«Пётр Миронович очень большое внимание уделял работе правоохранительных органов, — считает генерал-майор Красновский. — Он постоянно вызывал к себе и министра внутренних дел, и начальника минского управления КГБ. А я уже был его заместителем. Поэтому периодически и меня приглашали на эти совещания, на которых Пётр Миронович прямо и без обиняков высказывался по наиболее больным вопросам: “Ребята, у нас начинает появляться организованная преступность. И я прошу вас навести порядок. В противном случае я сам буду вмешиваться”. А это был тот период 70‑х годов, когда Председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов начинал борьбу с коррупцией. То есть Пётр Миронович все время держал руку на пульсе, особенно в работе с МВД и УВД. Я это хорошо знаю, потому что сын начальника УВД Минского горисполкома генерал-майора Пискарёва Виктора Алексеевича (с 1983 года генерал-лейтенанта, начальника ГАИ МВД СССР, с 1984 года министра внутренних дел Белорусской ССР) работал у меня. Генерал Пискарёв был очень жёстким человеком, и Пётр Миронович поддерживал эту жёсткую линию. Ведь по всей стране начались проявления взяточничества, местничества, халатности, появились “цеховики” и оргпреступность. А в Белоруссии этого не было — ни одного крупного дела. Потому что Пётр Миронович интересовался каждую неделю состоянием дел в сфере борьбы с организованной преступностью».
У Брежнева, в ближний круг которого входили Щёлоков и Чурбанов, возглавлявшие всю довольно коррумпированную систему МВД, к Машерову было довольно хорошее отношение. Брежнев часто звонил ему, советовался с ним, общался с ним, приглашал на охоту в Завидово. Но при этом в фаворитах у Брежнева были Узбекистан, Казахстан и Краснодарский край. Особенно Медунов, первый секретарь Краснодарского крайкома партии. Сказывалось и влияние украинской группировки в ЦК КПСС, косо смотревшей на белорусских коллег.
Были в ЦК КПСС и те, кто откровенно не любил Машерова. Ходили слухи, что у Михаила Андреевича Суслова был помощник, который отслеживал все шаги Петра Мироновича, анализировал его выступления, доклады, искал неточности, нестыковки. Глубокие, тщательно продуманные, во многом новационные и смелые взгляды Машерова, его авторитет и популярность в народе вызывали раздражение, а то и недоброжелательность главного идеолога страны, а его советники частенько подчеркивали наиболее нетривиальные, а потому и спорные положения речей Петра Мироновича красным карандашом и клали Суслову на стол.
Почти десять лет добивался Машеров для столицы Белоруссии заслуженного статуса «Города-героя», против чего категорически выступал Подгорный. И только в июне 1974 года появился соответствующий указ. Но вручать Золотую Звезду Брежнев приехал в Минск спустя ещё четыре года.
«После торжественного собрания Брежнев всё время был чем-то недоволен, — вспоминает Красновский. — На праздничном ужине он не выступал, через 15 минут поднялся и уехал на вокзал. Вся элита вынуждена была поехать за ним. На вокзале, ни с кем не прощаясь, в том числе и с Машеровым, он поднялся в вагон и больше не появлялся. Всё руководство Белоруссии в полном составе стояло около получаса, пока поезд не тронулся. Я очень хорошо помню, что подошел к Машерову и спросил его: “Пётр Миронович, как это понимать?” На что он ответил: “Валерий, не забивай голову”.
По своей натуре Машеров был бессребреником. И по этой причине сблизился с Андроповым, с которым они стали единомышленниками. Я помню, как к Машерову первый раз приехал заместитель Андропова, начальник Второго Главка (контрразведка) Григорий Фёдорович Григоренко. Я организовывал их встречу с Машеровым и сопровождал Григория Фёдоровича к Петру Мироновичу. Он зашёл к Машерову и пять часов оттуда не выходил. Они оба прошли войну, Григоренко был сотрудником “Смерш”, мастером радиоигр, поэтому они быстро нашли точки соприкосновения. Григорий Фёдорович был решительным позитивным человеком, который возглавлял контрразведку Советского Союза с 1970 года. И когда он увидел Петра Мироновича в качестве энергичного руководителя, болеющего за свой народ, он был просто очарован. Они стали часто созваниваться. И когда Пётр Миронович бывал в Москве, они обязательно встречались. А если Григоренко приезжал в Минск, мы каждый раз шли к Машерову.
Ситуация была такова, что когда Пётр Миронович явно пошёл на премьера вместо Косыгина, то он потихоньку начал сдавать дела и для этого встречался с людьми. Но когда приезжал Григоренко, помощники вынуждены были отменять эти встречи, потому что никто не знал, когда Григоренко выйдет. Уже позднее в Москве, когда Григорий Фёдорович лежал в больнице и я каждый день бывал у него, он мне рассказал о своих беседах с Петром Мироновичем во всех деталях. Машеров открыл руководителю контрразведки страны целый пласт тайной борьбы с засылаемой в партизанские отряды агентурой абвера, СД, полевой жандармерии и тайной полевой полиции, которая готовилась в различных “школах гестапо” на оккупированной территории Белоруссии. Григоренко говорил о Машерове, что это был “золотой человек”. Необыкновенно коммуникабельный, очень серьёзный, необычайно глубокий. А Григорий Фёдорович редко ошибался в людях.
Что касается Андропова, то Пётр Миронович и Юрий Владимирович нашли друг друга, тем более что их обоих в своё время выдвигал один и тот же человек — Николай Семёнович Патоличев. Они во многом были похожи: интеллигентны, образованы, оба руководили партизанским движением, были комсомольскими вожаками, отличались последовательностью и непримиримостью к любым нарушениям социалистической законности, были безупречны в личном плане и нацелены на укрепление и совершенствование экономического блока в социалистическом государстве. Машерову дали десять дней на переезд в Москву, учитывая возможное противодействие со стороны Щёлокова, который был очень близок к Брежневу. И когда произошла эта катастрофа под Минском 4 октября 1980 года, то мотив возможного теракта связывали именно с этим».
Узнав о случившемся, Григоренко сразу вызвал генерал-майора Удилова: «Немедленно вылетай в Минск, возьми с собой лучших оперативников — надо до мельчайших деталей разобраться в том, что случилось. Лично опроси всех очевидцев и полностью восстанови всю картину происшествия. В первую очередь определи, были ли допущены нарушения действующих приказов и инструкций. Особое внимание обрати на то, на каком расстоянии от охраняемого лица находились машины сопровождения. Все документы технического состояния автомобилей изъять, собрать полные данные на водителя охраняемой машины. Выясни, были ли по маршруту движения задействованы посты милиции Минской области и УКГБ. Розыскной группе проверить водителя, совершившего ДТП, и все его связи. Он сейчас в больнице, надо обеспечить его надежную охрану: вход в палату только с твоей личной санкции, вход по одному запретить даже лечащим врачам. Все шприцы после инъекций изымать и хранить отдельно. Вадим! Действовать надо максимально оперативно и жёстко. Вылетай немедленно и информируй меня о ходе расследования в любое время суток».
Когда поступило экстренное сообщение о ДТП, Красновский двигался в служебной машине по той же трассе, но в противоположном направлении. Он резко развернул машину и прибыл к месту аварии практически одновременно с заместителем начальника УВД Минска — это был Николай Иванович Чергинец. Через два часа из Москвы прилетел генерал-майор Вадим Николаевич Удилов. Он провел короткую встречу с руководством КГБ Белоруссии и затем отправился в УКГБ по Минской области, где был создан штаб по расследованию чрезвычайного происшествия во главе с Валерием Ивановичем Красновским. Весь оперативный состав УКГБ был уже разделен на группы, перед каждой из которых ставились конкретные задачи. Аналитики обрабатывали всю поступающую информацию, уточняли детали. По каждой версии готовили подробные сведения, устанавливались все причастные лица, проводились дополнительные проверки.
Оперативно-следственные действия на трассе были уже закончены и составлен протокол, но все же генерал-майор Удилов решил сам осмотреть участок, где произошла трагедия. Управлял «Чайкой» с номерным знаком 10–09 МИП водитель Евгений Зайцев, который возил Машерова с 1963 года. В свои 60 лет он дорабатывал последний месяц, испытывал проблемы со здоровьем и со зрением, и после 7 ноября собирался уйти на пенсию. Машеров сидел рядом с ним, сзади — офицер охраны майор В.Ф. Чесноков. Вопреки существующим инструкциям, впереди шла не машина ГАИ с соответствующей раскраской и мигалками, а милицейская белая «Волга» номер 01–30 МИК с сигнально-громкоговорящей установкой, но без мигалок. Замыкала колонну спецмашина «Волга» 01–83 МИГ.
При подъезде к повороту на птицефабрику, рядом со Смолевичами, навстречу кортежу двигался МАЗ, которому была дана команда остановиться. Он резко ударил по тормозам и принял вправо, но не съехал полностью на обочину. Водитель ехавшего за ним самосвала ГАЗ-53Б, груженого картошкой, Николай Пустовит, боясь врезаться в МАЗ, повернул влево. Передняя милицейская «Волга», увеличив скорость, пролетела буквально в нескольких метрах от него, а «Чайка» на скорости около 84 км/час врезалась в ГАЗ-53Б, двигавшийся со скоростью 50 км/час. Все находившиеся в «Чайке» погибли, салон «Чайки» засыпало картошкой.
Виновным в ДТП был признан Николай Пустовит. Автомобиль ГАЗ-53Б выехал на встречную полосу и врезался в «Чайку» на правой стороне трассы на расстоянии 1,5–1,8 м от разделительной полосы. Удилов совместно с Красновским подготовили докладную записку на имя заместителя председателя КГБ СССР генерал-лейтенанта Григория Фёдоровича Григоренко. В ней указывалось, что в нарушение установленных норм окраска передней машины сопровождения была светлого цвета, световая сигнализация не соответствовала требованиям ГОСТа. Один из спецавтомобилей сопровождения вообще был удален из кортежа, в силу чего оставшийся сам принимал решение, на каком удалении от охраняемой машины ему находиться. Привязные ремни в «Чайке» были, но ими никто не пристегнулся. В совокупности это были грубейшие нарушения, влекущие за собой уголовную ответственность. Все эти вопросы в соответствии с действующими приказами возлагались на подразделения ГАИ и МВД Белоруссии. Их вина была очевидной, требовала применения жёстких мер и тяжёлым бременем ложилась на авторитет силовых структур всей страны. В то же время многие осознавали, что ожидать каких-то организационно-штатных мер и взысканий вряд ли следовало: министр внутренних дел СССР Щёлоков пользовался особым расположением Брежнева. Более того, министр внутренних дел Белоруссии генерал-лейтенант Геннадий Николаевич Жабицкий через несколько месяцев был представлен к награде — ордену Трудового Красного Знамени.