– Варвара Леонидовна, поздравляю вас, – звучит вдруг надо мной знакомый бас, который я не слышала несколько дней.
Мое сердце начинает грохотать, и когда я поднимаю голову, вижу перед собой Пахомова. После того, как я открыла ему неприглядные моменты своего прошлого, он пропал, а в последующие дни общался со мной подчеркнуто холодно, что не могло не расстроить меня, хоть я и предполагала такой исход нашего разговора.
– Тихон Авдеевич, и вы тут? – растерянно спрашиваю я, не зная, что еще сказать, как вдруг к нам подлетает воодушевленный фотограф и наводит суету.
– А теперь фото родителей с дочуркой. Так, папа, берите ребенка, а цветы пусть мама держит.
– Но это… – хочу я сказать, что он ошибся, как меня вдруг перебивают.
– Давно я на руках не держал ребенка, – хриплым тоном говорит Тихон и каким-то завороженным взглядом смотрит на мою Сашеньку. Мне даже кажется в этот момент, что именно он ее отец, но я быстро возвращаюсь в реальность.
Вот только я и слова вставить не успеваю, как Тихон с ребенком оказывается позади меня, а я продолжаю сидеть в кресле-каталке, и вид у меня явно обескураженный, что не могло не отразиться на первых снимках, пока это не заметил фотограф.
– Так, молодежь, а вы помогите нам шары в машину загрузить, – быстро сориентировалась Яна, увидев растерянность на моем лице, и всех разогнала.
Уже после я пойму, что она воспользовалась моментом, чтобы сблизить меня и Пахомова, а сейчас у меня голова кругом, не до чужих интриг.
Я улыбаюсь, стараясь не показывать, что всё происходит совершенно не так, как я себе это представляла. Не объяснять же фотографу, что Пахомов мне не муж, а Сашенька не его дочка. Неудобно ставить Тихона в неудобное положение, когда он сам не стал сопротивляться и решил подыграть.
Сама я в этот момент стараюсь по сторонам не смотреть, так как нас окружают коллеги. Более чем уверена, что в офисе теперь будут ходить слухи, что я изменяла мужу с Пахомовым еще до того, как он стал нашим новым прокурором.
Они и без того уверены, что у нас с ним отношения, а теперь этому будут железобетонные доказательства.
Слегка злюсь на Тихона, что он вот так подставил меня, но вся злость улетучивается, когда стекло одной из машин неподалеку опускается, и на меня пристально смотрит мужчина в очках. Не сразу я узнаю его.
Влад.
Бывший муж всё-таки приехал на выписку.
Даже видеть его лицо в этот момент не надо, видно, что он зол, с такой силой сжимает баранку, что она будто вот-вот погнется под его напором.
– Мамочка, смотрите в кадр! – кричит фотограф, и я отвожу свой взгляд от Влада.
Улыбаюсь во все свои тридцать два и стараюсь забыть о бывшем муже. Плевать, что он подумает. Он и так уверен, что Саша – дочь Тихона, а теперь у него не останется никаких сомнений, что к нам лезть ему не стоит. И пусть будет так.
Глава 36
Мои родители и свекровь Зоя Елисеевна ждали в это время нас в квартире, так как дорога до города и без того их вымотала, так что не видели того, что произошло у больницы. Но все они не могли не заметить, что Влада в квартире нет, в то время как за столом сидят практически одни мои коллеги.
Отец, хоть и улыбается, радуясь, что у него родилась еще одна внучка, но я вижу, что ходит мрачнее тучи, по матери же тяжело судить, что у нее на уме. Лишь одна свекровь старается сгладить неловкость и разбавляет застолье веселыми историями, поглядывая периодически на моих родителей.
Коллеги же чувствуют напряжение, так что надолго не задерживаются. Только Яна с мужем да Тихон остаются, на последнего я и вовсе стараюсь не поглядывать, до сих пор ощущая скованность.
Лиля с мужем сами ухаживают за гостями, так что я могу сосредоточиться на младшей дочке, которой хоть бы хны на шум.
Уложив ее, когда она снова засыпает, я поправляю распашонку на Сашеньке, а сама внимательно прислушиваюсь к ее дыханию. Уже и забыла, каково это – быть тревожной мамой. Помню, как в молодости, когда впервые стала мамой, родив Лилю, постоянно прислушивалась и проверяла, дышит ли дочка. Всё боялась, что может случиться что-то нехорошее, если я отвернусь или надолго отойду.
А чем старше она становилась и подвижнее, тревога моя лишь возрастала. Пока я мыла посуду на кухне, она могла играть в детской, и за это время я могла напредставлять себе таких ужасов, что порой потом долго не могла уснуть.
К моменту, когда родился Миша, я стала чуть спокойнее, работая над собой и стараясь не зацикливаться на плохом, но всё равно переживала за своих детей, даже когда они уже стали взрослыми. Беспокойство у нас, матерей, в крови.
– Она вылитая ты в детстве, Варюш, – шепчет подошедшая мама, разглядывая Сашеньку в ее кроватке.
– Лиля тоже говорит, что она на меня похожа, но ты же знаешь, что младенцы меняются со временем. Ни к чему загадывать.
– Я и не загадываю, я вижу. Ты ведь моя дочь, а я еще не так стара, чтобы забыть, как ты выглядела после рождения.
Я предусмотрительно прикусываю язык, так как знаю маму. Ей, конечно, уже шестьдесят восемь, но напоминать ей лишний раз о возрасте может плохо для меня закончиться. Мама категорически не приемлет, чтобы кто-то вообще об этом вспоминал.
– Помяни мое слова, Варя, Сашенька – твоя копия. Может, оно и к лучшему…
Последнее мама говорит тихо с таким сожалением, что я настораживаюсь и поглядываю на нее с опаской, гадая, что она уже знает. Я ведь родителям так и не сказала ни об измене Влада, ни о нашем с ним разводе.
– Лиля сболтнула? – хмыкаю я, догадавшись, откуда ветер дует.
– Нет. А стоило бы. Не каждый день узнаешь, что твоя дочь под пятьдесят разводиться надумала. Еще и с ребенком на руках. Где это видано?
Мамин голос звучит слегка недовольно, но не так осуждающе, как я себе это представляла. По молодости, когда у наших родственниц были разногласия с мужьями, мама всегда амбразурой стояла за сохранение брака, была категорически против разводов, ведь негоже это – разбивать ячейку общества.
– Мы уже развелись, мам, свидетельство о разводе получено, так что поздно наводить тень на плетень.
– Хоть бы со мной и отцом посоветовалась. Мы тебе не чужие люди, родители, как никак.
– Я и так знаю, что бы вы сказали, мам, именно потому, что вы мои родители. Ты бы приехала тотчас и стала бы убеждать меня простить Влада, разве не так?
Мама недовольно хмурится и поджимает губы, отчего вокруг губ отчетливее выделяются морщины, становятся более глубокими. За последний год, что мы не виделись, родители постарели сильнее, и в груди острой иглой впивается сожаление, что я уделяла им так мало внимания. Они ведь не молодеют, да и мне не двадцать. Чем старше становлюсь я, тем старше и родители, которых уже не поменять. Это по молодости я постоянно встревала с ними в споры, отстаивая свою точку зрения, а сейчас я вся сдуваюсь, как воздушный шарик, и просто качаю головой.
– Ты прости, мам, если разочаровала. Знаю, вы с отцом мечтали, что я возьму с вас пример и проживу со своим мужем, пока смерть не разлучит нас, но я не такая… Не могу я простить измену и предательство, понимаешь?
На глаза наворачиваются слезы, хоть я и думала, что они давно закончились. По привычке мне кажется, что мама снова меня не поймет, скажет, что каждая женщина должна терпеть, ведь такова наша женская доля, но на удивление этого не происходит.
Какое-то время она молчит, неловко хлопает меня по руке, словно не знает, как оказать мне моральную поддержку, так что я сама обнимаю ее, отчаянно нуждаясь в ее тепле.
– Ты уже взрослая, Варь, я всё время об этом забываю, – вздыхает мама, когда мы обе садимся на кровать. – Сорок шесть лет. Мне всё казалось, что это просто цифры, а ты ведь уже и сама бабушка, не та маленькая егоза, которая втихаря уплетала конфеты, которые я прятала тебе на новый год.
Я улыбаюсь, чувствуя облегчение, что мама не читает мне нотации, как любила делать это раньше. А затем вдруг замираю.
– А какой сегодня день? – достаю телефон и едва не смеюсь, когда моя догадка оказывается верной. – Мне уже как три дня сорок семь, я так замоталась, что совсем забыла.
– Как? – ахнула мама. – Сегодня что, двадцать пятое уже? Да как так, я же никогда, я же всегда…
– Всегда поздравляла меня самая первая, – заканчиваю я за нее предположение, а сама всё еще нахожусь в легком шоке, что не заметила, как быстро пролетело время.
– Ты прости меня, Варь, мы с отцом были так разочарованы поступком Влада, что места себе не находили, всё думали тебе позвонить, но не решились. Я побоялась, что скажу что-то не то, и ты, как обычно, взорвешься. Я ведь думала, что ты еще беременна. Мне Лиля сказала о том, что ты родила, только вчера, вот я ей уши надеру сейчас, устроила тут тайны, понимаешь ли.
– Это я виновата, мам, успокойся. Я вообще была против выписки и сбора гостей, не собиралась тебе с отцом обо всем говорить, пока у меня нога не заживет. У отца ведь сердце слабое, да и у тебя в последнее время со здоровьем проблемы. Я думала, что сюрприз вам сделаю, сама приеду с Сашенькой. Ты мне, кстати, так и не сказала, откуда вы с отцом знаете про Влада.
– И эту его вертихвостку? – фыркает мама. – От кого, от кого, от сватьи, конечно же. Ты хоть представляешь, как мне обидно было, что она обо всем первая узнала?
Кажется, вот она истинная причина долгого молчания родителей. Мама приревновала и обиделась, что первой о разводе я сообщила свекрови, а не ей.
– Ох, что это я, пойду, надо отцу таблетки дать, а то он сам не свой ходит, злится, что Влад даже на ребенка посмотреть не приехал. В общем, ты, дочка, не переживай, отец тебе насчет развода ничего говорить не станет. Не нужен нам такой зять, который даже на выписку родной дочери не приехал. Тьфу на него.
Мама вздыхает и встает, но я за ней не иду. Сижу, переваривая новую реальность. Я ведь все эти дни опасалась их с отцом реакции, что станут на меня давить, как прежде, но когда этого не происходит, еще долго не могу придти в себя.