Но обучение шахматам обыкновенно начинают с основ эндшпиля. Вот и шахматист должен прежде всего озаботиться об эндшпиле. О старости. Собственной.
Мдя…
Я не думаю, что нынешние рубли понадобятся мне через пятьдесят лет. Вот совершенно не думаю. Через пятьдесят лет эти рубли будут лишь историческим артефактом. Потому что, разумеется, через пятьдесят лет наступит коммунизм. Даже раньше. Много раньше. От каждого по способностям, каждому по мордасам… нет, как там правильно?
Я спал. Во сне чего только не привидится…
Огонь, смерть и крысы…
Утром я встал разбитый. И голова болит, и в горле першит. Не иначе, простыл. Шёл из цирка пешком. Для разминки. Но почти полуторачасовая прогулка по ночному Ленинграду, пожалуй, перебор. Плюс мороженое. Вот и прихворнул немного. Самую малость. А мне сегодня с Талем играть. Незадача. Как бы мне не заразить Михаила Нехемьевича.
Горничная пришла, принесла газеты. Я попросил её сделать ватно-марлевую повязку. Две. Подробно рассказал, что и как. Сказала, что конечно, что сделает.
И действительно сделала. Через два часа принесла. Вполне годные. Хорошо, когда есть и люди, и деньги.
Лечился я больше самовнушением. Аутотренинг по Френкелю. Мне нет преград ни в море, ни на суше, мне не страшны ни льды, ни облака. Пять минут по радио — и вся страна здорова.
Вообще-то в игровые дни я хожу либо в Эрмитаж, либо в Русский музей. Проведу час-другой перед хорошей картиной или скульптурой, и сразу на душе лучше становится. Снейдерс. Или Левитан. Или Айвазовский. Или Рубенс.
Но сегодня не пойду. Аутотренинг — хорошо, но тёплое молоко с мёдом тоже не помешают. Побуду в помещении. А потом из вестибюля — в такси. И обратно тоже в такси. Ни тебе цирка, ни тебе театра. Да и зачем цирк, когда играешь с Талем.
И я, в нарушении порядка, взялся за «Комсомолку».
«Карпов — сильнейший» — заголовок подвала. И далее: гроссмейстер Михаил Чижик считает Анатолия Карпова сильнейшим шахматистам. А слова Корчного, добавил чемпион СССР, лишены смысла и неинтересны.
Вот и давай интервью. Переврут, и как переврут: вроде бы по мелочи, и опровергать нечего. Да, я сказал, что Карпов сильнейший, имея в виду претендентов на шахматный трон. Но есть ведь и сам шахматный король, Фишер. Ну, и есть Михаил Чижик, добавлю скромно. Но это ладно. Тонкости. Пусть.
Хуже, что получается, будто я клюю Корчного. А я Корчного не клюю. Я хочу остаться в стороне.
Но, похоже, не получится.
Глава 12ВЫСШИЙ ПИЛОТАЖ ЧИЖИКА
Время от времени в шахматных кругах из-под пепла давних дискуссий пробиваются язычки пламени нерешённого вопроса: сколько партий в год может провести шахматист гроссмейстерского уровня без ущерба качеству игры. Называют разные числа, от сорока до девяноста. Уж очень это сложная и напряженная штука — шахматная игра.
Иные спорят. Ну да, шахматы непросты, но возьмем лётчика, пилотирующего Ил-18 или иной самолет. Мало того, что это работа сложная, напряженная, требующая высочайшей квалификации, так ведь летчик отвечает и за пассажиров, и за экипаж, и за самолёт. А летает каждый день, за исключением положенных по закону выходных. С другой стороны, собственно игра — это лишь казовая часть шахматной профессии. Куда больше времени занимает подготовка — к отдельной ли игре, к турниру, к матчу. А подготовка — это сотни и сотни часов работы. И потому судить о работе шахматиста по времени, проведенной за шахматным столиком, это всё равно, что судить о работе писателя по времени, проведенной с ручкой в руке над белым листком бумаги. У нас в восьмом классе Венька Плиев сделал героический опыт на себе. Переписал главу из «Войны и Мира», и, путём несложных подсчетов пришёл к выводу, что книгу можно написать за полтора месяца при сорокачасовой рабочей неделе. Учительница было начала говорить о творчестве, о процессе, о связи с современной жизнью, об обдумывании и прочих важных вещах, но Венька её срезал: «Вот вы, Анна Николаевна, вчера пришли на урок, дали тему министерского сочинения, и за два часа вынь да положь шесть страничек, и чтобы без ошибок, и тему раскрыть, а тема эта ко мне и моей жизни ну никакого отношения не имеет. И ведь написали, хотя ни разу не писатели, и никаких Собакевичей и прочих помещиков в жизни не встречали и вряд ли встретим».
Вот и я сегодня задумывался, не много ли играю? Потому что устать не устал, а утомился сильно. За два месяца после матча с Фишером только-только в себя пришёл, а тут — чемпионат страны. Неудивительно, что многие его решили пропустить. Ладно Карпов с Корчным, их матч завершился за десять дней до чемпионата, тут всё понятно. Истощились. Карпов в подмосковном санатории восстанавливается, Корчной, говорят, и вовсе в больнице. А до того в больницу угодил Петросян. Не удивительно, что глядя на это Спасский и другие предпочли взять паузу, не доводя дело до больниц.
А я нет.
Я молодой, на мне пахать нужно.
И я напахал изрядно. Четырнадцать с половиной очков из пятнадцати. Четырнадцать побед и одна ничья. Не абсолютный рекорд, но близко.
Ничья — с Талем, когда я был нездоров, а Таль, напротив, бодр и напорист, так что на ничью уползал я, а не он.
Уполз. И сел на ночной поезд, и уехал в Москву, благо впереди был день отдыха. Отдохнуть не отдохнул, но прояснил позицию. Понять позицию — очень важно и в шахматах, и в жизни.
И, с ясной позицией, я бодро финишировал. Теперь вот пожинаю плоды.
Устроили торжественное закрытие чемпионата. С вручением дипломов и грамот.
А потом, уже в узком кругу, среди участников чемпионата, без зрителей, Батуринский, специально прибывший из Москвы, завёл речь о собственно деле.
— В сегодняшней прессе, — Батуринский поднял газету над головой — большая подборка откликов простых советских людей на бесчестный проступок Корчного. «Не спортивно, гроссмейстер!». Надеюсь, все прочитали.
Участники загудели. Читали, нет, понять было невозможно, но Батуринский решил за них.
— Что получается, товарищи шахматисты? Советские трудящиеся гневно осуждают Корчного, а мы отсиживаемся? Это нас не красит. Предлагаю опубликовать коллективное письмо участников чемпионата Советского Союза с оценкой поведения Корчного.
Тут же выскочил гроссмейстер Литкин и забубнил: некрасивый поступок… позорит звание советского гроссмейстера… единодушно осуждаем… необходимы меры по недопущению…
— Предлагаю принять текст этого письма за основу. Высказывайтесь, высказывайтесь, товарищи — сказал Батуринский.
Товарищи высказывались. Кто бойко, кто вяло, но разделяли и поддерживали: единодушно осуждаем.
Очередь дошла и до меня.
— А что скажет наш новый чемпион? — спросил Батуринский с едва заметной издевкой. А, может, не издевкой. А, может, не едва.
Я с места отвечать не стал. Подошёл к председательскому столу и встал рядом с Батуриным. Он сидит, а я стою. Оба лицом к залу. С точки зрения тактики моя позиция сразу стала выгоднее — я значительно выше.
— Начну с поправки, Виктор Давыдович, — я форсировал «Ы» в отчестве Батуринского. — Я не новый чемпион. Если кто запамятовал, я стал чемпионом год назад, в Москве. Теперь я двукратный чемпион.
— Я просто оговорился… — сказал Батуринский.
— Я так и понял. Теперь о случившемся. Я уже имел возможность заявить в прессе, что считаю Анатолия Карпова бесспорным и несомненным победителем отборочного цикла. Вторая партия Анатолия в московском матче с Корчным вызывает у меня белую зависть: уже на двенадцатом ходу перевес белых не вызывал сомнений, к пятнадцатому он стал неодолимым, а на двадцатом, по-хорошему, черные могли сдаться с чистой совестью. Партия, не побоюсь этого слова, гениальная. Снимаю шляпу.
Теперь о Корчном. Югославских газет не читаю, сербохорватского языка не знаю. Допускаю, что в порыве досады Виктор Львович повёл себя, не как солидный гроссмейстер, а как обычный мальчишка: мол, я просто связываться не хотел, но вот в другой раз только попадись…
Сказал, и сказал. Ну, сорвалось. Остынет, придет в себя, сам извинится. А не извинится — ну, ему жить. Кто бы обратил на эти высказывания внимание, если бы не заявление Тиграна Вартановича Петросяна? Вот вы говорите о письмах простых советских людей. Скажите, с каких пор простые советские люди читают материалы югославского телеграфного агентства «Танюг»? Или им, простым советским людям, эти материалы кто-то подбрасывает? Зачем? С какой целью?
Тигран Вартанович, понятно, на Корчного обижен. Корчной его победил, в пяти играх выиграл трижды, после чего Петросян сдал матч. Ну, сдал и сдал, имеет право. Нездоров, или вообще… Но после этого его упреки в адрес Корчного выглядят, мягко говоря, сомнительными: не сведение ли это счётов? Не является ли его письмо в «Советский Спорт» жалобой брошенной жены в местком, профком, управдом? Воля ваша, а для меня это выглядит не по-мужски. Впрочем, вы лучше знаете Петросяна, вдруг я не прав. Возможно, Корчному следует указать некрасивость его поступка. Но сделать это нужно умно, а не поднимать шум на весь мир.
Когда я ходил в детский сад, один мальчик, Вовочка, совершил не очень хороший поступок. И наша воспитательница, собрав нас в кружок, велела в этого мальчика плевать. С целью наказания и перевоспитания.
Так вот, я и тогда плевать не стал, и сейчас не буду. Без меня.
В зале поднялся шум. Батуринский попытался что-то сказать, но я его перебил:
— Я не рвался говорить. Но вы хотели услышать вашего чемпиона, так слушайте. Чего вы добиваетесь, чего хотите? И что, собственно, можете? О чём мечтаете? Срезать Корчному стипендию Спорткомитета? Не выпускать на турниры за рубеж? Оно и получится, только помните — сегодня его, а завтра вас. Это уж так работает. Проверено.
Тревожнее другое.
Через три месяца должен начаться матч между Анатолием Карповым и Фишером. А тут затевается бессмысленное и бесполезное копание в носовых платках Корчного: правильно ли он сморкается, те ли у него сопли?