985 года, пока его сын Доналд не перевёз её в США к месту проживания семьи.
Энтони Блант после своего ухода из МИ-5 был назначен хранителем королевской картинной галереи и советником королевы Великобритании по вопросам искусства. Одновременно он преподавал в Кембридже. В 1951 году советский куратор в Лондоне Юрий Модин предложил Бланту бежать в СССР, от чего тот категорически отказался. В 1956 году всеми уважаемый профессор стал командором Королевского Викторианского ордена (CVO) и получил дворянство с правом титуловаться «сэр Энтони». По делу Филби его допрашивали одиннадцать раз, не добившись никаких результатов. В 1960‑х годах Блант был в дружеских отношениях с Диком Уайтом, главой МИ-5, а затем МИ-6. Они обычно встречали Рождество вместе с Виктором Ротшильдом в доме Ротшильдов в Кембридже. Считается, что Блант не передавал советской разведке документы, компрометирующие королевскую семью. Однако свои обширные связи в британском правительстве он использовал для получения политической информации, которую передавал СССР. В 1963 году МИ-5 узнала о шпионаже Бланта от завербованного им американца Майкла Стрейта. 23 апреля 1964 года в письме в МИ-5 Блант признался в своём сотрудничестве с советской разведкой и назвал среди других завербованных им Джона Кернкросса и Лео Лонга. Об этом сразу же была проинформирована королева Елизавета II. Блант был уверен, что признание останется в тайне. В 1966 году Ноэль Аннан, ректор Королевского колледжа в Кембридже, устроил званый ужин, на котором присутствовали канцлер казначейства, позднее министр внутренних дел Великобритании Рой Дженкинс, он же барон Дженкинс Хиллхэдский, который во время войны служил дешифровальщиком в Блетчли-парке; Энн Флеминг, известная как леди О’Нил и виконтесса Ротермир — вдова Яна Флеминга, автора романов о Джеймсе Бонде; Виктор Ротшильд и его жена Тесс. Ротшильды привезли с собой своего друга и жильца Энтони Бланта. Его признание держалось в тайне до ноября 1979 года, когда премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер сообщила об этом на заседании Палаты общин. После этого королева Елизавета II лишила Бланта рыцарского звания, и вскоре он был отстранён от должности почётного члена Тринити-колледжа в Кембридже. Блант расплакался во время своего признания на телевидении ВВС в возрасте 72 лет. Позднее он утверждал, что подумывал о самоубийстве, но вместо этого обратился к «виски и сосредоточенной работе». 26 марта 1983 года он скончался от сердечного приступа в своём лондонском доме. Согласно завещанию, его прах был развеян над полями Мальборо, где Блант учился в школе.
В июне 1947 года в Лондон на должность пресс-атташе посольства СССР прибыл сотрудник английского отдела 1‑го управления (внешняя разведка) МГБ СССР Юрий Иванович Модин, чтобы стать новым куратором Бёрджесса, Бланта и Кернкросса. В этот период Кернкросс передал Советскому Союзу полный пакет документов создаваемого блока НАТО — состав альянса, его структуру и схему финансирования. В мемуарах 1994 года, которые Модин показал Кернкроссу перед публикацией, он назвал его «своим лучшим агентом». Эти мемуары Модина были опубликованы во Франции под названием Mes Camarades de Cambridge («Мои кембриджские друзья»). В них важным членом «Кембриджской пятёрки» был назван барон Ротшильд. Главный редактор британской газеты The Guardian Алан Расбриджер (Alan Charles Rusbridger) согласился с этой оценкой, что пятым членом агентурной сети был Виктор Ротшильд, товарищ Бёрджесса по Тринити-колледжу. Расбриджер написал в The Guardian: «Юрий Модин… говорит в английском издании своей книги, что Кернкросс был “пятым человеком”. Однако Модин утверждает, что никогда не использовал этот термин, которого нет во французском издании его книги».
После бегства Бёрджесса и Маклейна в СССР при обыске в квартире Бёрджесса был обнаружен футляр от гитары, набитый бумагами. Среди них был найден секретный документ Форин-офис с рукописными заметками без авторства. Экспертиза почерка показала, что заметки принадлежат Джону Кернкроссу. Однако дознаватель МИ-5 Уильям Джеймс Скардон (Jim Skardon), как и в случаях с Кимом Филби и Энтони Блантом, так и не смог привести веских улик. В итоге Кернкрос, получив нарекания за халатность, написал заявление об увольнении с госслужбы.
Поскольку Кернкросс остался без гроша в кармане и без работы, верный Модин дал ему денег на переезд в Чикаго, где Кернкросс начал преподавать романские языки и быстро стал выдающимся экспертом по Мольеру и Паскалю. Но уже в 1964 году после бегства Кима Филби в СССР в Чикаго прибыл Артур Мартин (Arthur S. Martin) для возобновления расследования.
Мартин был главой секции D1 отдела расследований D британской контрразведки MI-5 и вместе с Питером Райтом вёл расследования в отношении Роджера Холлиса (главы МИ-5 с 1956 по 1965 год) и Энтони Бланта. Эти события подробно описаны в Molehunt («Охота на кротов») Найджела Уэста и Spycatcher («Ловец шпионов») Питера Райта. В 1964 году Майкл Стрейт признался Мартину и Федеральному бюро расследований США, что Энтони Блант завербовал его в середине 1930‑х годов, когда оба учились в Кембриджском университете. Джон Кернкросс, на удивление, также признался Мартину, что он был соратником Бланта и что он тоже передавал документы советскому правительству. Мартин назначил встречу с Блантом на 23 апреля 1964 года. На этой встрече Блант признал, что работал на советское правительство. Позже Блант был допрошен Питером Райтом.
Однако, в отличие от других, Кернкроссу так и не было предъявлено обвинений в шпионаже. Преследуемый журналистами, он сам решил написать свои мемуары. В 1995 году он вернулся в Великобританию, но вскоре после приезда скончался от инсульта. По мнению британской разведки, именно данные, переданные Кернкроссом, легли в основу советского Атомного проекта. По свидетельству Юрия Модина, Джон Кернкросс был награждён орденом Красного Знамени за стратегическую информацию о готовящемся немецком наступлении на Курской дуге (операция «Цитадель») во время Великой Отечественной войны.
Ким Филби в 1971 году женился на сотруднице Центрального экономико-математического института (ЦЭМИ) АН СССР Руфине Ивановне Пуховой (1932–2021), работавшей с ним переводчицей.
— Первые два года были трудными, — вспоминает Руфина Ивановна. — Обычно, что делают в таких случаях пьяницы-мужья? Каждый раз обещают: больше никогда ни капли. Я, конечно, пыталась урезонить его, разумеется, когда он был в нормальном состоянии, говорила: «Почему ты так убиваешь себя? Зачем?» Но никогда не угрожала, что брошу его. Он сидел, опустив голову, молчал, не говорил ни слова, никогда не давал мне ни единого обещания. Ни разу не перебивал, всё выслушивал. И в один прекрасный день совершенно неожиданно для меня сказал: «Я должен сделать выбор. Боюсь потерять тебя. Больше этого не повторится». Так и случилось. Но чисто английский режим не изменился: в пять часов tea time, в шесть часов drink time — он разбавлял немного виски или коньяка водой. Обычно следовала вторая такая же разбавленная порция. Он любил повторять: «Нельзя летать на одном крыле». После чего он говорил с улыбкой, протягивая бутылку: «Спрячь». Но в этом уже не было необходимости.
Николай Васильевич Орлов, начальник отдела Управления КГБ по Волгоградской области, вспоминал, как в начале 1970‑х годов Ким Филби посетил Волгоград. «О том, кого мы принимаем, знали только трое — начальник нашего управления генерал-майор Гавриил Моисеевич Волков (впоследствии генерал-лейтенант, председатель КГБ Молдавской ССР. — А.В.), его заместитель Коршунов и я, — рассказывает Николай Васильевич. — Стояла жара, но Филби был одет в строгий английский костюм. Он сошёл на берег со своей женой Руфиной Ивановной и взрослым сыном от первого брака (точнее, от второго брака — Дадли Томас, известный также как Томми. Они с отцом сумели восстановить отношения, и Томми в семидесятых годах пять раз посещал Москву. — А.В.). Филби плохо говорил по-русски и поэтому больше помалкивал, стеснялся коверкать язык. У меня к нему было немало вопросов, но я не знал, удобно ли их задавать. А Ким, оказывается, уже навёл обо мне справки. Он знал, что я в 16 лет был зачислен в полковую разведку 13‑й гвардейской стрелковой дивизии и что 70 раз переходил линию фронта. Мы предложили гостю посетить мемориал — памятник Чекистам. Филби тотчас попросил нашего водителя съездить на рынок и привезти огромную корзину роз. Меня тронуло до глубины души, что, возлагая цветы, Ким что-то тихо проговорил по-английски. Может, это была молитва, не знаю. Но когда он поднял голову, взгляд у него был таким, какой бывает при потере близких людей. Ким знал, что при защите Сталинграда бойцы-чекисты полегли почти поголовно. Он пожал нам руки и тихо сказал, немного заикаясь: “Молодцы, что создали этот памятник. Такого нет больше в мире”. Потом он закурил “Приму”. Я был поражён: бывший шеф английской разведки смолит дешёвые русские сигареты. Он заметил моё удивление и сказал: “Я не хочу выделяться среди советских людей, по сути, я один из вас. Нет в мире табака крепче русского. Он пробирает до печёнок и помогает быстрее взять себя в руки”. Я знал, что за всю свою работу на СССР Филби ни пенса не взял от советской разведки. Он работал, как говорится, за идею, свято веря, что коммунизм победит. Вся агентура, засылаемая в СССР, проходила через него, и в его уникальной памяти откладывались мельчайшие подробности — от внешности и привычек до слабостей агентов. Все они были схвачены».
Кима Филби не стало 11 мая 1988 года. Теперь молодые поколения благодарных граждан России приходят на Кунцевское кладбище Москвы и возлагают цветы на могиле того, кто вместе со своими товарищами по Кембриджу изменил историю ХХ века.
По следу зубра
Молодость моя, Белоруссия,
Песни партизан, сосны да туман.
Песни партизан, алая заря,