Ну что за человек! Что за поразительные люди оба! Двадцатилетняя Джесси, промчавшаяся через охваченную огнём Европу к постели умирающего возлюбленного. Александр Николаевич, не вполне уверенный, выживет ли. Но знающий — его Джесси с ним, а законы службы если не превыше всего, то уж рядом с тем, что суть жизни.
Они обвенчались через неделю, так как подтверждающая и благословляющая телеграмма из Центра, то есть из Петрограда, пришла моментально — 26 мая. Они прожили нежно и дружно почти сорок лет. И лежат в вечном покое рядом...
Тогда же пришлось преодолеть и горечь недоверия.
В начале июня 1915 года в Бухарест прибыл с проверкой деятельности Щеглова и его состояния капитан 2-го ранга И. А. Бок. Итогом был желчный отчёт, до предела насыщенный ядом и скептицизмом в отношении возможности дальнейшего использования Щеглова на службе. Я не буду приводить даже фрагменты из этого документа. Лишь несколько пассажей: «Я нашёл Щеглова напуганным болезнью и плохо побритым (!). Он очень слаб и быстро утомляется... Говорит сухо и кратко...» И ещё три страницы текста в том же духе.
Впрочем, Боку пришлось признать, что это была их единственная беседа. Притом «виделись мы с 12 часов ночи до 2 часов ночи; после чего Щеглов ушёл ловить контрабанду и вернулся только через сутки...».
«О себе и своей молодой жене не распространялся, но сообщил мне новые данные, что Австрия сделала ультиматум, и дал сведения о торговле оружием через румынскую границу».
Какая работоспособность «напуганного агента» — сутки напролёт «в деле»!
Я уже закончил работу над бумагами Щеглова и работал над другой темой, когда неожиданно среди документов морского ведомства, совершенно не относящихся к разведке, нашёл личное письмо начальника Генерального Морского штаба от 18 марта 1916 года, в котором А. И. Русин, человек прямой и честный, среди прочего заметил старому товарищу, что никак не может поддержать ходатайство о назначении Бока на место Щеглова в Бухарест. По причинам, «которые после известной ревизии Бока к Щеглову делают его дальнейшую службу в Штабе вовсе невозможной по моральным соображениям».
Вот так-то, фискал!
Всё же в июне 1915 года командование перевело Щеглова в Стокгольм, подальше от возможных повторений покушения на него. Бухарест они покинули вместе с Джесси.
Стокгольм 1915—1917 годов отнюдь не стал для стамбульского резидента зоной молчания. Уже в июне 1915 года он с большой радостью и вполне искренне приветствовал своего давнего знакомого по Стамбулу. В нейтральный Стокгольм прибыл новый посол Османской империи, видный младотурок Джанбулат-бей, бывший министром внутренних дел Турции в бытность Щеглова в Стамбуле.
Об их негласном сотрудничестве в деле спасения лояльных к России лиц во время междоусобных столкновений в Стамбуле в 1913 году мы уже упоминали. Это известно достоверно. Я не берусь с уверенностью судить об иных совместных действиях двух интеллигентных людей, много путешествовавших по Европе, хорошо образованных, кстати, недурно музицировавших, причём не только на фортепиано, но и на зурне и дойре. Но подолгу засиживаться в домах они оба не любили. Предпочитали долгие поездки верхом вдоль изумительных по красоте азиатских берегов Босфора или столь же приятные совместные прогулки на личном катере министра — всё в тех же краях.
Конечно же это чистое совпадение, что именно этот, наименее изученный турецкими и европейскими специалистами-топографами район стал хорошо известен в Петербурге. Когда в 1915 году Британия предъявила претензии на этот район в рамках антантовского проекта раздела Турции, известного под названием «план Сайкс-Пико», российский МИД и Дипломатическая канцелярия при Ставке, к изумлению английской стороны, проявили исключительную осведомлённость относительно «особенностей эконом-географического свойства» того лакомого азиатского берега Босфора, который, как полагали в Лондоне, был так далеко расположен от собственных интересов России.
Впрочем, это к слову, но Щеглов и Джанбулат-бей после тех давних прогулок нередко любовались новыми пополнениями коллекции различных вещей из янтаря, до которого Джанбулат-бей был большой охотник. Не эта ли тайная страсть к янтарю привела Джанбулат-бея на северные берега? Кто знает...
Во всяком случае, османский посол привёз свою любимую коллекцию в Стокгольм, а у Щеглова, по случаю конечно, оказалось несколько новых дивных приобретений, вскоре перекочевавших в посольское собрание.
Военно-морской атташе и посол воюющих держав, разумеется, придерживались «отношений самых холодных и учтиво безразличных», по словам самого А. Н. Щеглова. Но взаимное безразличие, как оказалось, делу вовсе не вредило. После приезда Джанбулат-бея из Стокгольма в Петроград потекла любопытнейшая информация.
Петрограду стали известны некоторые аспекты деятельности министра иностранных дел Швеции Кнута Валленберга, активно посредничавшего в организации встреч послов Турции и Японии в Стокгольме. Джанбулат-бея при этом интересовало, насколько сепаратный мир Турции с каким-либо из членов Антанты мог уравновесить секретную договорённость Японии с Германией. Посла Японии в Стокгольме Усиду интересовала перспектива сближения Японии со странами Центрального договора, возможно, с помощью именно турецкой дипломатии. Стало также известно, что Джанбулат-бей возлагал определённые надежды на помощь германских дипломатических представителей в Стокгольме, поскольку личных успехов в контактах с Усидой он не добился.
Дело в том, что в середине июля 1915 года в Стокгольм прибыл влиятельный представитель деловых кругов Германии К. Монкевиц, директор Германского банка. Не прошло и недели, как берлинский финансист сумел выйти на негласный контакте посланником России в Стокгольме А. В. Неклюдовым. Недвусмысленные соображения К. Монкевица о сепаратном мире между Россией и Германией строились на идее экономического и политического сотрудничества Петрограда и Берлина в Европе и на Востоке.
В отношении турецких Черноморских проливов говорилось, что их следует сделать «русско-германо-турецкой территорией при совершенно срытых укреплениях». Выдавая за действительное то, к чему, в частности, только стремилась Германия в Юго-Восточной Европе и на Ближнем Востоке, К. Монкевиц заверял русских дипломатов, что Турция не более не менее как горячо желает «соглашения с Россией через Германию».
Однако эта идея принципиально расходилась с информацией А. Н. Щеглова. Прямые и достоверные (и абсолютно секретные) сведения русского атташе свидетельствовали: Турция действительно ищет сепаратного мира с Россией, но не через Германию, а только напрямую. Эти данные позволили послу России А. В. Неклюдову избежать немецкой ловушки.
Несмотря на тщательно охранявшуюся конфиденциальность контактов (директор Германского банка и российский посол ни разу не встречались лично), в стокгольмской печати германским предложениям была обеспечена весьма широкая огласка, чему особо содействовал Джанбулат-бей. Обращает на себя внимание, что хорошо организованная утечка информации шла не только через него, но также через греческих и болгарских представителей в Петрограде и в столицах европейских держав, включая и Швецию. А. Н. Щеглову стало известно, что они с тревогой сообщали своим ведомствам: германская дипломатия ищет путей к сепаратному миру с Россией «за счёт Проливов и Константинополя». Таким образом, как мы видим, в расстановке ловушки участвовала и турецкая дипломатия, для которой утечка информации о возможном мире с Россией стала одним из средств давления на Болгарию в пользу союза с Турцией и на Грецию — для удержания Афин от весьма опасного для Турции выступления против неё. Таков был тихий и мирный Стокгольм летом 1915 года...
Последнее письмо, отправленное Щегловым из Стокгольма в Петроград, осталось без ответа. В ноябре 1917 года усталые матросы из отряда Николая Маркина равнодушно разбирали бумаги бывшего МИДа России. Никем не замеченными остались горькие слова, написанные рукой А. Н. Щеглова: «Средств личных вовсе никаких не имею, как жить с семьёй здесь, в Швеции, не знаю. Силы и умение положил на службу Отечеству...»
Были раздумья, были встречи с личным посланцем адмирала А. В. Колчака. Верховный правитель России звал к себе на службу друга — аса, теоретика и практика закордонной службы. Щеглов не поехал. Своё он отвоевал.
Перебрались в Париж: к родственникам жены, в Англию ехать не позволило самолюбие. Джесси оставалась с ним. Жили бедно. Кое-что удавалось зарабатывать лекциями, публикациями работ о Средиземном море; литературные труды не получались. Поддерживала редакционная работа во Всезарубежном объединении морских организаций...
На скромном кладбищенском памятнике в Медоне, под Парижем, только имя: Александр Николаевич Щеглов. И даты: 1875—1953. А можно ещё добавить: русский офицер, патриот, талантливый учёный, профессионал разведки.
Верная Джесси скончалась в 1956 году.