Первое знакомство с местом дислокации вызвало самые неприятные ощущения: темнота, сырость, глубокая, удручающая тишина. Лагерь имел вид буквы Т, был соединен обводными дорогами с главной штольней: Нерубайское — Усатово. Вправо по штреку, в узком и длинном забое, были оборудованы каменные нары — спальня. Рядом — склад, еще спальня на двадцать пять человек, другие помещения. Долгое время я не могла преодолеть в себе страха перед катакомбами. Чтобы привыкнуть к ним, я ходила с фонарем по необжитым штольням. Свет пробивал темноту подземелий не дальше чем на пять-шесть метров. Пористые стены поглощали звуки, лишь изредка раздавались неясные шорохи — это срывались с потолка отслоившиеся плитки песчаника».
По воспоминаниям Павла Пустомельника, «мебелью служил камень ракушняк, сверх которого было застелено рулоном линолеума, постельная принадлежность — состояла из простыни и баевого одеяла. Матрацы были набиты морской травой, что предотвращает сырость. Морская трава нам понадобилась и тогда, когда в лагере не стало, что курить».
Для Бадаева была оборудована отдельная комната — «кабинет-забой». В ней из ракушечника устроили кровать, сделали письменный стол и стулья, которые были покрыты линолеумом и красным материалом. Именно там командир давал инструкции разведчикам и встречался со связными, осуществлявшими связь с наземной частью отряда — их так и называли «верховыми». По словам Васина, «в селе Нерубайское, во дворе колхозника Помялковского имелся колодец, к середине которого подходил штрек шахты. В условленные часы бойцы отряда дежурили вблизи колодца и получали в ведре, якобы опускаемом для набора воды, ценнейшие сведения и продукты питания. Или другое: в селе Куяльник жил Василий Иванович Иванов, хата которого имела специальное сообщение с коридором катакомбы. К нему привозили сведения, продукты, боеприпасы из города, за которыми приходили бойцы отряда. За связь с партизанами В.И. Иванов был расстрелян в 1942 году».
Беда подкралась как всегда незаметно. В январе 1942 года спецподразделение румынской контрразведки — «бюро партизанских расследований» арестовало командира наземного отряда Петра Бойко. Он сразу же согласился на сотрудничество, после чего был отпущен. В то же самое время Бадаев, недовольный работой Бойко, решил сам выйти на поверхность и лично проверить деятельность отряда. Со связными Межигурской и Шестаковой он дважды пробирался мимо румынских постов и встречался в городе с руководством «городских» партизан. 8 февраля вместе с Межегурской он в третий раз вышел из катакомб — и не вернулся. 12 февраля на их поиски послали Шестакову, которая также исчезла. Через несколько дней за ними отправился сотрудник внешней разведки Сергей Виноградов, прибывший из Москвы в составе группы «Форт». Ему удалось установить, что 9 февраля Молодцов, Межигурская, Гордиенко и еще двое подпольщиков были арестованы сигуранцей на квартире командира наземного отряда Бойко, а Шестакова была схвачена возле его дома.
Следствием по делу бадаевцев руководил Аргир — начальник «бюро партизанских расследований». На самом деле под этим именем скрывался Николай Васильевич Кочубей, украинец по национальности, который в годы Гражданской войны был разведчиком в деникинской армии. В феврале — марте 1942 года он арестовал весь личный состав наземного отряда, а также несколько проникших в город партизан Клименко и связных. Предатель Бойко лично участвовал в допросах и пытках. Один из двух братьев Милан, которые стойко держались, передал родным белье — на краях носового платка кровью было написано: «Наших Бойко пре». Так оставшиеся на свободе бадаевцы узнали имя провокатора…
В тюрьме сигуранцы партизан подвергали изощренным пыткам, включая электрический стул — но тщетно. 29 мая 1942 года во дворе тюрьмы в присутствии других заключённых Молодцову, Межигурской и Шестаковой зачитали смертный приговор. На предложение подать прошение на имя румынского короля о помиловании Молодцов ответил: «Мы на своей земле и у врага помилования не просим».
Ночью 3 июля 1942 года румынский офицер и два солдата с собакой отконвоировали Владимира Молодцова и Тамару Межигурскую в сторону еврейского кладбища. Они были расстреляны и закопаны в безымянной могиле.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1944 года капитану государственной безопасности Молодцову Владимиру Александровичу посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.
В течение лета 1942 года были казнены Гордиенко, Болонин, Вишневский, братья Миланы и многие другие разведчики. Яше Гордиенко удалось передать письмо родителям, в котором он писал: «Били резиною, опутанной тонкой проволокой… После избиения я стал плохо слышать… Я не боюсь смерти. Я умру, как подобает патриотам Родины… Не забывайте про нас и отомстите провокаторам».
Румыны свирепствовали. Они блокировали район катакомб, заминировали и завалили входы и выходы. К маю здесь воцарился голод. Главной пищей была редкая похлёбка и кипячёная вода. Жизнь становилась на грани смерти, люди медленно передвигались и в большинстве просто лежали, при встрече с трудом узнавая друг друга. Некоторые сходили с ума.
Отряд Клименко принял решение о выходе на поверхность и перебазировании в Савранские леса. В начале июня партизаны группами по 3–9 человек стали выбираться из катакомб. Здесь их уже ждала сигуранца и отправляла в тюрьму, где их встречал Бойко. Последними 16 июля вышли Афанасий Клименко и его брат Иван. 27 июля их арестовали. Афанасий не проявил мужества и сразу согласился стать осведомителем для выявления коммунистов и остатков нелегальной агентурной сети НКВД, для чего ему устроили побег. А вот Ивана, как и многих других, расстреляли.
Однако под землей ещё продолжали держаться чекисты. Одесситы во главе с Кузнецовым расстреляли четверых москвичей по обвинению их в заговоре против него. 28 августа Кузнецов собственноручно расстрелял оперативника Молочного за кражу куска хлеба. После этого последний из москвичей Николай Фёдорович Абрамов в своей записной книжке, позднее найденной в катакомбах, записал: «Бывший начальник третьего особого отдела одесского управления НКВД лейтенант государственной безопасности В.А. Кузнецов был застрелен мною двумя пулями в висок в зале “Зеркальная фабрика” 21 октября 1942 г.».
Радист отряда Евгений Глушков не вынес пребывания под землей, выбрался на поверхность и сдался немецкой полиции. После этого под землей осталось трое: Абрамов, Глущенко и Литвинов. Когда Литвинов сошел с ума и был убит, Глущенко показалось, что Абрамов хочет сдаться полиции. 18 февраля 1943 года Глущенко записал в дневнике: «Он (Абрамов)… склонился над своими бумагами. Я вытащил пистолет и выстрелил ему в затылок».
После освобождения Одессы 10 апреля 1944 года на основе изучения трофейных румынских документов контрразведка «Смерш» выявила и арестовала Антона Федоровича (Бойко), Афанасия Клименко и других изменников Родины. Все они понесли заслуженную кару. Глущенко в апреле 1945 года отправился в катакомбы вместе с сотрудниками НКВД УССР, чтобы собрать оставшееся снаряжение и боеприпасы, и был смертельно ранен разорвавшейся в руках гранатой.
Группа смерти
Я только раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Вряд ли я сильно ошибусь, если назову самой результативной зафронтовой разведчицей периода Великой Отечественной войны Анну Морозову, которая в свои 20 лет в ноябре 1941 года возглавила сещинскую резидентуру разведотдела 10‑й армии Западного фронта (оперативный псевдоним Резеда), действующую против размещённой в поселке Сеща (100 км от Брянска и 40 км от Рославля Смоленской области) крупнейшей авиабазы 2‑го воздушного флота люфтваффе, подчинённого генерал-фельдмаршалу Альберту Кессельрингу (Albert Kesselring). Два года отважная разведчица находилась в самом пекле среди врагов. После того как территория авиабазы была освобождена Красной армией в сентябре 1943 года, Анну Морозову вызвали в Москву и направили в разведшколу ГРУ Генштаба РККА на курсы радистов. Получив позывной Лебедь, она в июле 1944 года в составе разведывательно-диверсионной группы «Джек» 3‑го (диверсионного) отдела Разведуправления 3‑го Белорусского фронта была заброшена в Восточную Пруссию, которая являлась веками создаваемой неприступной крепостью германской нации. Вопреки всем ожиданиям, «группе смерти» удалось продержаться в этом логове нацистов пять месяцев, непрерывно передавая в Центр ценнейшую информацию о частях и укреплениях противника. За это время группа пересекла почти всю Восточную Пруссию. Под самый Новый год 31 декабря 1944 года в районе хутора Нова-Весь в Польше Анна была ранена в бою с карателями и, чтобы не попасть в плен, подорвала себя вместе с окружившими ее эсэсовцами последней гранатой. Таким образом, Герой Советского Союза Анна Афанасьевна Морозова больше трёх лет находилась в тяжелейших условиях в тылу врага, постоянно рискуя жизнью, и в конце своего пути совершила, как и Герой Советского Союза Николай Иванович Кузнецов, подвиг самопожертвования, подорвав себя и врагов гранатой.
Долгие годы о деятельности отважной разведчицы вообще не было известно. Но в 1959 году бывший разведчик войсковой части № 9903 разведотдела штаба Западного фронта (той самой, в которой проходила службу Герой Советского Союза Зоя Космодемьянская), затем командир действовавшей на территории Польши разведгруппы штаба 1‑го Белорусского фронта Овидий Александрович Горчаков, ставший после войны известным писателем, опубликовал в «Комсомольской правде» статью, а в 1960 году в соавторстве с польским писателем Янушем Пшимановским — повесть «Вызываем огонь на себя» о деятельности интернациональной сещинской резидентуры, в которую входили также польские и чешские служащие гарнизона немецкой авиабазы. На основе этой повести был снят первый советский 4‑серийный телесериал «Вызываем огонь на себя» с Людмилой Касаткиной в роли Анны Морозовой. После его всесоюзной премьеры 18 февраля 1965 года ветераны Великой Отечественной войны и общественные организации обратились к советскому руководству с предложением присвоить Анне Морозовой звание Героя Советского Союза. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 мая 1965 года «за особые заслуги, мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками