— Ты садись давай. Вот сюда. Стул крепкий, не смотри, что невзрачный.
Стул и в самом деле был неказистый, и сел я с осторожностью. Мебель из серии «трещу, да не пущу».
— Мне тут Евгений Михайлович о тебе легенды слагает. Да и другие тоже. Чижик и оперы пишет, и в шахматы всех побеждает, и вообще герой нашего времени. Вот я и захотел посмотреть. Убедиться. Ты уж извини, что вот так, внезапно. Ни обеда, ни рыбалки… Выдалась минутка свободная, а ты совершенно случайно на соседней базе отдыхаешь.
Я промолчал.
— Ладно, времени и у тебя свободного мало, понимаю. Учеба, шахматы, музыка, девушки, а теперь и журнал. Кстати, жалуются на тебя. Угадай, кто.
— Чего уж тут гадать. Новомировцы, вестимо.
— И в самом деле смышлён. Тогда скажи, смышлёный ты наш, может ли Карпов победить Фишера?
— Может, Юрий Владимирович, может. Только это неважно.
— Это почему же?
— Главное, чтобы матч состоялся, а уж кто победит, Крапов или Фишер, значения особого не имеет. Конечно, хорошо бы Анатолий выиграл, шансы у него неплохие. Но факт игры важнее результата игры.
— Интересная позиция. Неожиданная. Хорошо, а ты, Миша, можешь победить Фишера?
— Я уже победил Фишера, Юрий Владимирович.
— Нет, я имею в виду, за корону?
— Я победил Фишера, и факт победы важнее названия матча.
— Диалектика, да. Молодец. Ушёл от ответа. Но это тоже ответ, понимаю. Ну, если ты больше ничего не хочешь сказать…
— Не в том дело, хочу, не хочу. Должен.
— Ну, говори.
— Наедине, если можно.
— Наедине? Ладно. Женя, выйди на минутку. Минутки хватит?
— Хватит.
Майор вышел.
— Говори.
— Я не врач, я только учусь. Но. Но я на вашем месте непременно бы сдал анализы, мочи и крови. На ртуть, на свинец, на мышьяк.
— Ты считаешь, нужно?
— Ну, вам-то это несложно, не так ли? И да, сдайте не только в свою ведомственную больничку, но в разные. В две, три. Лучше — в ГДР, в Чехословакии — для контроля. Можете даже не под своим именем…
— Учи, учи меня конспирации, — но я видел, что Андропов принял мои слова всерьёз. То, что я говорил о матче с Фишером — не всерьёз, или не вполне всерьёз, а об анализах — всерьёз. Понятно. Своё-то здоровье куда важнее всяких фишеров…
Но развивать тему он не стал. Отпустил меня величавым движением брови.
Барин, однако.
Я вышел, майор зашел, и через пару минут тоже вышел. Довёл меня до КПП, посадил в «УАЗ», и пожелал доброго пути. Сам поехать со мной не может, срочные дела. Но дал сопровождающего. На всякий случай: здесь-де охранная зона, могут задержать, а с сопровождающим не задержат.
И вот я еду с сопровождающим, молчаливым человеком средних лет и незапоминающейся наружности. В штатском. Как и сам Андропов, и майор или генерал-майор Евгений Михайлович Тритьяков.
Еду и гадаю: для чего дали сопровождающего? Вот сейчас «УАЗ» остановится, меня выведут в сторонку, застрелят или ножичком прирежут, да и положат под ель на радость лисам. Или это только намёк? Я-то уверен, что намёк, чтобы помалкивал. Убивать если будут, то не здесь. В Сосновке сподручнее. Автокатастрофу организовать, или нападение хулигана, грабителя, стаи бездомных собак…
Мы подъехали. Сопровождающий вежливо пожелал всего хорошего, и «УАЗ» укатил. А я на полусогнутых отправился к себе.
Поездка к Андропову и обратно заняла полтора часа, не больше. Но чувствовал я себя — как после матча с Фишером. Я встречался с крупными чиновниками. С Тяжельниковым, например. Но Андропов — это совсем другое. Нет, не думаю, что он враждебен мне. Я думаю, что такие чувства — враждебен, не враждебен — ему вовсе недоступны. Он руководствуется чувством целесообразности, как её, целесообразность, понимает.
Почему я сказал Андропову про ртуть? Потому, что видел симптомы отравления. Едва заметные. Возможно, я и ошибся. Умолчать? А зачем? Буду я врачом, не буду — не столь и важно, но если я вижу, что человек болен, как умолчать? Ведь себя не прощу, а зачем жить непрощенным, когда можно жить в ладу с собой?
Я подошел к домику. Смех, веселый разговор. С кем это девицы веселятся?
Оказалось, зашел Анатолий. Ну, девушки его и веселили. Рассказывали весёлые истории из жизни студентов-медиков.
Но зашел он, как выяснилось, не за весельем. Зашел сказать спасибо. И еще — что пока в моей помощи не нуждаются. Так распорядился Батурин. Батурин решением спорткомитета назначен руководителем советской команды на предстоящий матч. И считает, что я слишком неопытен, и могу дать неопытные советы. Вот Анатолий и пришёл сообщить и извиниться.
— Пустое, — ответил я. — Таль, Полугаевский, Авербах — команда могучая, не говоря уже о Фурмане. Тут другое важно.
— Что именно?
— Сейчас важно отстоять твои интересы в будущем матче.
— Так и Виктор Давидович говорит.
— А какой твой главный интерес в матче?
— Ну, думаю, не допустить ничейного результата при счете девять — девять.
— Это существенно, — согласился я. — Но главное, мне кажется, другое. Главное, чтобы матч состоялся. Если он не состоится, будет совершенно неважно, до десяти он побед планировался, до шести, до большинства в двадцати четырех партиях, и всё остальное тоже будет неважно.
Анатолий ушёл, призадумавшись.
А Лиса с Пантерой стали расспрашивать, куда это Тритьяков меня отвозил. Я ответил, что знакомил с интересным человеком в чинах. Имеющим вес при решении оргвопросов, связанных с выездом за рубеж.
— А Карпов? Тебе не обидно, что ты не будешь в команде Карпова? — спросила Лиса.
— Не очень. Собственно, кто я такой? Двукратный чемпион Советского Союза? Так Полугаевский тоже двукратный чемпион СССР, а Таль даже четырехкратный. И Авербах был чемпионом Союза. Я выиграл у Фишера? Два раза? А Таль — четыре раза! Ну, а главное, ни Авербах, ни Полугаевский, ни даже Таль Карпову уже не конкуренты, хотя бы в силу возраста. А я — ну, сами понимаете.
Они понимали.
Но главного я не сказал.
Главное это то, что матч не состоится. Батуринский сделает всё, чтобы его, матч, сорвать.
Почему? Потому, что не верит в победу Карпова. Нет, точнее, допускает его поражение. А что будет, если Карпов проиграет? Карпову — ничего, скажут, молодой еще, пусть подрастёт, заматереет. А вот Батуринского могут попросить выйти вон. На пенсию. И людей повыше могут попросить. Или просто выразить недовольство.
И потому матч не состоится.
Я так считаю.
Глава 14ЧИЖИК И ЛАВРОВОЕ ДЕРЕВО
— Трудно ли быть главным редактором молодежного журнала и учиться в медицинском институте? Да, трудно. А кто сказал, что легко? Учиться вообще непросто, тем более в институте, тем более в медицинском. Но многие студенты не только учатся, а ещё и работают. Старшекурсники — фельдшерами на «Скорой помощи». Ночи напролет. Что такое ночное дежурство на «Скорой помощи», рассказывать не стану. В нашем журнале скоро появится повесть молодого ленинградского писателя Александра Розенблюма, в которой главный герой, врач «Скорой Помощи», идёт по следу шпиона и отравителя, действие происходит в предвоенные годы. Сейчас, конечно, другое время, и оснащение лучше, и связь, и транспорт, но работа по-прежнему сложная, чрезвычайно ответственная. Но ведь и работают, и учатся, и занимаются комсомольскими делами, и на отдых тоже время остается. На помощь приходит умение отделить главное от второстепенного, нужное от ненужного. Эффективное мышление — огромное подспорье для каждого, кто хочет трудиться на благо страны.
— Выключи телевизор, — попросила настоящая Ольга.
Мы смотрели повтор телепередачи Чернозёмского телевидения «Время, вперёд!», в которой Ольга и Надежда рассказывали о новом журнале, о нашем институте, о поездке в Америку, о матче с Фишером, обо всём. Итоги прошлого года. Звучало заманчиво. Хотелось тут же подать заявление в приёмную комиссию Чернозёмского государственного медицинского института имени Николая Ниловича Бурденко, в котором у студентов столько возможностей!
Конечно, кое-что осталось за кадром. То, что эти студентки сначала ходили в школу, где иностранные языки были на первом месте. И не просто ходили, а учились отлично и всерьёз. То, что отец одной из студенток — член ЦК КПСС и первый секретарь нашего обкома. Что на журнал пошло триста тысяч долларов, заработанных в той самой Америке. И много чего ещё осталось за кадром.
Что ж, выключить телевизор не трудно. Встал и выключил.
Ведь видели же. Однако если прежде передача шла из нашего Чернозёмского телецентра, то теперь её смотрит вся страна. Та её часть, что смотрит телевизор в десять утра.
Почему смотрим мы? Потому что ленимся. Отдыхаем.
Принуждаем себя ничего не делать. Хотя и не просто.
В Приокском заповеднике мы побыли недолго. Только-только раздышались.
И захотелось продолжить. Но сначала сдали сессию, девочки выпустили второй номер «Поиска», организовали допечатку первого номера (журнал расхватывают, как драники в голодный год), зарядили третий и составили концепт четвёртого, я же всё больше хандрил, хотя и внес посильный вклад в книгу «Мой матч с Фишером», который писал преимущественно Антон, вставляя репортажи Ольги, Надежды и свои. Те самые, что диктовали из Лас-Вегаса.
Книгу я ещё в декабре отдал в издательство «ФиС», но, как оказалось, в план её поставят на тысяча девятьсот семьдесят седьмой год! То ли кто-то подгадил, то ли просто неразворотливость, но кому будет нужен этот матч в семьдесят седьмом?
Но тут на нас, точнее, на Ольгу, вышли правдисты (или Ольга вышла на правдистов), и ура-ура, книгу взяло издательство «Правда», которое выпустит ее в последних числах февраля, чтобы в киоски «Союзпечати» попало за месяц до матча Карпова с Фишером. И тираж хороший, начальный сто тысяч экземпляров, с пролонгацией до миллиона — если продажи пойдут хорошо.
Посмотрим, посмотрим. Но этот штурм — сессия, журнал и книга — вымотал меня, да и девочки утомились. Вот и решили отдохнуть безо всяких п