Григорий Фёдорович Григоренко тяжело переживал уход из жизни Петра Мироновича. Складывалось впечатление, что он потерял одного из самых близких, самых дорогих людей. Находясь в Минске, он всегда приходил на могилу, чтобы поклониться памяти этого выдающегося человека. Машеров для него всегда был великим патриотом, мужественным бойцом, который создавал вокруг себя мир созидания, прогресса, порядочности, культуры и глубокого уважения к человеческому достоинству. В последние годы своей жизни Григоренко часто говорил, что с Машеровым страна могла бы пойти по совсем иному пути.
Говоря об Удилове, Красновский отмечает: «Вадим Николаевич Удилов был моим личным другом, с которым мы близко познакомились в ходе расследования гибели Петра Мироновича Машерова и с тех пор постоянно поддерживали служебные и дружеские отношения. Генерал-майор Удилов был потомственным чекистом, участником Великой Отечественной войны, профессиональным сыщиком и талантливым аналитиком, внесшим немалый вклад в совершенствование контрразведывательного искусства. В жизни это был человек твердых правил и неукоснительной пунктуальности, которые проявлялись даже во время летнего отдыха в Крыму. Ежедневно ровно в полдень он выпивал сто грамм, затем обедал и ложился отдыхать. Ровно в пять вечера мы шли на волейбольную площадку, где нашим с Удиловым партнером по команде обычно был Гений Евгеньевич Агеев. И он, и Удилов отдавались игре со всей страстью, не прощая малейшей небрежности в распасовке или завершении атаки. Мне особенно запомнились наши прогулки на корабле, когда вся команда во главе с капитаном корабля в белой парадной форме выстраивалась и докладывала генералу Удилову о своей готовности. Вадим Николаевич умел отдохнуть, любил рыбалку, прекрасно играл на гитаре, обладал хорошим голосом и пользовался неизменным успехом у женщин».
10 сентября 1981 года приказом КГБ СССР № 00170 на базе Управления «Т» Второго Главка КГБ СССР было образовано новое 4‑е управление КГБ СССР — контрразведывательное обеспечение объектов транспорта и связи. Через некоторое время Председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов поинтересовался у своего заместителя Григория Фёдоровича Григоренко, который курировал контрразведку: «Когда появится начальник железнодорожного отдела?» По штату это был 1‑й отдел 4‑го управления КГБ СССР. Григоренко ответил, что мы хотим взять человека из Минска: «У него железнодорожное образование, начальник управления». Андропов говорит: «Ну давайте». И Валерия Ивановича Красновского вызвали в Москву.
Дальше происходит невероятное. Как рассказывает сам Валерий Иванович: «Я приезжаю и отказываюсь. Конечно, тем самым я поставил Григория Фёдоровича в неловкое положение. Понятно, что он обиделся — хотя и ненадолго. Ведь у меня в Минске всё складывалось замечательно. Я был членом горкома партии, который находился через дорогу от КГБ. А в то время горком, да ещё минский, был важнейшим фактором. Я там знал всех. Все вопросы я решал через заведующего отделом пропаганды Вячеслава Яськова. Он вообще был очень жёстким. Однажды приехал Владимир Высоцкий и решил спеть без ведома Славы — так и уехал ни с чем. Но со мной Слава был милейшим человеком. Бывало, звонит мне и спрашивает: “Валера, как ты считаешь — мы можем с тобой сегодня по рюмке выпить?” Я отвечаю: “Конечно можем”. — “Тогда на старом месте!” Мы выезжаем за город, сворачиваем к даче Сударикова, накрываем на капоте — выпили и разъехались».
Валентин Михайлович Судариков был, как и Валерий Иванович Красновский, заместителем начальника Управления КГБ по Минской области. Первого зама не было — было два заместителя. И когда начальник управления уходил в отпуск, то либо Красновский, либо Судариков исполняли обязанности начальника управления. При этом жена Сударикова была дочерью Председателя Президиума Верховного Совета БССР Ивана Петровича Шамякина — главы высшего органа власти Белоруссии, крупнейшего писателя, автора романов о белорусских партизанах.
«Жена и тёща Сударикова соответственно тоже входили в элиту. Но когда приходили гости, они накрывали стол с бешеной скоростью и очень вкусно. Жена Сударикова преподавала филологию в университете, и я её спрашивал: “Вы не устали?” На что она неизменно отвечала: “Как устали? Ему же это надо”. Тёща была очень хозяйственной и сажала на даче картошку, капусту и другие овощи. А дача у них была сразу на выезде из Минска, метров через пятьсот.
Валентин Михайлович Судариков, с которым у нас были прекрасные отношения, тоже помогал по хозяйству по мере сил. Он вообще был очень душевным человеком. И вот однажды он приглашает меня поехать за грибами. Садимся в машину и едем. Приезжаем в район, который во время войны был партизанской зоной. Подходим к захоронению расстрелянных партизан, обнесённому заборчиком. А сами могилы заросли сорняком. Валентин Михайлович снимает куртку, закатывает рукава и говорит: “Валерий, давай поработаем”. И за полтора часа мы отчистили и привели братские могилы в полный порядок, причём буквально голыми руками.
Потом мы, как и собирались, отправились собирать грибы. Через некоторое время нам встречается женщина с детьми. Она смотрит на Сударикова, и вдруг говорит: “Вы не Валентин Михайлович?” Когда он кивнул, она зовёт своих детей, и они начинают высыпать свои грибы в наши корзины. А грибы хорошие, белые. Ну и поскольку наши корзины уже были с верхом, он и говорит: “Сейчас пойдём к моим родственникам”. Приходим, а там уже стол накрыт человек на двадцать — и это в половине седьмого утра! Народ прямо валом пошёл, и все с поклоном, высказать Валентину Михайловичу своё уважение. Оказалось, что он всех детей из близлежащих деревень устраивал в институт и обо всех заботился. Начались тосты, и Валентину Михайловичу такие дифирамбы пели — закачаешься!
Если у кого какие проблемы — все шли к нему. Тем более, что в Белорусском государственном институте народного хозяйства имени Куйбышева ректором был его друг. Так что все дети селян — бывших партизан — учились в Минске в институте народного хозяйства. Он как-то сюда и тестя привез — Председателя Президиума Верховного Совета. А тот был очень скромный мужик, порядочный, душевный. Настоящий народный интеллигент, как Шолохов. Ну и люди пошли к нему с просьбами. А он по характеру был человек безотказный. Вот с этого и началось. А потом вопрос курировал Валентин Михайлович. Даже трудно передать словами, как к нему селяне относились. Просто на руках носили. Готовы были всё отдать. Такова была тогда у людей тяга к образованию.
Когда мы собрались уезжать, вся деревня понесла нам грибы, соления, помидоры, огурцы — мы еле уложили всё это в багажник и на заднее сиденье. Он уже стал меня за рукав тянуть — мол, поехали: “Если ты будешь всех слушать, то ты до утра не уедешь. Они тебя здесь и напоят, и накормят, и спать уложат. Они очень гостеприимные люди”. И вот когда мы уже собрались ехать, Валентин Михайлович говорит: “Валерий, тут у меня есть ещё один друг. Фамилию его ты знаешь, но в лицо наверняка не видел. Это Ваупшасов”. Мы заезжаем в другую деревню, и минуты через три нам навстречу бежит Герой Советского Союза полковник Станислав Алексеевич Ваупшасов, легендарный чекист и партизанский командир, сотрудник Павла Анатольевича Судоплатова. Они обнимаются, целуются, и Валентин Михайлович знакомит меня с ним. У нас сразу завязался интересный разговор. Ваупшасов как-то сразу расположил к себе, обращался ко мне непринужденно, как к старому знакомому. А он приезжал туда и подолгу там жил. Условия ведь в этих местах сказочные, настоящая лесная сказка. Он стал приглашать нас к себе в дом: “Что мы тут стоим, пойдемте хоть по рюмке выпьем!” Но Валентин Михайлович сослался на то, что у него будут гости, и нам нужно ехать, со всеми подарками. Тогда Ваупшасов говорит: “Подождите!” И несмотря на возраст — а ему было уже за семьдесят — не пошёл, а побежал к калитке. Мы ждём. Буквально минут через пять-семь он бежит, держа в обеих руках по кругу колбасы — это особый деликатес, белорусские хозяйки называют её “белорусская пальцем пиханная сыровяленая колбаса”, или просто “пальцем пханая”, и подаёт нам со словами: “Хлопцы, найдите время, приедте!” Меня еще поразило, что он, несмотря на возраст, шустрый такой был. Роста невысокого, худощавый, голова абсолютно лысая — но очень крепкий. И что самое интересное, на нём были простые спортивные трико, какие тогда носили в СССР, с характерными пузырями на коленках. Валентин Михайлович периодически созванивался с ним и нередко заходил ко мне со словами: “Тебе привет от Ваупшасова! Зовёт в гости”.
Первым секретарём Минского горкома партии был Геннадий Георгиевич Бартошевич — минчанин, 1934 года рождения, работал на Белорусском республиканском радио, на Минском станкостроительном заводе им. Октябрьской революции, был председателем минского горисполкома. И вот Слава ему в уши ввёл, что надо Красновского рекомендовать. А я в тот момент был заместителем начальника управления. Но главное — членом горкома. И решал любой вопрос, абсолютно любой — от самого большого до самого маленького. Я со всеми был в хороших отношениях. Когда проходили Первомайские праздники, День Победы, Ноябрьские праздники, я как замначальника управления всегда отвечал за демонстрацию и парад. А это были важнейшие, в том числе партийные мероприятия. Потом через час после парада собирались секретари райкомов партии — их было девять, десятым был Яськов, я одиннадцатым и двенадцатым Бартошевич. Почти как тайная вечеря. Бартошевич приходит с женой и говорит: “Тоже удумали, встречаться с Красновским. Он вас всех заложит”. А я ему: “Геннадий Георгиевич, не волнуйтесь, кроме Вас никого закладывать не буду”. — “Ну что у тебя за язык!” — а сам меня подкалывает.
Характер у меня был действительно непростой, и я периодически ссорился с большими начальниками. И ссорился не потому, что был занудой, а потому, что был на сто процентов уверен, что я прав. И высказал одному зампреду, который с партийных органов пришёл, а не наоборот, как я. Как сказал один умный мужик: “Инженер может стать чиновником, но чиновник никогда не станет инженером”. Тем более в нашей специфической деятельности, где надо хорошо соображать. А тот зам хоть и был первым, но соображал слабо. Он мне замечание делает, а я ему говорю: “Вы мне неправильно замечание сделали”. Ну и дело дошло до конфликта. Другой зам председателя тоже был весь из себя вальяжный, важный такой, очень любил, чтобы его слушали. А я его не слушал. Тоже конфликт получился. И третий конфликт произошел с начальником отдела кадров. Он когда-то был начальником оперативного управления, а я был у него замом. Потом он ушёл на зампреда по кадрам. Конечно, я ему дерзил, потому что был уверен в том, что делаю. В тот момент председатель выбил в Москве новое управление “Т” КГБ Белоруссии, и меня поставили начальником управления. Я за полгода укомплектовал всё управление, поскольку хорошо знал оперативные кадры. И оно у меня заработало, стало давать хорошие результаты. А там, где результатов не было, я об этом прямо говорил. И все начальники меня не любили. Все зампреды, многие начальники управлений. А ситуация была такова, что надо было говорить правду. Ну и я всегда говорил то, что думаю, ни под кого не подстраиваясь. И на коллегиях, и на совещаниях.