ФБР согласовали с Черновым условия связи и стали получать от него копии документов резидентуры. Когда командировка Чернова подходила к концу, его передали ЦРУ, оговорили условия связи в Москве. По возвращении он должен был выставить сигнал о готовности встретиться со своим московским куратором. Но Чернов этого не сделал. Он не захотел рисковать, а вместо этого, работая в фотолаборатории оперативно-технического отдела ГРУ, копировал ценные материалы и прятал их у себя на даче. Потом его перевели на работу в МИД, где он получил дипломатический паспорт и стал дипкурьером. В 1972 году он начал выезжать за рубеж и смог беспрепятственно вывозить фотопленку с секретными материалами. Неплохо заработав, Чернов начал пить и в конце концов был уволен со службы. Он поселился на даче и постарался забыть о своей двойной жизни. Но в 1986 году благодаря полученным от Ханссена сведениям предательство Чернова вскрылось. Однако прямых улик против него не было, их собирали ещё четыре года. И только в 1990 году Чернов был арестован. Он сразу сознался в своей преступной деятельности, за которую, уже при Ельцине, получил всего восемь лет. Тогда налаживали отношения с заокеанскими друзьями и за шпионаж сильно не наказывали. А может быть, Борис Николаевич сочувственно отнёсся к Чернову как алкоголик к алкоголику — и подмахнул указ об амнистии. Через полгода Чернов вышел на свободу, но вскоре окончательно спился и умер.
В 1987 году Ханссен был снова переведён в Вашингтон, в штаб-квартиру ФБР, где он был назначен сначала главой отдела анализа разведданных по СССР, а потом руководителем программы по борьбе с советским научно-техническим шпионажем в США. Именно ему поручили изучить все обстоятельства провала Моторина и Мартынова с целью выявить проникшего в ФБР «крота», который их сдал. Это означало, что ему поручалось поймать самого себя. Конечно, в результате он полностью себя обезопасил, да к тому же в 1988 году передал советской внешней разведке отчёт, в котором назывались десятки имён и фамилий агентов советской разведки, согласившихся помочь ФБР найти проникших туда «кротов», то есть сдать своих.
В 1989 году Ханссен предупредил КГБ относительно начатого ФБР расследования в отношении Феликса Блоха (Felix Bloch), директора европейского бюро Госдепа США, которого заподозрили в шпионаже. КГБ оборвало с Блохом все контакты, и ФБР не смогло собрать на него никаких веских улик.
В мае 1989 года Блох, который считался одним из ведущих европейских специалистов Госдепа, в рамках своего официального визита во Францию встретился за обедом в Париже со своим знакомым филателистом Пьером Бартом (Pierre Bart). Барт был советским разведчиком, легализовавшимся в Финляндии. С 1979 года он жил в Вене, а затем работал в Париже по линии ООН под именем Рейно Гикман (Reino Gikman), пользуясь финским паспортом. По данным французской контрразведки, у Блоха была сумка, которую он в конце обеда оставил Барту. Позже Блох заявил, что в сумке были марки. Блох повторно встречался с Гикманом в Брюсселе, за встречей следили агенты ЦРУ. Примерно через три недели Гикман позвонил Блоху и сообщил о своей «болезни», выразив надежду, что Блох от него не заразился. Звонок поступил из Москвы в июне месяце и был записан ФБР. Поскольку Гикман и Блох жили в Вене примерно в одно и то же время, в ФБР считали, что Гикман был куратором Блоха.
В 1989 году в The New York Times появилась статья, в которой утверждалось, что Блох посещал в Вене проститутку и платил ей по 10 тыс. долларов за садомазохистский секс. В ФБР предположили, что это могло стать мотивом для вербовки Блоха, который в деньгах не нуждался (на тот момент его активы составляли порядка одного миллиона долларов), но мог опасаться компромата. Проститутку вызвали для дачи показаний перед большим жюри (Grand juries), но ничего не добились.
Однако сам по себе телефонный звонок Блоху был явным сигналом об опасности. Это означало, что в ФБР завёлся «крот», который знал о расследовании и предупредил Блоха. Следователи требовали от Блоха, чтобы он признался в шпионаже — но тщетно. Блох стоял на своём — речь шла о коллекционировании марок. В итоге его отстранили от работы. В течение следующих шести месяцев за ним неотступно следовала толпа агентов ФБР и репортёров, а за ними бежали мальчишки с криками: «Дяденька шпион!». В конце ноября 1989 года наблюдение было прекращено, и скандал в СМИ начал стихать. В феврале 1990 года Блох был уволен из Госдепа без пенсии. Он переехал в Северную Каролину, где, несмотря на своё состояние, устроился на работу кассиром в супермаркете, а позднее водителем автобуса. Дважды, в 1993 и 1994 годах, его арестовывали за кражу в магазине. Во втором случае Блох признал себя виновным и получил 30‑дневный условный срок. В интервью 2001 года владелец автобуса, на котором работал Блох, охарактеризовал его как прилежного работника. После ареста Ханссена вновь появились слухи о том, что Блоху будет предъявлено обвинение в шпионаже, но этого не произошло.
В том же 1989 году Ханссен передал КГБ описание измерительно-сигнатурной разведки MASINT (Measurement and signature intelligence), сущность которой заключается в комплексных процедурах измерения физических параметров интересующих объектов и регистрации их сигнатур — характеристик отражённого целью сигнала, принятого средствами наблюдения. При этом используется весь набор существующих датчиков: радиолокационных, лазерных, радиочастотных, геофизических (акустических, сейсмических, магнитных), радиоактивных излучений, оптоэлектронной и радиолокационной съёмки с перекрытием электромагнитного спектра. В результате полученные сигнатуры позволяют дистанционно определить тактико-технические характеристики глубоко замаскированных объектов.
В сентябре 1989 года Ханссен передал советской разведке информацию об операции «Монополия», о чём уже говорилось выше. Речь идёт о секретной программе ФБР по строительству подземного тоннеля под новым зданием советского посольства в Вашингтоне для установки современной аппаратуры прослушивания, за которую отвечало АНБ.
В 1991 году после распада Советского Союза Ханссен временно свернул свои связи с советской разведкой. Следует сказать, что он никогда не раскрывался перед ней, действуя анонимно под псевдонимами Ramon Garcia, Jim Baker, G. Robertson и «B». Для передачи информации, чаще всего на компьютерных дискетах, и получения инструкций и вознаграждения он использовал только тайниковые операции. При этом места для закладки тайников он выбирал всегда сам. Всего за пятнадцать лет сотрудничества Ханссен передал советской, а затем российской разведке 27 писем и 22 контейнера с информацией.
Как утверждают в ФБР, за всё время работы Ханссена на КГБ и СВР ему заплатили 1,4 млн долларов. 3 марта 1986 года через тайник он направил в Москву письмо, в котором, в частности, писал: «Что касается денег, то мне не требуется больше 100 000 долларов. Я не могу их потратить, сохранить где-нибудь или инвестировать без подозрений в том, что эти деньги получены от торговли наркотиками. Возможно, мне подойдут бриллианты как гарантия будущего моих детей и со временем ваше согласие на посещение вашей страны с лекциями. И в итоге я хотел бы получить от вас план побега. (Ничто не бывает навсегда.)».
Вместе со своей семьёй Ханссен регулярно посещал церковь. Увеселительные заведения он хотя и не отвергал полностью, но называл их «прибежищем греха». В 1990 году он познакомился со стриптизёршей Присциллой Сью Гейли (Priscilla Sue Galey), 1958 года рождения, которая в 1980 году, в возрасте 22 лет, была признана лучшей стриптизёршей своего родного штата Огайо и получила предложение работать в престижном клубе «Золотой банан» в Бостоне.
В 1984 году она переехала в Вашингтон и стала работать в престижных барах, таких как «Арчибальд» на Кей-стрит (K St NW), прямо за Белым домом, а затем в респектабельном «Джоанна-клуб» на М-стрит (M St NW). Там, по её словам, ей в голову пришла идея выходить на сцену не полураздетой, а в строгом деловом костюме. «Я снимала очки, — поведала Присцилла знаменитой американской тележурналистке Барбаре Уолтерс, — встряхивала и освобождала от шпилек волосы, отставляла в сторону портфель и так далее».
Всё это время у Присциллы была масса поклонников, и она была очень довольна жизнью, когда в 1990 году с ней познакомился Ханссен. На одном из шоу он послал ей короткую записку и 10 долларов. В записке было сказано: «Никогда не думал найти такую грациозную и прекрасную женщину в стриптиз-клубе». За этим последовала встреча за ланчем, во время которой Ханссен настолько очаровал Гейли, что она решила дать ему свой телефон. К её изумлению, Ханссен ответил: «Спасибо, я знаю и номер телефона, и адрес», после чего добавил: «Я видел твоё досье. Оно чистое. Я подумал, ты тот человек, который может вернуться к нормальной жизни. Мне захотелось помочь тебе в этом».
И Ханссен не обманул. Уже через пару дней он вручил Присцилле две тысячи долларов на стоматолога, а во время следующей встречи подарил ей дорогое колье. Потом они вместе посещали рестораны, закрытые частные клубы, Национальную галерею искусств, где Ханссен показывал Присцилле свои любимые картины испанских и итальянских мастеров. Они часто обсуждали будущее Присциллы, после того как она перестанет быть стриптизёршей. При этом он ничего от неё не требовал, а когда она делала ему недвусмысленные предложения, вежливо от них отказывался.
В августе 1991 года Ханссен после ужина с Присциллой в шикарном мексиканском ресторане «Хаймалито» сделал ей сказочный подарок. Он протянул ей конверт, в котором лежали несколько стодолларовых купюр, карточка «Американ Экспресс» и ключи от «мерседеса». «В тот вечер, — вспоминала Присцилла, — мои десять миль до дома растянулись до пятидесяти или шестидесяти. Мне хотелось ехать и ехать». Впоследствии агенты ФБР установили, что всего Ханссен потратил на Присциллу Гейли более 100 тыс. долларов. Её сестра утверждала, что в то время у Присциллы не было никаких забот: «Если у неё появлялась проблема, то надо было только поднять телефонную трубку, и всё устраивалось».