Сегодня вас расстреляют», — сказал ему Ролинг на последнем допросе, глядя на кровавую маску, в которую палачи превратили красивое лицо Лягина. И вдруг тот заговорил: «Лучше повесьте на площади, как вешали всех, кто до конца боролся против фашизма». Ролинг даже подпрыгнул от неожиданности: «Скажи, КЭН — ты?! И я помогу тебе!» Но больше ничего не услышал…
Место казни Виктора Александровича Лягина и его товарищей долгое время оставалось неизвестным. Лишь несколько лет назад были рассекречены архивные материалы, из которых выяснилось, что Лягина и Гавриленко перевезли в Греково под Николаевом и там расстреляли.
В «Николаевском центре» осталось около 50 человек, которые некоторое время продолжали борьбу против оккупантов. После разгрома руководящего ядра член комитета Филипп Комков с группой подпольщиков переехал в Херсон, откуда координировал действия подполья на Николаевщине и Херсонщине. После его гибели осенью 1943 года руководящее ядро подполья снова переместилось в Николаев и действовало до освобождения города от оккупантов 28 марта 1944 года. Всего на протяжении 1942–1943 годов были арестованы 97 подпольщиков, из них 46 казнены (в том числе лидеры организации Виктор Лягин, Павел Защук, Фёдор Воробьёв, Филипп Комков, Василий Соколов). 29 подпольщиков были отправлены в концлагеря в Германию.
5 ноября 1944 года Виктору Александровичу Лягину посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. А вот его связной Григорий Гавриленко в ходе начавшегося расследования был объявлен предателем. Именно так он изображен в романе Василия Ардаматского «Грант вызывает Москву». И только спустя 15 лет выяснилось, что Гавриленко стойко перенес все пытки. Посмертно он был награжден орденом Отечественной войны II степени.
В 1947 году в Николаеве состоялся суд над Гансом Ролингом. Тот рассказал о подлинной роли врача Марии Любченко. Их обоих приговорили к высшей мере наказания.
Из всей резидентуры Лягина в живых остались двое: Николай Улезко, заболевший тифом и сброшенный немцами в ров, но выживший, и Пётр Луценко, посланный Лягиным через линию фронта после того, как радист группы подорвал себя и рацию связкой гранат. Оба они присутствовали в городе Сельцо на открытии памятника Лягину 8 мая 1968 года.
Магда с матерью после ареста Корнева долго добивалась освобождения мужа, ходила в гестапо — и в конце концов заболела туберкулезом. Её отправили на лечение в Германию, где она в 1945 году пришла вместе с матерью в советскую комендатуру и сказала, что она жена разведчика Корнева. Их привезли в Москву и поместили в следственную тюрьму по делу «Николаевского центра». В 1952 году Магда скончалась в больнице. И лишь в 1966 году она, как и её мать, была награждена медалями «За боевые заслуги», «Партизану Великой Отечественной войны» и «За освобождение Николаева».
Эмилия Иосифовна надолго пережила свою дочь. Она жила в Караганде, где её в 1966 году навещала дочь Лягина Татьяна Викторовна Есипова.
Сегодня город Николаев — гордость русского судостроения — вновь находится в руках нацистов. Но музыка Вагнера, которую когда-то для немцев исполняла Магда, звучит всё громче. Для кого-то как победный марш, а для кого-то — как холодный ветерок из Вальгаллы.
Белокурая бестия
А перед нами всё цветёт —
За нами всё горит.
Не надо думать! — с нами тот,
Кто всё за нас решит.
Весёлые — не хмурые —
Вернёмся по домам,
Невесты белокурые
Наградой будут нам!
Всё впереди, а ныне
За метром метр
Идут по Украине
Солдаты группы «Центр».
— На «первый-второй» рассчитайсь!
— Первый-второй…
Первый, шаг вперёд — и в рай!
— Первый-второй…
А каждый второй — тоже герой —
В рай попадёт вслед за тобой.
— Первый-второй.
Первый-второй.
Первый-второй…
Среди всех советских разведчиков, действовавших на территории оккупированной Украины, первое место несомненно принадлежит Николаю Кузнецову. Простой деревенский парень из уральского села Зырянка, он смог не просто воплотиться в образе элитного немецкого офицера, получая доступ к весьма чувствительным секретам Третьего рейха, но и направить арийскую волю к власти против самих сверхчеловеков, став грозным неуловимым мстителем в самом логове врага.
Село Зырянка находится в Свердловской области недалеко от Талицы, расположенной на правом берегу живописнейшей реки Пышма. Начиная с XVII века здесь на плодородных землях по границе Урала и Сибири селились казаки, старообрядцы-поморы, и даже переселенцы из Германии. Недалеко от Зырянки находился Моранин хутор, населённый немцами. Согласно одной из легенд, именно в семье немца-колониста и родился Николай Кузнецов — отсюда знание немецкого языка, а также полученный впоследствии оперативный псевдоним Колонист. Беру на себя смелость утверждать, что это не так. Дело в том, что все расположенные здесь в радиусе 2–3 км сёла — Зырянка, Балаир, совхоз Пионер — мне хорошо знакомы, ибо здесь родилась моя бабушка Мария Фёдоровна. Я сам в детстве до школы постоянно бывал здесь летом, ловил с дедом Колей — родным братом бабушки, участником Первой мировой воцны — рыбу в том же пруду, что и маленький Ника Кузнецов.
Мать Ники — Анна Петровна Баженова происходила из семьи старообрядцев. Его отец, Иван Павлович Кузнецов, семь лет прослужил в гренадёрском полку в Москве. Конструкция их дома также говорит в пользу старообрядческого происхождения. Хотя сохранились только эскизы строения, но на них видно, что окон на той стене, что выходит на улицу, нет. А это — отличительный признак именно избы «раскольников». Поэтому вероятнее всего, что и отец Ники тоже из старообрядцев, причем поморов.
Вот что писал о поморах академик Дмитрий Сергеевич Лихачёв: «Они поразили меня своей интеллигентностью, особой народной культурой, культурой народного языка, особой рукописной грамотностью (старообрядцы), этикетом приема гостей, этикетом еды, культурой работы, деликатностью и пр., и пр. Не нахожу слов, чтобы описать мой восторг перед ними. Хуже получилось с крестьянами бывших орловской и тульской губерний: там забитость и неграмотность от крепостного права, нужды. А поморы обладали чувством собственного достоинства».
В материалах 1863 года отмечается крепкое телосложение поморов, статность и приятная наружность, РУСЫЕ волосы, твёрдая поступь. Они развязны в движениях, ловки, сметливы, неустрашимы, опрятны и щеголеваты. В сборнике для чтения в семье и школе «Россия» поморы предстают настоящими русскими людьми, рослыми, плечистыми, железного здоровья, неустрашимыми, привыкшими СМЕЛО СМОТРЕТЬ В ЛИЦО СМЕРТИ.
В 1922–1924 годах Ника учился в пятилетней школе в селе Балаир, что в двух километрах от Зырянки. В любую погоду — в осеннюю распутицу, в дождь и слякоть, метель и стужу шагал он за знаниями, всегда собранный, подтянутый, добродушный, любознательный. Осенью 1924 года отец повёз Нику в Талицу, где в те годы была единственная в районе школа-семилетка. Там и обнаружились его феноменальные лингвистические способности. Ника очень быстро усваивал немецкий язык и этим резко выделялся среди других учеников. Немецкий язык преподавала Нина Алексеевна Автократова, получившая в своё время образование в Швейцарии. Узнав, что преподаватель по труду — бывший военнопленный немец, Николай не упускал случая поговорить с ним, попрактиковаться в языке, почувствовать мелодику нижнепрусского диалекта. Но этого ему казалось мало. Он не раз находил предлог побывать в аптеке, чтобы поговорить с провизором из австрийцев по фамилии Краузе — уже на баварском диалекте.
В 1926 году Николай Кузнецов поступил на агрономическое отделение Тюменского сельскохозяйственного техникума, расположенного в красивом здании, в котором до 1919 года находилось Александровское реальное училище. В нём мой прадед, Прокопий Степанович Опрокиднев, учился вместе с будущим наркомом внешней торговли СССР Леонидом Борисовичем Красиным. Оба они окончили училище с золотыми медалями и их имена находились на доске почёта. В годы Великой Отечественной войны на втором этаже этого здания в аудитории 15 находилось тело Владимира Ильича Ленина, эвакуированное из Москвы.
Через год в связи со смертью отца Николай перевёлся поближе к дому, в Талицкий лесной техникум. Незадолго до его окончания он был отчислен по подозрению в кулацком происхождении. Поработав лесоустроителем в Кудымкаре (Коми-Пермяцкий национальный округ) и поучаствовав в коллективизации, Николай, к тому времени уже свободно говоривший на коми-пермяцком языке, попадает в поле зрения чекистов. В 1932 году он переезжает в Свердловск (ныне Екатеринбург), поступает на заочное отделение Уральского индустриального института (представив справку об окончании техникума) и одновременно работает на Уралмашзаводе, участвуя в оперативной разработке иностранных специалистов, получив оперетивный псевдоним Колонист.
В институте Николай Кузнецов продолжает совершенствоваться в немецком языке: теперь его преподавательницей была Ольга Михайловна Весёлкина, бывшая фрейлина императрицы Александры Фёдоровны, родственница М.Ю. Лермонтова и П.А. Столыпина. Бывшая библиотекарь института рассказывала, что Кузнецов постоянно брал техническую литературу по машиностроению, преимущественно на иностранных языках. А потом она случайно попала на защиту его диплома — которая проходила на немецком языке! Но из аудитории её быстро удалили — как впоследствии изъяли и все документы, свидетельствующие об учёбе Кузнецова в институте.
Методист по краеведческой работе Талицкой районной библиотеки Татьяна Климова приводит свидетельства, что в Свердловске «Николай Иванович занимал отдельную комнату в так называемом доме чекистов по адресу: проспект Ленина, дом 52. Там и сейчас живут только люди из органов». Здесь и произошла встреча, определившая его дальнейшую судьбу — в январе 1939 года он знакомится с Михаилом Ивановичем Журавлёвым, назначенным на должность наркома внутренних дел Коми АССР, и начинает работать его помощником.