иван побывал в Берлине и вновь доложил еще более настораживающие сведения о подготовке немцев к нападению на СССР. 5 мая 1941 года в ЦК ВКП(б), СНК, НКО и НКВД СССР было направлено спецсообщение, основанием которого послужило донесение Ивана и Марьи.
В спецсообщении, в частности, говорилось:
«…Военные приготовления в Варшаве на территории Генерал-губернаторства проводятся открыто, и о предстоящей войне между Германией и Советским Союзом немецкие офицеры и солдаты говорят совершенно открыто, как о деле решенном».
Не только немцы говорили об этом. Марья направила в Центр пасхальный номер антисоветской эмигрантской газеты «Новое слово» (Варшава, апрель 1941 года), где было написано:
«Эта пасхальная ночь — одна из последних ночей вдали от России… Да сохраним мы наши души в готовности служению Родине до того светлого дня, когда Кремлевские колокола в победоносном ликовании возвестят всему христианскому миру о воскресении Спасителя».
Поляки, встречавшиеся с супругами Васильевыми в середине июня уверяли, что. судя по всему, война должна начаться со дня на день.
Знакомый передавал Марье, как достоверный, слух, скорее всего, распространяемый немцами:
— В московском политбюро царит раскол. Молотов и Тимошенко не смогли договориться о нанесении по немецкой армии упреждающего удара, и немцы, наверное, сами поспешат нанести его.
Вечером 21 июня, встретившись с Васильевыми в кафе, их доверенный Винявский заявил, что ему достоверно известно:
— Немцы нападут на Советский Союз завтра.
Иван и Марья тщетно пытались передать это сообщение в Берлин, но связи с посольством не было.
22 июня 1941 года Васильева доставили в гестапо и вежливо, но очень долго и скрупулезно допрашивали о его знакомствах, роде занятий, спрашивали, от кого получал и кому передавал информацию. Отпустили, запретив выходить из дома.
28 — 29 июня 1941 года супругов Васильевых переправили в Берлин, в советское посольство, а затем вместе с другими дипломатами они выехали на родину.
По прибытии в Москву оба были награждены орденами за работу в Варшаве. Всю войну проработали в аппарате разведки.
В 1953 году Елена Дмитриевна вышла в отставку. Более двадцати лет она трудилась в Институте философии. защитила докторскую диссертацию, выпустила свыше ста семидесяти пяти научных трудов, стала одной из основательниц советской социологической школы.
Она умерла в 1982 году. Муж пережил ее на одиннадцать лет.
ПОЛКОВНИК СОНЯ
Вероятно, можно согласиться с тем. что одной из самых выдающихся и результативных разведчиц XX века стала Рут Вернер, она же Рут и Урсула Кучински. она же Рут Бертон, Рут Брюер. Мария Шульц.
Ее жизнеописание достойно не краткого очерка, а повести или, скорее, романа, ибо в нем присутствует и любовь, счастливая и несчастная, и измены, и страсть. Не говоря уж о том, что оперативная судьба свела ее с самыми знаменитыми разведчиками современности, работа которых имела или могла иметь решающее влияние на судьбы уходящего столетия.
Поэтому волей-неволей очерк о ней может показаться несколько суховатым, ибо простое перечисление фамилий, фактов, дат, стран и городов, где она действовала, займет добрую половину отведенного для него места. Читателю придется запастись терпением, но он будет вознагражден тем, что узнает об этой незаурядной женщине.
В 1907 году в семье германского ученого-экономиста Рене Роберта Кучински родилась дочь, которую назвали Рут. У нее уже был старший брат Юрген, потом появились младшие братья и сестры. Семья не бедствовала, но очень скромно жила в огромной вилле, полученной в наследство.
Девушка рано вступила в революционное движение, стала членом германского комсомола, а затем и компартии, и с юношеским максимализмом участвовала во всех ее акциях. Жила полной жизнью, играла в самодеятельных концертах, танцевала. Из писем: «Играю русскую крестьянку. Играю руководительницу международного конгресса, проходящего в России. Дирижирую хором»; «…была на празднике красных фронтовиков, танцевала с восьми вечера до трех утра, ни одного танца не пропустила. Веселились невероятно».
Молодая революционерка соседствует с девочкой. Из писем к брату: «Недавно один из друзей… просил разъяснить, что такое коммунизм… Как-то вечером встретились. Он купит ряд книг, которые я назвала. При этом мы съели три молочных шоколадки «Кро-нас»; «…куплю себе купальный костюм, поскольку ты как обыватель не признаешь купания в голом виде»; «…вышла книга Сталина «Вопросы ленинизма». Должно быть очень важная книга, стоит четыре марки тридцать пфеннингов. Мне. несчастной идиотке, понадобилось три часа, чтобы прочитать двадцать страниц»; «…у нас прошел костюмированный праздник. Кое-кто утверждает, что я поцеловала двадцать парней. Но если не считать Рольфа, то таковых наберется не больше девятнадцати».