— Это всего лишь слухи, — я надел перевязь и проверил насколько легко выходит меч из ножен. Хотя не понимаю, зачем вообще его ношу с собой, ведь меня так и не научили как следует владеть мечом. Спасибо папаше, чтоб ему первый же длинноухий лорд башку снес: магией или по-простому — топором, для меня это не принципиально. Но, если это правда, и эльфы действительно умудрились напасть на город, который не был готов к их появлению внутри его стен, мне нужно как можно быстрее бежать и желательно в соседнее королевство, еще пока не захваченное этими ублюдками. Пока не захваченное, потому что, судя по всему, действовать они привыкли изнутри, ведь иначе, чем предательством невозможно объяснить их стремительную атаку. Только вот нашу пламенную ненависть с отцом никто не мог предугадать, и проистекающее из этой ненависти простую истину — он понятия не имеет, где я гуляю, а я перед ним уже давно не отчитываюсь. И эльфийским лордам не удастся уничтожить всю королевскую семью одним ударом. Вот такой сюрприз их будет ждать во дворце — истекающий желчью король, думающий не о своей скорой смерти, а о том, что, вопреки его чаяньям корона все равно достанется мне. Правда, из-за этой проблемы в виде захватившего страну врага я, скорее всего, не сразу сяду на трон, но факт остается фактом. Хотя возможно, именно из-за этого незнания лордами истинной обстановки в королевской семье, Гроумен в итоге станет для захватчиков той самой костью, которая встанет у них поперек горла. А сейчас нужно бежать. Но бежать практически голыми? Вот еще. Не только эльфы знают, как можно попасть куда-то незамеченными. Есть прекрасный потайной ход прямиком во дворец; он идет под землей и краем касается старых туннелей. Туннели… туннели… а не так ли они пробрались за крепостную стену? Не по древним ли туннелям? Хотя, какая сейчас разница? Нужно убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше.
— Может быть, это и слухи, но я не рискнул бы их проверять, — Гастингс бросил быстрый взгляд в сторону съежившейся на полу девчонки, пытающейся хоть немного прикрыться платьем, которое, как и вся остальная одежда валялось на полу, сорванная мною в пылу страсти. — Шла бы ты домой, здесь скоро станет небезопасно, — бросил ей капитан, и снова повернулся лицом ко мне.
— У меня нет дома, — прошептала она, даже не пытаясь подняться с пола.
— Тогда спрячься понадежней, и при первой же возможности, беги отсюда, — ответил я равнодушно и направился к двери. Если я начну беспокоиться о судьбе каждой маленькой шлюшки, то вряд ли спасу свою задницу, и тогда эльфы точно победят.
Рванув дверь на себя, я быстро вышел в коридор, Гастингс шел за мной. Нам нужно как-то пройти два квартала, чтобы попасть в нужное мне здание, откуда начинается подземный ход во дворец. Мне нужна казна, или хотя бы то, что от нее осталось, если, конечно, папаша не вбухал все средства в совершенно ненужные кампании, осыпав золотом своих так называемых командиров. А еще, нужно собрать всех, кто еще жив из дворцового гарнизона. Все-таки отрядом пробиваться…
Я резко распахнул глаза, сел, озираясь по сторонам и пытаясь понять в каком мире вообще нахожусь. Рядом со мной зашевелилась Олия, чуть в стороне спал Конор. Мы завалились спать наверху, прямо над дорогой, ведущей к городу, как только раскаленная дверь перестала светиться, а земля плавиться и стекать, собираясь в небольшое озеро расплавленной лавы прямо возле той тропы, по которой мы карабкались вверх.
Протерев лицо, я посмотрел вниз на раскинувшийся под нами город. Внешне ничего не изменилось с того момента, когда я смотрел на него перед тем, как уснуть. Все те же черные тени домов, словно порождение самых страшных кошмаров, мечущиеся силуэты чвыр, их мерзкие, пробирающие до костей визги — Конор сказал, перед тем как упасть с закрытыми глазами, то ли засыпая, то ли впадая в забытье, что мы должны будем задеть лишь самую окраину города, не более двух-трех кварталов, прежде чем выберемся к дороге, ведущей к туннелям. Но сможем ли мы пройти эти два-три квартала и не погибнуть, вот в чем вопрос.
Да еще и этот сон. В том, что это был кусок жизни принца Бертрана я даже не сомневался, сложно было сомневаться, тем более, что во сне я был принцем и ощущал себя им. Ну что тут сказать, принц мне не понравился, слишком надменный и зацикленный на себе эгоцентрик. Конечно, тут не последнюю роль сыграли его отношения с отцом, но все же… Не знаю. Не могу понять, в этом надо разбираться скрупулезно, дотошно, а у меня нет не это ни желания, ни времени. Вот только из этого отрывка становилось понятно, что идея с казной принадлежит именно Бертрану, и Гастингс принимал его руководство беспрекословно. В чем-то был не согласен, но откровенно не грубил и не оспаривал приказы. Что же в итоге произошло, что так сильно изменило отношение капитана к его высочеству? Наверное, я никогда об этом не узнаю, если только снова не увижу в очередном сне или очередной глюк не покажет мне веселую картинку.
— Что вы там видите, ваше высочество? — я так сильно задумался, что даже не заметил, как проснувшаяся Олия подползла ко мне поближе и теперь сидела рядом, с тревогой пытаясь заглянуть мне в глаза. Покосившись на девушку, я снова посмотрел на город, пытаясь выделить главный момент, который мне еще в самый первый осмотр показался довольно любопытным.
— Я вижу, что в основном чвыры тянутся к центру, словно там находится нечто, привлекшее их внимание. Они туда слетаются как мотыльки, летящие на свет. На окраинах почти не видны их силуэты.
— Как вы вообще различаете какие-либо силуэты в этом сплошном мраке? — Олия закусила губу, а в глазах снова промелькнула безнадежность.
— Это просто, — я попытался объяснить на первый взгляд необъяснимую вещь. — Абсолютной тьмы не бывает, ее просто не существует. Мы называем тьмой отсутствие света, при котором ничего не можем разглядеть. А вот кошка, например, прекрасно видит там, где человек просто растерянно будет стоять и водить руками, стараясь нащупать преграду. Город стоит в темноте, но не абсолютной, потому что мы прекрасно видим силуэты домов, башен, много чего можем на самом деле разглядеть. Но и дома — не абсолютно черны. Они словно подсвечены изнутри. Возможно, из-за каких-то наложенных на них заклятий. А вот чвыры — они еще темнее, чем дома. Если присмотреться, то можно увидеть двигающиеся тени, вот это они и есть, во всяком случае, звуки, которые они издают, раздаются из тех же мест. Хотя, возможно, я и ошибаюсь.
— Лучше будет, если не ошибаетесь, ваше высочество, — Олия села, обхватив себя за ноги. — Потому что, если не ошибаетесь, то у нас появляется очень маленький, призрачный шанс выбраться из этой ловушки.
— Да уж, очень-очень маленький шанс, надо сказать, — я тронул Конора за плечо. — Эй, пора вставать.
Мальчишка едва не подпрыгнул, ощутив мое касание, и зажал себе рот руками, чтобы не заорать. Разглядев, кто именно на него напал, он повалился обратно на землю, всхлипнув от облегчения.
— Не раскисай, соберись, мать твою, — схватив его за плечо, я тряхнул, приводя тем самым Конора в чувства. — Ты же мужчина, в конце концов.
— Это не помогло в итоге сэру Каусту, — Конор все же сумел взять себя в руки, и поднялся на ноги. — Так какая разница: буду я носиться кругами и орать от избытка чувств, или пойду навстречу собственной гибели стиснув зубы?
— Вообще-то, разница есть, и она довольно существенная, — я поправил перевязь и вытащил меч, по лезвию которого пробежало несколько голубоватых искр. — Если ты будешь идти, стискивая зубы, то есть очень большой шанс, что находящиеся там твари тебя не услышат, и ты в итоге останешься в живых. Как тебе такая перспектива? — Конор насупился, но ничего не сказал. Он боится, и это совершенно нормальная реакция. Я сам боюсь, так что требовать смелости в подобной ситуации с хрупкой девушки, и этого паренька — не самое мудрое решение. — Идем, здесь все равно ничего полезного не высидим, а то, что мы встретили двух чвыр в том комплексе, чем бы он не являлся в древности, говорит о том, что эти милые зверушки сюда иногда забредают, а это ничего хорошего нам не принесет в любом случае.
Я шел впереди нашего маленького отряда, который заметно поредел с гибелью Вольфа. Как бы я не стремился не предавать этой гибели слишком много значения, осознание того, что рыцарь был еще совсем мальчишкой, ненамного старше Конора, никак не хотело оставлять меня. Почему я не удержал его от той самоубийственной атаки? Почему изначально не приказал держаться у меня за спиной и прикрывать принцессу? Кроме сожаления пришли совершенно неуместные мысли о том, что я на самом деле хреновый командир, что, возглавь я армию, то повел бы их за собой к бесславной гибели…
Стоп. Что это за мысли такие пораженческие? Я не помню, чтобы меня когда-нибудь посещало нечто подобное. Даже в самые плохие моменты своей жизни я не сомневался в одном — в своей квалификации. Да, возможно ее было недостаточно для того, чтобы встать во главе армии, но скрытые операции малыми группами — это было то, чем я занимался очень много лет. Точнее, не я, а майор Вяземский… Черт, я опять запутался в определение того, кого во мне все же больше: майора или принца Бертрана? Так, опять эти мысли, словно кто-то специально настраивает меня на поражение, а то и подталкивая к…
— Эва, что это за дрянь лезет ко мне в башку и чуть ли не заставляет петлю на шею накинуть? — я сжал рукоять меча так, что один из камней впился в коду на ладони. Сильная, резкая боль заставила меня заскрипеть зубами и прийти в себя настолько, чтобы понять — на меня кто-то или что-то влияет. И очень может быть, что та депрессивная муть, нахлынувшая на нас после того как мы выбрались из крематория, была вовсе не случайной и не реакцией на гибель Вольфа, просто все навалилось сразу и я не сумел вовремя распознать, что происходит.
— Какая разница, если жизнь вообще тлен? Я — такая молодая, такая красивая, попалась в эту мерзкую ловушку твоих камней. Так какая разница, каким именно образом сдохните вы, и сколько веков я вынуждена буду валяться в этой дыре, пока кто-нибудь меня здесь не найдет? И этот кто-то почти стопроцентно будет эльфом, и меня будет передергивать каждый раз, как он будет до меня дотрагиваться, —